— Ты за кредит еще не платила, — пригвоздил Геннадий жену утренним уколом.
— Какой кредит? — Тома едва не выплюнула кусок бутерброда.
— Ну, Томочка, я же говорил. Помнишь, денег не хватало? Взял кредит, пустяковый, всего-то пятьдесят тысяч.
— И куда же ты дел эти пятьдесят тысяч? — В голосе Томы сквозило нарастающее раздражение.
— Да по мелочи… Маме помочь надо было, у нее там проводку на даче меняли, ну и продукты…
— Продукты? Ты издеваешься? Продукты покупаю я, каждую неделю заказываю. Какие такие продукты понадобились тебе? — Тома с трудом сдержала крик. — Твой кредит, ты и плати.
Швырнув недоеденный бутерброд на стол, она вылетела из квартиры, словно пробка из бутылки, с грохотом хлопнув дверью. Кредит для маменьки за счет жены? Возмутительно!
— Да она меня вообще не слышит! — жаловался Гена матери, которая наведывалась к нему ежедневно, словно солнечные часы, отмеряя его жизнь. — Сегодня, представляешь, скандал закатила на пустом месте. А я ведь ничего такого не сделал, просто маме помочь хотел. Я же мужчина, в конце концов, должен заботиться о родителях. А она мне не дает почувствовать себя настоящим сыном, понимаешь?
— Эх, говорила я тебе сразу, держи Томку в ежовых рукавицах, — ворчала мать, усаживаясь за стол. — Не переживай, тебе нельзя расстраиваться, голова заболит. Лучше чайку попьем с вареньем малиновым. Осталось еще оно? Что-что, а варенье у твоей Томки отменное.
— Конечно, есть, мама. Я тебе еще баночку с собой дам.
Тома вернулась с работы поздно. Геннадий ждал ее у порога, скрестив руки на груди.
— Где это ты пропадала, позволь узнать?
— Если ты не в курсе, нормальные люди работают. Или маменька тебе об этом не рассказала? Она ведь у нас сегодня была, да? — Тома прошла на кухню, чтобы убрать продукты, и сразу поняла, что свекровь похозяйничала здесь всласть.
Холодильник оскудел. Полукопченой колбасы, которую Геннадий терпеть не мог, как и не бывало. Пять банок малинового варенья, сваренного Томой с мамой летом, исчезли, словно их и не было. Даже молоко в коробке, с долгим сроком хранения, испарилось, а вместе с ним и чай со смородиной, и банка меда, в которую Тома наливала его, пропала без следа.
— Да, была. Она моя мать, и имеет полное право гостить здесь сколько душе угодно.
— Да поняла я, можешь не распинаться. Только скажи на милость, почему ты таскаешь продукты из нашего дома своей матери? Сколько можно-то, Ген? — Тома не выдержала, словно лопнула натянутая струна.
День и без того вымотал до нитки, а в холодильнике опять гулял ветер, хотя она только несколько дней назад забила его под завязку. По ее расчетам, запасов должно было хватить на неделю, но великодушный Гена, сам палец о палец не ударив, каждый день отщипывал по кусочку и относил маменьке.
— Я не подписывалась содержать твою мать! Мне тебя на шее хватает!
— Ах, ты, видимо, запамятовала, как моя мать, как ты изволила выразиться, нас выручала? Забыла, как мы эту квартиру получили только благодаря ей? И ничего страшного не случится, если я дам ей немного колбасы!
— На эту квартиру я горбатилась восемь лет, без отпусков и выходных! Пока ты себя искал! И, заметь, так и не нашел! И на колбасу, между прочим, тоже я зарабатываю!
— Я не смог себя найти только из-за тебя! Всю душу в семью вкладывал!
— Правильно, голубчик, а мне, видимо, нужно было тоже в семью вкладываться и сидеть на шее у твоей мамы!
Тома, не в силах больше сдерживаться, хлопнула дверью ванной комнаты и разрыдалась. А Гена, будто и не понимая, что стало причиной этого взрыва, как ни в чем не бывало, уселся перед телевизором. В конце концов, они всегда так жили.
Гена и Тома расписались десять лет назад. Полюбила она его за красивые речи, за пылкие признания, за сказки о безоблачном будущем, где он будет носить ее на руках всю жизнь…
Свадьбу решили не устраивать, гостей не звали. "Счастье-то не в шумном празднике, а в двух любящих сердцах", – убеждал Гена.
Тома тогда только начинала свою карьеру, а у Гены никогда и не было постоянной работы. Он пытался, первое время перебивался случайными заработками, но все у него шло наперекосяк. Устроился на стройку – недосмотрел за инструментом, высчитали из зарплаты. Потом теплицы собирал – одну умудрился разнести вдребезги, снова долги.
— Да сколько можно?! Руки-то у тебя откуда растут? Неужели так сложно работать, как нормальные люди? — гремел голос Томы, полный отчаяния и раздражения.
— Том, ну не знаю я, как так получается… Там долг висит, сказали, чтоб больше на работу не приходил, — виновато оправдывался Гена, потупив взгляд.
Зинаида Петровна, видя, как рушится семья сына, решила вмешаться. Не хотелось ей снова тащить на себе великовозрастного балбеса. Предложила купить квартиру: половину суммы внесла сама, а на вторую половину оформила ипотеку на Тому. Восемь лет та выплачивала кредит, мечтая о глотке свежего воздуха. Думала, вот
В выплатит ипотеку, вздохнет спокойно, может, съездит куда-нибудь отдохнуть, о детях подумают – ведь не молодые уже. Тома мечтала о ребенке, а лучше – о двух или даже трех.
Но не тут-то было. Муж все эти годы так и не смог найти себе нормальную работу.
— Уйду в декрет, на что жить будем? — плакала Тома, устав от беспросветности.
Гена лишь отмахивался. Какие дети? Им и так неплохо живется, его все устраивало.
Время шло, и Тома вновь поднимала вопрос о работе, но муж лишь лениво отмахивался.
— А зачем? Половину квартиры я оплатил, — нагло заявлял он, словно это был его главный жизненный подвиг.
— А коммуналка? А продукты? Ты что, воздухом питаешься?
— Мама денег дает, да и ем я совсем немного. Не требую деликатесов, рад даже жареной картошечке.
— Вот сам бы и пожарил свою картошечку!
И Гена задумался: а почему бы и нет? Стал готовить ужины сам, да так неплохо, что Тома даже хвалила мужа – хоть где-то пригодился.
Зинаида Петровна, узнав, что сын взял на себя часть домашних дел, перестала помогать – да и сама вышла на пенсию, деньги теперь были нужны ей самой. Купила дачу, затеяла ремонт.
— Геночка, ты бы поговорил с женой, мне проводка нужна на даче. Я ведь в вашу квартиру вкладывалась.
Гена попытался поговорить, но Тома отрезала, как ножом. Еще чего! Она Гену содержит, а теперь еще и его матери должна помогать? Тогда Гена, движимый чувством долга перед матерью, взял кредит. Неудобно ему было перед ней. Все деньги отдал
И Зинаиде Петровне и радовался, как ребенок, когда она его хвалила.
Только платить по кредиту было нечем. Жена отказывалась, да еще и ругалась, что он матери помогает. А что тут такого? Разве это помощь? Пара банок варенья, немного стирального порошка на дачу и полбаночки Томиного шампуня перелил…
Неужели ей жалко?
Тома рыдала в ванной, захлебываясь обидой. Обнаружив опустевшую банку из-под своего дорогущего шампуня, она ощутила, как внутри поднимается звериная тоска, готовая вырваться диким воем.
— Гена, нам нужно поговорить, — процедила она ледяным тоном, от которого у мужа по спине пробежали мурашки. Он понял: надвигается буря.
— Томочка, может, чаю? — робко попытался он смягчить надвигающийся шторм, но она лишь презрительно покачала головой.
— Ты должен, нет, ты обязан найти работу. Хоть какую-нибудь, но работу!
— Том, да ты что? У меня даже трудовой книжки нет. Кому я нужен?
— Я больше не намерена тебя содержать! Хватит с меня!
— В смысле «содержать»? Я готовлю, убираюсь, выполняю твои обязанности, между прочим!
— Я сама с удовольствием буду их выполнять! Если ты будешь работать и приносить в дом хоть какие-то гроши!
— Значит, уборка – это не вклад в семью? – возмутился Гена, чувствуя себя оскорбленным. – Да любая другая была бы счастлива иметь такого мужа!
— Ну и ищи себе другую, а я ухожу.
Тома, не теряя ни секунды, стремительно собрала сумку с самыми необходимыми вещами. Гена еще пытался что-то лепетать вслед, умолял остаться, но она не слушала. Слова разбивались о стену ее глухого отчаяния. Ей все это до смерти надоело.
— Томка, как же ты без мужа-то? — Тома взяла отпуск и приехала к матери в район, где та жила, ища утешения в родном доме. — Одной-то совсем худо, да и квартира у вас общая.
— Мам, не переживай ты так. Поживу у тебя месяц, а он пусть работу ищет. Надеюсь, вернусь, ведь Гена у меня — золото, а не муж. И работящий, и по дому все умеет. Но не могу я больше одна лямку тянуть, устала. Раньше хоть свекровь помогала, а теперь и она последнее из дома тащит.
— Томочка, да не меняются люди…
— Пожилая женщина горестно качала головой, сколько раз она твердила дочери, что не дело это, когда мужик сидит без работы. Но Тома будто ослепла от любви, любила Гену до безумия, непонятно только, за что. Зарплата у нее была хорошая, на двоих вполне хватало.
Так чего она теперь возмущается? Устала, наверное…
Гена кипел от злости. Бросила его, сбежала! Деловая, выискалась! А он, значит, все это время змею на шее грел? Если она вот так просто может развернуться и уйти, перечеркнув столько лет жизни, будто ничего и не было? Ведь собирался же он работу искать, да все никак не мог собраться…
Деньги давно кончились, в холодильнике — пустота, и мама, как назло, отказалась помогать. Пришлось Гене все-таки работу искать.
И удача улыбнулась: рядом с домом в круглосуточный магазин требовался охранник. Взяли сразу, да еще и зарплату неплохую пообещали. Гена воспрянул духом, уже представлял, как жена вернется, а он ей деньги на стол швырнет, скажет:
— Вот, смотри, я и сам могу, без тебя. Так что катись куда хочешь. Не пропаду!
Время шло, а Гена все больше тосковал в одиночестве. И готовить лень, и деньги уже не так нужны. Даже подумывал позвонить Томе, попросить прощения, сказать, что нашел работу, и заживут они, как все люди.
Но гордость встала непреодолимой стеной.
— Геночка, что же ты такой приунывший? — продавщица круглосуточного магазина Аллочка давно приметила одинокую фигуру.
— Да вечера тоской душат.
— Может, скрасить их пригласишь?
— Позову, приходи, — сам не ожидая, выпалил он.
Аллочка пришла и пустила корни в его квартире, а когда на пороге появилась Тома, то нос к носу столкнулась с новой хозяйкой.
— Простите, а вы кто? — изумленно выдохнула Тома.
— Алла, невеста Геннадия. А вы, полагаю, бывшая жена, за вещами пожаловали?
— Нет, я тут живу, вообще-то. Половина квартиры моя. А Гена где?
— Геночка на работе, так что, думаю, мы с вами найдем общий язык до его прихода.
— Ничего я с тобой решать не собираюсь! Вон из моей квартиры! — Тома вышвырнула Аллочку за дверь и застыла в ожидании мужа.
Не думала она, что так скоро в его сердце расцветет новый цветок.
Гена вернулся домой лишь вечером, словно туча нахмуренная.
— Какого черта ты здесь? Аллу прогнала? А она, между прочим, моя невеста.
— Половина квартиры моя, имею полное право.
Тома и сама толком не понимала, чего хотела. Возвращать Гену, ленивого бездельника, который годами не работал, а потом еще и любовницу завел, особого желания не было. Но отдавать свое, нажитое непосильным трудом, было до боли жалко, а Гена, как ни крути, тоже считался частью ее жизни, ее собственностью.
— Значит, будем продавать, — отрезал он.
Внутри у Томы все кипело. Ей хотелось кричать, рвать на себе волосы, крушить все вокруг.
— Чем она лучше меня? Десять лет я тебя на работу выпихнуть не могла! Десять лет пахала как проклятая, чтобы тебя прокормить. Единственный раз в жизни оставила без копейки, и ты сразу другую притащил? Да где ты только откопал такую сердобольную?
— Алла меня понимает и принимает таким, какой я есть. Ей я нужен не из-за денег, а по любви. А ты только и умеешь, что пилить!
Тома, хлопнув дверью, ушла, оставив прошлое позади. Тут же вложилась в новую квартиру, оформив ипотеку. Даже стала привыкать к одиночеству, к тишине, наполнявшей опустевшие комнаты. И все же, порой, ее мучила тоска. Иногда ей не хватало Гены, не хватало привычного ворчания, его нелепых шуток. Слишком много лет было прожито вместе.
— Том, прости, — прозвучал виноватый голос Гены, не прошло и нескольких месяцев, как он возник на пороге ее работы. — Возьми… это тебе.
В руках он держал скромный букет полевых цветов, словно запоздалое эхо их прежней жизни. Тома лишь криво усмехнулась, в ее глазах не было и следа былой нежности.
— Что, на приличные цветы денег не хватило? Или опять безработный? Дай угадаю…
Гена понуро опустил взгляд, словно провинившийся школьник.
— Томка, ну что на меня нашло… сам не знаю. Прости, давай попробуем еще раз? Умоляю.
— У маменьки в гостях надоело? – язвительно бросила она.
— Она сказала, что б жену возвращал.
— А какую именно, не уточнила? – Тома презрительно скривила губы. Вся эта сцена была до тошноты неприятна.
— Тебя, Томочка, конечно, тебя. Кто мне еще нужен?
— Мне одной намного лучше, — отрезала она, как приговор.
Тома развернулась и ушла, не оглядываясь. Решила больше не тратить ни секунды своей жизни на этого безнадежного человека. Любовь, словно полевые цветы в его руках, завяла и рассыпалась в прах за это время.
Гена так и остался жить с мамой. Работа у него не клеилась, женщины появлялись в его жизни, но, быстро разглядев его истинную сущность, исчезали так же внезапно, как и появлялись. А Зинаида Петровна продолжала тянуть лямку, заботясь о своем великовозрастном сыночке. Сама виновата, признавала она в глубине души, не сумела воспитать из него настоящего мужчину.