Он сказал - командировка. А я увидела сторис: море, женщина и его смех. И поехала. Без скандала. Просто посмотреть в глаза…
Я сидела на полу посреди кухни и мыла плитку за холодильником. От злости. От обиды. От бессилия. Вода в тазике давно остыла, губка уже не пенится, а руки дрожат. Тряпка выскальзывает из рук, потому что я вытираю глаза быстрее, чем кафель. Просто он мне сказал - «в командировку». На пять дней. С документами помочь, проект закрыть, там аврал, форс-мажор, ну ты же понимаешь. А я, конечно, понимаю. Всегда понимала.
Понимала, когда он не отвечал ночью, потому что «разрядился», когда приходил после ужина - потому что «не было времени», когда молчал неделями - потому что «устал». А теперь я понимаю, что больше не хочу быть удобной. Только поздно, кажется.
Я узнала всё случайно. Даже не искала. Просто открыла ленту, полистать новости. И тут - сторис. Светло-синее море, бокал с вином, женская рука с кольцом на бокале. И смех. Его смех. Я бы ни с чем не спутала. Он хрипит в конце, когда смеётся. Я тринадцать лет этот смех слушала. Тринадцать лет.
Я не стала смотреть всё. Зачем? Этого достаточно. Я только положила телефон на стол и пошла отодвигать холодильник. Мама всегда говорила, что когда жизнь рушится - начни с уборки. Я не верю в приметы, но в тот момент мне нужно было что-то делать. Хоть что-то, чтобы не заорать.
Мама умерла пять лет назад, а я до сих пор разговариваю с ней про себя. Мама, он мне соврал. Он не в Туле. Он не на стройке. Он на море. С бабой. И с вином. А я тут, с тазиком.
- Мам, - шепчу в пустую кухню, - ты бы сказала, что дура. Что терплю. А я бы, как всегда, буркнула, что сама знаю. Но не знаю, мам.
Коля ушёл утром. Сын. В школу. В семь пятнадцать вышел, как всегда. Завтракал, ковыряя вилкой омлет и уставившись в телефон. «Ма, а папа точно в командировке?» - спросил он. Я кивнула, с трудом сглотнув ком в горле. А сама уже видела - море, женщина, вино. Просто Коля не знал, что я знаю. И не должен знать. Он вообще не должен страдать из-за нашего дерьма. Это не его история.
Я встала с пола, выпрямилась, мокрая тряпка шлёпнулась в таз, и я села на табурет, будто после марафона. А потом просто сидела. Долго. Минут тридцать. В полной тишине. С кухни был виден балкон. Март, но снег ещё не растаял. Грязный такой, с сединой, как отросшие корни. Как мои волосы. Я давно не была у парикмахера. Нет времени, нет желания. А может, нет смысла.
Позвонила Лариса. Подруга. Сказала, что сегодня задержится, клиенты сдвинулись. Мы работаем вместе. Вернее, она хозяйка, я - в помощницах. Салон небольшой, в спальном районе, но клиентов хватает. Маникюр, брови, восковая эпиляция. Иногда кажется, что мы знаем о людях больше, чем их мужья. Потому что пока мы красим ресницы, клиентки сливают нам душу.
- Ну что, Юлька, - сказала Лариса, когда я всё же пришла, - ты как тень. Чего случилось?
Я вздохнула. У нас был код. «Ничего». Значит, всё плохо.
- Командировка, - коротко сказала я.
- И что?
- А в сторис - море, женщина и вино.
Лариса выругалась. Громко. Смачно. Даже клиентка в кабинке вздрогнула.
- Дурак, - сказала она, - последняя сволочь. Урод. Сколько вы вместе?
- Тринадцать лет. - я сняла куртку, повесила её на вешалку. - Ты знаешь.
- А он знал, что ты в Инстаграме сидишь?
- Думаю, забыл.
- Ну и хорошо. Пусть знает, что спалился.
Я хотела плакать, но не могла. Всё внутри сжалось до крошечного комка. Как в морозильной камере. Он не просто предал. Он выбрал это сделать вот так. На виду. Даже не удосужился спрятать.
- Может, он просто там с кем-то отдыхает? Не факт, что это серьёзно, - осторожно сказала Лариса, - может, корпоратив, может, подставили.
- Вино и женская рука с кольцом? И его смех? Нет, Лар, не подставили.
- Будешь ему звонить?
- Зачем?
Она кивнула. Поняла. Мы не из тех, кто устраивает истерики по телефону. Мы молчим. А потом бьём по самой больной точке. Если решаем бить.
Рабочий день прошёл как в тумане. Я сделала четыре пары бровей, две эпиляции и одну чистку. Последняя клиентка рассказала, что муж её бывшей подруги слил компромат в общий чат выпускников, и теперь там все обсуждают, какая она шлюха. Я слушала, кивала, мазала лоб пенкой. А про себя думала: а что, если бы и я вот так - в чат?
Вернулась домой ближе к восьми. Коля уже был дома. Разогрел себе макароны, сам сделал уроки, сам всё вымыл. Смотрел мультики. Такой большой, мой мальчик.
- Мам, а ты чего такая уставшая?
Я только улыбнулась.
- Всё нормально, Колюш. Просто работы много.
Он подошёл, обнял. Его руки - тёплые. Детские. Но уже сильные. Он вырастет хорошим. Я сделаю всё, чтобы не повторил отцовскую судьбу.
Ночью не спала. Лежала, уставившись в потолок, и думала: а была ли я счастлива? Или просто удобно устроилась? Тарелка - чистая. Ребёнок - накормлен. Супруг - рядом. И как будто бы всё хорошо. А потом - бах. И ты уже одна, и руки дрожат, и дыхание не в такт.
На утро я приняла решение. Без истерик. Без скандала. Я поеду туда. Узнаю, где он. Посмотрю в глаза. Хватит гадать.
Нашла в сторис название отеля. Курортный посёлок, три с половиной часа на поезде. Купила билет. Лариса обещала посидеть с Колей. Сказала, чтобы я всё узнала и сделала выводы.
Поезд был полупустой. Я сидела у окна, прижавшись лбом к стеклу. За окном проплывали поля, села, обледенелые остановки. Я вспоминала, как мы с ним впервые поехали на юг - ещё до рождения Коли. Он читал мне вслух из книжки, целовал в висок, покупал чай у проводницы. Тогда казалось, что всё получится.
Доехала, нашла отель. Красивый, с колоннами. Поднялась на второй этаж. Сердце стучало так, будто хотело выпрыгнуть. Я не знала, что скажу. Не знала, что увижу.
Он открыл сам. В полотенце. Волосы мокрые. На губах - отпечаток губной помады.
- Юля?.. - ошарашенно выдохнул он.
- Привет, - сказала я. - Командировка?
Он молчал. Где-то за его спиной послышался женский голос: «Кто там, Зай?»
Я не дождалась ответа. Развернулась и ушла.
На вокзале я купила себе кофе и села на лавку. Руки не дрожали. Я даже улыбалась. Как будто выдохнула. Вот и всё. Конец. Без истерик. Без слёз. Без сцен.
Вернулась домой, сварила борщ. С Колей играли в «Монополию», а вечером смотрели старый советский фильм. Он смешной, с глупыми прическами и картонными декорациями. Но в нём люди верят друг другу. И держат слово.
Я не знаю, как дальше жить. Не знаю, как объяснить сыну, что папа - предатель. Не знаю, как снова влюбиться. И надо ли. Но я точно знаю одно: теперь мне нужно быть сильной. Ради себя. Ради сына. Ради того, чтобы больше никогда не сидеть с тазиком за холодильником, пока кто-то пьёт вино в сторис с другой.
А вы бы смогли простить? Или тоже поехали бы посмотреть в глаза?
💬 Если вам близка тема – подпишитесь. Здесь честно о боли, изменах и перерождении.
Так же рекомендую к прочтению: