Глава 2
— Добрый вечер, — произнёс он низким, хорошо поставленным голосом. В таком голосе чувствовалась привычка командовать, но без армейской жёсткости — скорее, как у человека, чьим распоряжениям подчиняются без возражений. — Анастасия Петровна? Я получил вашу записку. Простите за опоздание, никак не мог закончить важный звонок.
Улыбка при этом не сходила с его лица. Но было видно, что улыбался он одними губами, глаза оставались холодными и непроницаемыми.
В интонации его голоса что-то заставило Настю внутренне напрячься. Она достаточно долго вела допросы, чтобы чувствовать неискренность. Опоздание было намеренным — как будто он хотел произвести впечатление, появившись в разгар вечера.
— Максим Андреевич? — она поднялась, чувствуя, как ноющая поясница отозвалась болью. — Очень приятно. Проходите, присаживайтесь. Чай ещё горячий, а пирог даже не начали.
Новый сосед прошёл к столу, и Настя заметила, как Светлана машинально поправила причёску, а Марина покраснела, когда он пожал ей руку. Что ни говори, а мужчина был видный, с той особой уверенностью, которая подействовала даже на пожилого Леонида Аркадьевича — тот вдруг выпрямился, будто проглотил шомпол.
— Коньяк к чаю — это, конечно, странное сочетание, — с улыбкой сказал Соколов, передавая бутылку хозяйке, — но других напитков в доме пока нет. Не успел обжиться.
Настя приняла коньяк, ощутив прикосновение тёплых пальцев гостя. У него были руки человека, который много работает — не физически, но интенсивно. С лёгкими мозолями, какие бывают от клавиатуры или лабораторных инструментов.
— Значит, вы теперь наш новый сосед, — Светлана наклонилась вперёд, демонстрируя глубокий вырез платья и вызывая неодобрительный взгляд мужа. — Надолго к нам? Или как многие москвичи — только на лето?
— Планирую жить здесь постоянно, — ответил Соколов, принимая от Насти чашку чая и благодарно кивая. — Москва утомляет. Столько лет там прожил, а всё равно не привык к этому бесконечному шуму, суете, вечной гонке за чем-то эфемерным... — он на мгновение задумался, глядя в чашку, как будто видел там что-то кроме чая. — Хочется тишины, природы... И возможности спокойно работать.
— А чем вы занимаетесь, если не секрет? — спросил Игорь Александрович тоном, отработанным за годы в прокуратуре. Словно уже готовил обвинительное заключение.
Максим Андреевич на мгновение замешкался — так легко, что заметила только Настя с её профессиональной наблюдательностью. Его пальцы едва заметно дрогнули, сжимая ручку чашки.
— Я... исследователь, — наконец произнёс он. — Занимаюсь научной работой.
— Как и предыдущий хозяин дома, — заметила Анастасия Петровна, внимательно наблюдая за реакцией гостя. — Андрей Пирогов тоже был учёным. Такое совпадение.
— Да, мне говорили, что там жил какой-то биолог, — кивнул Соколов, отламывая кусочек яблочного пирога. Кусочек, заметила Настя, а не полноценный ломоть, как большинство мужчин. Либо следит за фигурой, либо не голоден. — Трагическая история. Несчастный случай, как я понимаю?
Настя и Марина обменялись взглядами. В глазах учительницы промелькнула та же боль, что и всегда, когда упоминали Андрея.
— Не совсем, — тихо сказала Марина, теребя край скатерти. На безымянном пальце всё ещё было кольцо — не обручальное, а подаренное Андреем, как она призналась Насте после того вечера признаний. — Это было убийство.
Максим Андреевич замер с чашкой у губ, его тёмные брови приподнялись:
— Вот как? Мне риелтор ничего не сказал об этом.
— Неудивительно, — хмыкнул Виктор Павлович, который до этого молча поглощал пирог, запивая его чаем, щедро разбавленным клюквенной наливкой из своей фляжки. — Иначе цена была бы другой. Но не волнуйтесь, преступницу уже осудили. А призраков в нашей "Рябинушке" отродясь не водилось. Разве что соседские куры заходят, когда забор дырявый.
— И кто же это сделал? — спросил новый сосед, переводя взгляд с одного лица на другое. Настя заметила, что его глаза, серые, с лёгкой зеленцой, останавливались на каждом чуть дольше, чем требуется при обычной беседе. Как будто он не просто спрашивал, а оценивал, запоминал, анализировал.
— Его бухгалтер, — ответила Анастасия Петровна, отодвигая от себя тарелку с недоеденным пирогом. Почему-то аппетит пропал. — Виктория Рогова. Она похищала деньги из грантов Андрея и продавала информацию о его исследованиях конкурентам.
Соколов нахмурился, между его бровями пролегла глубокая вертикальная морщина:
— Какого рода исследования?
— Что-то связанное с регенерацией тканей растений, — вмешалась Марина, и её голос на мгновение дрогнул. — Он был близок к прорыву, создал какой-то особый препарат на основе растительных экстрактов. Говорил, что это может изменить всё — от сельского хозяйства до медицины...
— Который, к сожалению, стал орудием его убийства, — закончила Настя, положив руку на плечо Марины в знак поддержки. — Но давайте не будем о грустном. Это всё в прошлом. Лучше расскажите о себе, Максим Андреевич. Какой областью науки вы занимаетесь?
Соколов отпил чай и неопределённо улыбнулся — такой улыбкой, которая ничего не выражает, кроме вежливости. Настя видела такие улыбки сотни раз во время допросов.
— Биохимия, в широком смысле, — наконец сказал он. — Сейчас работаю над одним... перспективным проектом. Но я не люблю говорить о незавершённых исследованиях. Суеверие такое, профессиональное.
— Понимаю, — кивнула Анастасия Петровна, хотя что-то подсказывало ей — дело не в суевериях. — А теплица вам зачем? Виктор Павлович говорит, видел там свет ночью.
В глазах Соколова на мгновение мелькнуло что-то похожее на тревогу. Всего лишь на долю секунды — как вспышка молнии, которую замечаешь краем глаза. Он тут же улыбнулся, но Настя уже увидела то, что хотела: её вопрос задел что-то важное.
— Да, я установил специальные лампы для выращивания некоторых растений, — ответил он, беря чайную ложку и медленно помешивая чай, хотя сахар давно растворился. — Они входят в протокол моих исследований. А ночью... наверное, забыл выключить. Переезд, знаете ли, всегда немного выбивает из колеи.
«Врёт, — подумала Настя. — Гладко врёт, но всё-таки врёт».
Разговор перешёл на другие темы: погоду, урожай, последние новости посёлка. Обсуждали предстоящий ремонт дороги (который обещают уже третий год), новые правила вывоза мусора, удачный урожай яблок. Соколов держался вежливо, но слегка отстранённо, словно присматривался ко всем. Иногда Анастасия Петровна ловила на себе его изучающий взгляд — внимательный, оценивающий.
Настя узнавала этот взгляд. Так человек смотрит на потенциальную опасность, прикидывая, как с ней справиться. Её бывший начальник в следственном комитете говорил: «
— Петровна, твои глаза — твоё главное оружие. Люди чувствуют, что ты видишь их насквозь, и сами начинают нервничать.
Видимо, Соколов тоже это почувствовал.
Когда чаепитие подходило к концу, и соседи начали расходиться, Максим Андреевич задержался:
— Анастасия Петровна, можно вас на минутку?
Настя кивнула, начиная собирать чашки, но на самом деле чувствуя, как внутри нарастает напряжение. Вот оно — то, зачем он на самом деле пришёл.
Когда они остались одни — только двое на широкой веранде, щедро залитой тёплым, медовым светом уходящего дня, — Соколов, будто между делом, опустился на край стола. Не суетясь, не спеша: так садятся те, кому незнакомо чувство неуверенности. В этом был свой вызов, свой молчаливый намёк — всё здесь, на этой веранде, под его контролем.
— Значит, это вы распутали историю с убийством предыдущего владельца моего дома? — произнёс он, не отводя взгляда, словно проверяя: дрогнет или примет вызов? Его взгляд был тяжёлым, как свинец. — Местные говорят, вы бывший следователь.
— Верно, — подтвердила она, машинально выпрямляя спину, словно снова была на службе. — Двадцать пять лет в следственном комитете. Привычка копаться в чужих секретах въедается в кровь, знаете ли.
Она улыбнулась, стараясь разрядить обстановку, но Соколов не улыбнулся в ответ.
— Впечатляет, — он задумчиво покрутил в пальцах чайную ложку — дорогой столовый прибор из набора, который Настя получила в подарок на серебряную свадьбу. Сколько лет прошло... — Скажите... а личные вещи Пирогова, его записи, бумаги — всё это забрали?
Настя внимательно посмотрела на собеседника, отмечая напряжение в уголках его глаз. Этот вопрос был настоящей целью его визита, остальное — лишь прелюдия.
— Полиция изъяла всё, что имело отношение к делу, — ответила она, аккуратно складывая салфетки. — Остальное забрала его жена. А почему вас это интересует?
Соколов пожал плечами — слишком нарочито, чтобы выглядеть естественно:
— Просто любопытство. Знаете, когда въезжаешь в дом с такой... историей, поневоле начинаешь интересоваться прошлым. — Он помолчал, потом добавил, словно нехотя: — Особенно если находишь странные вещи.
— Какие вещи? — тут же насторожилась Анастасия Петровна, перестав притворяться, что занята уборкой. Её следовательское чутьё кричало: вот оно, то, что он на самом деле хочет обсудить!
—Ничего особенного, — слишком быстро ответил Соколов. — Просто какие-то старые записи в ящике стола. Наверное, кто-то забыл забрать, – произнёс он, мельком взглянув на часы. Настя невольно отметила: часы, конечно, недешёвые, но в них не было показного лоска, излишнего блеска роскоши — просто вещь для человека, привыкшего к качеству.
Он чуть улыбнулся, словно извиняясь:
— Мне пора. Спасибо за приглашение, было действительно приятно познакомиться со всеми.
Его слова прозвучали искренне, без той натянутой вежливости, которая часто бывает в подобных случаях. Взгляд задержался на Насте ещё пару секунд—и только после этого он шагнул к выходу.
Когда он ушёл, аккуратно прикрыв за собой калитку, Анастасия Петровна долго стояла на веранде, глядя на дом напротив. Сумерки уже окутывали сад, придавая всему оттенок таинственности. Что-то в новом соседе вызывало у неё смутное беспокойство. Может быть, его чрезмерный интерес к исследованиям Андрея? Или этот странный синий свет в теплице ночью?
Она помнила слишком хорошо, как Андрей говорил о своих исследованиях. Как горели его глаза.
Настя понимала, что сегодня ей будет не до сна.
Предыдущая глава 1:
Далее глава 3: