Однажды подводная лодка из дружественной нам страны, построенная ещё в СССР, проходила серьёзный ремонт в России. Когда он подошёл к концу, настало время выхода в море на ходовые испытания.
В течение всего времени пребывания на нашей территории иностранный экипаж взаимодействовал с заводчанами и представителями флота через группу переводчиков. Переговоры по техническим вопросам обеспечивали заводские переводчики, а при решении специфических военно-морских проблем их функции выполнял офицер - старший лейтенант, откомандированный из Разведывательного управления флота.
Заводскими переводчиками были молодые симпатичные девчонки, которые отлично справлялись со своей задачей, хорошо зная и иностранный язык, и технику. Правда, иногда они невольно участвовали в разного рода розыгрышах, когда окружавшие их мужики подшучивали друг над другом.
Как мне рассказывали, однажды две переводчицы обеспечивали работу заводчан на иностранной лодке до позднего вечера и поэтому вынуждены были заночевать прямо на борту. Иностранцы любезно предоставили им отдельную каюту. Препроводив туда девушек и галантно раскланявшись, они внезапно произнесли по-русски шутливо-грубоватое пожелание, которое было в ходу в сугубо мужской среде. Как оказалось, за минуту до этого они поинтересовались у рабочих, как будет на нашем языке “good night” - ну, те их и научили...
В море на лодке этих девушек посылать и не собирались - там функции переводчика должен был исполнять офицер из Разведывательного управления флота, однако буквально за пару недель до начала ходовых испытаний он категорически отказался выходить с иностранцами в море. В Разведывательном управлении старшего лейтенанта заменить оказалось некем: было лето, пора отпусков.
Но разведчики не были бы разведчиками, если бы не нашли выхода из этой ситуации. Они прошлись по спискам офицеров из разных соединений и частей флота, недавно подтверждавших в их управлении квалификацию военного переводчика, и выбрали из них (с запасом) сразу двух подводников: капитан-лейтенанта из другой базы и меня. Командование против моего откомандирования на испытания не возражало, сам я - тем более.
Вышли в море. Я смотрел, как правит службу иностранный экипаж, и не переставал удивляться.
Бросился в глаза целый ряд специфических моментов, в которых их боевая и повседневная организация отличалась от нашей (по-моему, далеко не всегда то, что было нормальным и привычным для них, могло бы оказаться пригодным для нас). Впрочем, описание всех поразивших меня отличий, наверное, было бы интересно лишь специалистам.
Не мог я не порадоваться высокой организации их главного командного пункта. Каждый чётко знал, что и когда он должен докладывать, никто никого не перекрикивал. Доклады не сбивались в кучу, поэтому их содержание начальникам было достаточно легко воспринимать. У нас я встречал такое, увы, не в каждом экипаже, с которыми мне доводилось выходить в море.
Давно уже говорят: «Море любит сильных, а сильные любят поесть». Шутки шутками, а вообще-то на выходе в море всегда очень важно, чем и как кормят людей.
Поначалу я заходил в кают-компанию с интересом и с удовольствием. Радовался возможности открывать для себя всё новые и новые блюда самобытной, неведомой мне, национальной кухни, обильно сдобренные массой пряностей. Правда, очень скоро я по ряду причин уже не мог есть ничего, кроме абсолютно пресного риса, который запивал такой же пресной водой. Та же участь постигла практически всех моих соотечественников, кроме старшего на борту - заместителя командира бригады однотипных с этой подводных лодок. Он достаточно долго жил в Баку и к острой восточной пище был смолоду привычен.
Раз уж я начал писать о питании, упомяну о чае и кофе.
Ежедневно, дважды за время вахты каждой боевой смены, по всей лодке из носа в корму проходил матрос-сверхсрочник с двумя термосами и набором разовых стаканов. Все желающие могли на свой выбор выпить либо чаю, либо кофе. Это и взбадривало, и повышало настроение. Я был поражён, когда узнал, что этот матрос - кок, вестовой и рабочий по камбузу в одном лице! Удивительно, как он в одиночку справлялся со всеми этими обязанностями? Когда же, интересно, этот парень успевал поспать? И ведь ему хватило сил на все тринадцать суток нашего выхода...
На борту, кроме заводчан и экипажа, была ещё и российская «сборная по подводному плаванию» - у иностранного командира подводной лодки, а также почти у всех командиров боевых частей и у двух старшин команд были дублёры, прикомандированные из экипажей наших подводных лодок. Российский командир и его иностранный коллега прекрасно понимали друг друга даже без переводчика: оба они, как и замкомбриг, учились в Баку. Между всеми коллегами из обеих стран были хорошие, дружеские отношения. Правда, несколько раз за время испытаний возникали досадные недоразумения.
На лодку по окончании ремонта была загружена аккумуляторная батарея иностранного производства. Наши подводники очень хотели ознакомиться с особенностями устройства и характеристиками зарубежных аккумуляторов, но не получили разрешения даже поглядеть на них: мол, у русского брата есть секреты от нас - вот и у нас есть секреты от русского брата...
При работе все аккумуляторы - даже такие, как у мобильного телефона - нагреваются, поэтому на лодке есть специальная система водяного охлаждения, где используется забортная вода. Перед выходом лодки в море многоопытные заводчане лишь слегка приоткрыли клапаны этой системы - вода у нас в морях очень холодная!
Иностранцы заподозрили подвох и открыли их полностью, несмотря на возражения наших специалистов. Из-за этого на выходе в море все трубы и трубки системы охлаждения начали обильно отпотевать. Капли воды с них попадали и туда, где всегда должно быть сухо. Из-за этого через пару дней в основной силовой сети корабля появился «ноль» сопротивления изоляции - то есть в каком-то месте электрическая изоляция практически перестала работать, а значит, возникла реальная угроза пожара.
На наших лодках в таких случаях поиском злополучного «нуля» в аварийном порядке занимается весь экипаж - а у них этого сделано не было. Наши электрики пытались поднять шум, просили, чтобы их допустили-таки в аккумуляторную яму, где явно и возник этот «ноль» - но иностранцы дали им такое разрешение лишь через два дня, когда убедились, что своими силами найти и устранить неисправность не могут. Наши специалисты справились буквально за полтора часа. И стоило нам всем в течение двух суток испытывать судьбу и ждать, где и когда полыхнёт...
Следующая реальная угроза кораблю и всем людям на борту возникла ещё через несколько дней, когда по программе испытаний оказались совмещёнными совсем несовместимые элементы. При их выполнении лодка из надводного положения вполне могла нырнуть под воду с открытыми забортными отверстиями. Мы заблаговременно обнаружили эту угрозу и обратили на неё внимание иностранного командира и его механика, но они долго нам не верили (снова заподозрив какой-то подвох). Лишь после длительных разъяснений (с экскурсом в теорию подводной лодки и историю тяжёлых аварий на нашем флоте) был достигнут компромисс - мы договорились делать так, как подсказывали опыт и здравый смысл, а не бумага. Но...
Наступил новый день испытаний. Лодка шла в надводном положении. На мостик поднялся наш командир, следом за ним пошёл его коллега. Смотрю - он на несколько секунд задержался в центральном посту и что-то тихонько сказал своим людям. Я поглядел, что они начали делать, и не поверил своим глазам - все наши договорённости были нарушены, зато в точности выполнялась программа!
Не имея полномочий командовать чужими людьми, я выскочил на мостик и доложил о замеченном нашему командиру. Тут уже было не до дипломатии - счёт, похоже, шёл на секунды. Командир обматерил своего иностранного коллегу, и тот отменил свои приказания, но очень сильно обиделся. Сносно владея русским языком, он, тем не менее, до самого последнего дня выхода общался с нашим командиром исключительно через переводчиков, немилосердно придираясь при этом к качеству перевода...
В очередной раз угроза лодке и всем нам пришла со стороны человека самой гуманной профессии - корабельного врача, который в иностранном экипаже был по совместительству ещё и химиком.
На борту лодки людей тогда было, в общей сложности, почти втрое больше штатной численности экипажа. Понятно, что в подводном положении от нашего дыхания очень быстро возросла концентрация углекислоты. Врач-химик обнаружил это и решил задействовать систему химической регенерации воздуха, как и было записано в его функциональных обязанностях. Начать он решил с дизельного отсека.
Наши подводники никогда не снаряжают регенеративные установки в дизельном отсеке - он для этого слишком опасен, там практически всегда есть подтёки и следы топлива и масла. Регенеративное вещество химически чрезвычайно активно и контакта с нефтепродуктами не терпит - будет взрыв и пожар. Поэтому наши дизелисты передают, когда надо, свои регенеративные установки в соседние отсеки, где чище и суше. Там их очень аккуратно снаряжают на специальных чистых ковриках, надев на руки резиновые перчатки, а потом возвращают назад.
Но иностранный специалист, видимо, не был должным образом подготовлен к практической работе с системой химической регенерации и разом нарушил все меры безопасности...
Хорошо, что в решающий момент мимо него проходил наш старшина команды трюмных. Увидев, что творится, мичман выхватил из рук у врача уже вскрытую жестянку с пластинами регенеративного вещества и высыпал её содержимое в таз с пресной водой, припасённой кем-то из экипажа. Послышалось короткое громкое шипение, взлетело облачко пара - и опасные желтоватые пластины превратились в мокрую грязно-серую кучу...
Я отмечал высокую, в целом, организацию службы иностранного экипажа. Но слишком уж долго они простояли в ремонте, а морякам без моря долго нельзя - теряются важные навыки.
Однажды после всплытия, когда иностранный командир начал подниматься наверх, их механик начал манипулировать с корабельной системой вентиляции и отдал такое приказание, после выполнения которого из-за разности давлений в лодке и в атмосфере командир оказался бы выстреленным вверх, как ракета. Бдительный замкомбриг вмешался - грубо, но своевременно.
А при очередном погружении они чуть не забыли на мостике своего человека... Пытались это скрыть, но разве такое скроешь?..
Тем не менее, испытания закончились вполне благополучно. Самое главное - все вернулись живыми. Завод привёл в порядок механизмы, по котором в море были замечания, и через несколько недель экипаж вернулся в свою страну на отремонтированной лодке.
Мне приятно, что в этом была и какая-то моя заслуга. Пусть даже совсем микроскопическая.
Как я в карауле был
Интересная штука - человеческая память! Чаще всего, она хранит лишь важнейшие и главнейшие события, постепенно стирая второстепенные детали. А иногда бывает и наоборот - что-то серьёзное забывается, зато что-то незначительное сохраняется в памяти надолго и до мельчайших подробностей - например, чьи-то слова (и даже интонации), мимика, жесты… Или даже цвета, звуки и запахи…
В училище на старших курсах моим непосредственным начальником, командиром отделения, был мой друг Валера Соколов. После выпуска мы с ним попали в одну и ту же базу, родную для Валеры - в Западную Лицу. Там жили его родители - Геннадий Иванович и Екатерина Андреевна - и младшая сестра Оля. Я не раз бывал у Соколовых в гостях и с большим теплом вспоминаю этих прекрасных людей.
Потом судьба разбросала нас по разным городам, и мы с Валерой начали видеться более или менее регулярно лишь после окончания нашей службы и увольнения в запас.
Сколько воспоминаний всплывает каждый раз, когда встречаются однокашники! Бывало, я рассказывал такое, о чём не помнил Валера, и тогда он удивлялся, как мог это забыть. А пару раз Валера мне напоминал о событиях, которые почему-то начисто стёрлись из моей памяти…
Вот одно из них - случилось это в карауле. Костя Данилов, старшина нашего класса, был тогда начальником караула, Валера Соколов - разводящим, а я - караульным поста № 1, то есть, охранял Знамя училища.
Мы отстояли очередные два часа, пришла смена. Я сдал свой пост, и мы во главе с разводящим двинулись дальше, на Клубный двор. Там мучился наш одноклассник Саша, замёрзший уже почти до состояния ледышки. Выставив, вместо него, нового часового, мы развернулись и пошли назад. Лишь только мы поднялись на третий этаж и вошли в узкий коридор, как на углу возле кафедры минного оружия сверкнула вспышка и раздался громкий хлопок.
Что это? Выстрел? Нападение с целью завладения оружием, о возможности которого нам столько раз говорили?!
Но Валера оправдал свою фамилию: своим соколиным взором он мгновенно разглядел, что никто на нас не нападает - просто произошло короткое замыкание в электрическом щите освещения. По этой причине, наш разводящий и сам «бряцать оружием» не стал, и нам никаких приказаний не отдал.
А вот я, оказывается, в тот же миг безо всякой команды рухнул на паркет, развернувшись лицом в сторону вспышки, и изготовился к стрельбе «из положения лёжа». Видимо, сработала давняя внутренняя установка - ведь не зря же нам несколько лет подряд внушали правило: «в карауле - как на войне».
Валере пришлось наступить ботинком на ствол моего верного АК, чтобы я сгоряча не открыл огонь. Это мгновенно охладило мой боевой пыл и отрезвило меня. Я смущённо встал на ноги и привёл свой автомат в исходное положение.
Мы приблизились к щиту, который всё ещё слегка дымился, помянули, без особой злобы, предков и создателей злополучного агрегата и уже собирались идти дальше, но внезапно обнаружили, что наши ряды поредели. Куда-то пропал Сашка. Мы вернулись назад - и увидели, что наш товарищ стоит между двойными дверями, ведущими с лестницы на этаж. Стоит и - во даёт!!! - спит, непонятно как сумев протиснуться в неимоверно узкое пространство прямо в караульном тулупе.
Оказывается, когда громыхнуло, он рефлекторно шарахнулся в «междверное пространство». Вслед за первым хлопком никаких звуков боя не последовало - и наш измученный, замёрзший приятель, осознавший, за доли секунды, что его огневая поддержка нам в данный момент не нужна, без промедления отключился…
Растормошив Сашу, мы пошли в «караулку». По дороге, когда эмоции улеглись, выяснилось, что в результате происшествия всё-таки есть «пострадавшие». Оказалась безнадёжно испорченной моя образцово-показательная «форма № 3 первого срока», вызывавшая кое у кого ярость тем, что она была слишком уж, ну просто до неприличия, «уставной». Жирная мастика, щедро нанесённая на паркет, при моей «посадке на брюхо» основательно впиталась в ткань. Все мои попытки убрать безобразные пятна с брюк и фланелевки оказались безуспешными.
Валера доложил о происшествии (взрыве электрощита и фактической гибели моей замечательной «формы № 3») по команде - с юмором и даже с небольшой долей ехидства (хотя он вообще-то душевный человек).
Теперь мой друг шутит, что именно моя запятнанная форма на фоне незапятнанной репутации поневоле стала прообразом той камуфляжой одежды, в которую, спустя много лет, переодели наших военных...
Я милого узнаю по походке
Расщедрилось обычно скупое заполярное лето…Третий день подряд незакатное солнце не пряталось за тучами и немилосердно палило - температура приближалась аж к плюс двадцати трём градусам по Цельсию.
Благодать! От золотившейся под солнцем морской воды тянуло свежестью и йодистым запахом водорослей. Лениво колыхались невысокие волны, над которыми горланили прожорливые чайки, высматривающие себе добычу. Чёрные атомные лодки, стоящие у пирсов, казались какими-то фантастическими хищными существами, которые под ласковыми лучами расслабленно вытянулись во всю свою длину и чуть заметно улыбались дугами обтекателей гидроакустических антенн.
Одурманивающе пахла тундра, мягко пружинил под ногами ягель. Пели звонкими голосами какие-то мелкие симпатичные птички. Манила к себе нереально чистая и прозрачная вода многочисленных озёр - больших и совсем маленьких. По их берегам росла морошка и кланялись под лёгким ветерком белые метёлочки пушицы. Кое-где виднелись тёмно-красные капельки прошлогодней брусники, дожившей до нового лета - у неё такой незабываемый вкус!
Когда-то здесь полз древний ледник, который притащил с собой громадные валуны и по пути обкатал их точно так же, как волна скругляет гальку. А теперь многотонные камни, сокрушавшие при своём движении всё, что попадалось у них на пути, стояли неподвижно и величаво - мирные и спокойные. Эти валуны, украшенные узорами лишайника и покрытые трещинами, чем-то напоминали старые танки, оставшиеся на месте своего последнего боя...
Курсанты из нескольких высших военно-морских училищ, проходившие практику на флотилии атомных подводных лодок Северного флота, высыпали в сопки, окружавшие бухту.
Только-только закончился завтрак - совсем не такой скудный, как в родных училищах, а по-флотски обильный. Один творог с мёдом чего стоил, не говоря уже о «птюхе» - специфическом лакомстве. Её делали из большого (почти с четверть буханки!) куска хлеба по особой секретной технологии, которой любознательных курсантов обучили матросы-подводники. День начинался замечательно!
Погода благоволила, просто глупо было бы этим не воспользоваться, и курсанты решили позагорать.
У ребят было отличное настроение, они любовались природой и мечтали - каждый о своём. Ну разве не прекрасно жить на этом свете?
Ничто не нарушало утреннюю идиллию. Но вот внезапно откуда-то со стороны моря послышался рёв мощных моторов. Звук усиливался, и вскоре в бухту лихо влетел какой-то быстроходный кораблик. Кто-то из курсантов восхищённо воскликнул: «Торпедный катер!» Вот только ни торпедных аппаратов, ни пулемётов разглядеть на нём не удалось: их уже не было. Теперь это был разъездной катер адмирала, командующего флотилией, возвращавшегося с совещания из Североморска. Вот моторы зазвучали тише, опал высокий пенный бурун за кормой - пирс был уже совсем близко.
Адмирал с борта своего катера увидел отдыхающих курсантов и начал вполголоса материться.
Налицо было и массовое нарушение формы одежды, и нарушение распорядка дня (как раз в эти часы всем положено было заниматься боевой подготовкой!) Кроме того, несколько красочных фраз адмирал произнёс по поводу того, что эти балбесы безмятежно валялись на голых скалах, как где-нибудь на крымском пляже. Типичная ошибка, которую на Севере делают только новички и дураки. Нельзя лежать на камне! Даже в хорошую погоду гранит, который кажется нагретым, не может отдавать своего тепла, зато быстро вытягивает тепло из человеческого тела.
Новую серию адмиральских ругательств вызвала группа, ринувшаяся в небольшое озерцо. Парни быстро окунулись и вылетели обратно со смехом и громкими воплями. Р-раздолбаи!!! Их же должны были проинструктировать, что командующий Северным флотом своим приказом запретил купание во всех водоёмах Кольского полуострова! Сколько людей утонуло в их обманчивой воде (особенно по пьяному делу!) Правда, эти бездельники, устроившие на берегу лежбище, похоже, пока ещё трезвые...
Возле штаба флотилии адмирал вылез из своей машины, которая привезла его с пирса, и увидел капитана 2 ранга, начальника курса из училища подводного плавания. Он исполнял обязанности руководителя практики у своих курсантов. Эх, как некстати он попался на глаза командующему флотилии...
Ответив на приветствие капитана 2 ранга, адмирал с ходу начал разнос:
- Так, товарищ руководитель, что за …..? Вы что, вместе со своими курсантами думаете, ….., что в санаторий приехали? Для вас что, .. …, недельный распорядок дня флотилии не документ, …..? Сегодня день боевой подготовки, и все ваши …...... должны быть на занятиях по специальности, а они на сопках колбасятся, ….., как в Ялте! Вон, смотрите! - и адмирал энергично махнул рукой в сторону берега, где виднелись оголённые телеса.
Руководитель практики, прищурившись, поглядел в указанном направлении и ответил:
- Товарищ адмирал, там моих курсантов нет!
- А вы что, лица на таком расстоянии без бинокля разглядели?! Или вы по фигуре своих отличаете?
- Никак нет! На этих надеты чёрные трусы, а мои курсанты таких не носят - они признают только цветные!..
Предыдущая часть:
Продолжение: