Сегодня в офис пришла женщина.
В принципе обычное дело: развод, раздел. Муж намного старше, разные поколения да и как муж уже и не муж.
Я смотрела на эту женщину и пыталась понять, откуда я её знаю и почему я так отбрёхиваюсь от её дела.
Отбрёхаться удалось, отправила даму к коллеге.
И вот как только дама ушла, я вспомнила.
Лет пятнадцать назад было у меня одно дело.
Моя клиентка делила с мужем имущество. Причина развода была мерзкой. Он выгнал её из дома после операции по удалению матки. Нет, не сразу. Дал отлежаться, а потом сказал, что теперь она не женщина и он «макать в это не будет». И выгнал, вернее отвёз её к её матери. У них был взрослый уже сын-студент, и он предпочёл не вмешиваться в развод, оставшись жить в своей комнате в огромном доме.
— Мам, ну папу тоже можно по-мужски понять, — заявил он матери с такой интонацией, будто речь шла о выборе сорта пива.
— Понять? — переспросила она тихо.
— Ну да. Он же мужчина, ему нужно... ну, ты понимаешь. А теперь как-то не очень.
— Не очень, — повторила она его слова, словно пробуя их на вкус.
— Мам, не драматизируй. Найдёшь себе кого-нибудь попроще. В твоём возрасте особо выбирать не приходится.
И она переехала в однушку к маме.
Резко в тридцать девять лет оставшись без всего.
Очень горевала, считала себя виновной в развале семьи в целом.
Считала, что её женская жизнь кончилась.
— Зинаида Петровна, — говорила она мне сквозь слёзы, — может, он прав? Может, я действительно теперь не женщина?
— Анечка, — отвечала я, — если мужчина определяет женщину только по наличию органов, то он сам не мужчина, а анатомический атлас с ногами.
— Но он же двадцать лет со мной прожил...
— Двадцать лет — это впечатляющий срок для изучения человека. Видимо, изучать было нечего.
***
Потом суд.
Молодой мальчик-судья, решивший сделать выездное заседание в доме, чтобы понять, есть ли в доме всё то, на что мы претендуем.
Ну выездное и выездное, чем бы ваша честь ни тешилась, лишь бы требования удовлетворяло.
Хотя ни до этого случая, ни после выездных подобных я больше не встречала.
— Ваша честь, — обратилась я к судье перед выездом, — не слишком ли экзотично для такого дела?
— Зинаида Петровна, практика показывает эффективность подобных мероприятий, — важно ответил он.
— Что ж, будем надеяться, что практика не покажет нам ничего лишнего.
***
Приехали.
Честь, секретарь, я, клиентка, противная сторона ждала нас там.
Время — два часа дня.
Прошли.
Начинаем осматриваться и сверять наличие совместного движимого имущества, и тут из спальни, где спала долгие годы моя клиентка, выходит юная нимфа.
Нимфа в полупрозрачном пеньюаре.
— Этот халатик он мне привёз из Италии, — шепчет мне ошарашенно клиентка.
Нимфа кивком здоровается и идёт на кухню пить кофе.
— А это кто? — спрашивает судья, явно растерявшись.
— Это моя женщина, и она теперь тут хозяйка, — говорит бывший муж и смотрит в глаза моей клиентке.
— Как романтично, — не удержалась я, — знакомство с семьёй в таком интимном формате.
— Зинаида Петровна! — одёрнул меня судья.
— Простите, ваша честь. Профессиональная деформация.
Смотрю — клиентку трясёт.
— Анечка, — шепчу я ей, — дыши глубже. Это всего лишь театр одного актёра.
***
Заходим на кухню.
Нимфа пьёт кофе.
— Вы извините, но это моя чашка. Отдайте её, пожалуйста, — говорит моя клиентка и показывает рукой на голубую чашку, на которой написано «единственная».
— Это чашка моей единственной, а ты теперь не единственная. И чашки этой в перечне нет, насколько я помню, — говорит бывший муж и кладёт руку на плечо нимфе.
— Я тебе ничего не отдам. Да тебе теперь ничего и не надо, тебе осталось доживать. Пустышка, — говорит нимфа и уходит.
— Какая очаровательная особа, — произношу я вслух. — Воспитание просто блещет.
— Она молодая, — оправдывается бывший муж.
— Молодость — это не диагноз, дающий право на хамство, — отвечаю я. — Хотя в данном случае, возможно, это именно диагноз.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего особенного. Просто наблюдаю за естественным ходом событий. Жизнь, знаете ли, штука цикличная.
Мы все в оцепенении.
— Анечка, — говорю я клиентке, — запомни этот момент. Не для того чтобы страдать, а для того чтобы понимать цену людей.
***
Дальше были слёзы клиентки, шок молодого судьи и в конечном итоге прекрасное для нас решение. Вот правда, ещё во время рассмотрения дела погиб их сын. Угорел выпивший в родительской бане, она очень себя винила, что не уговорила его с собой к матери переехать.
— Зинаида Петровна, — рыдала она в трубку, — если бы я настояла...
— Анечка, дорогая моя, — говорила я ей, — ты не можешь спасти того, кто не хочет спасаться. Ты можешь только любить. А ты любила.
— Но я же мать...
— Именно поэтому ты и чувствуешь эту боль. Материнское сердце всегда берёт вину на себя. Но вина не твоя, солнышко.
***
И вот сегодня в офисе эта нимфа, только уже не такая юная.
И развод именно с тем мужчиной.
Нимфа-то моложе на лет двадцать. Нимфе охота праздников.
Давно только, после нашего суда, заметно обнищавший мужчина сразу же сбросил всё оставшееся на свою маму, так что делить-то толком и нечего.
— Представляете, — рассказывала она коллеге, — он совсем не тот, каким казался. Стал жадным, скучным...
— А каким он казался? — поинтересовался коллега.
— Ну... щедрым, интересным. Опытным.
— И что изменилось?
— Да всё! Денег нет, подарков нет, внимания нет. Зачем мне такой?
— Логично, — кивнул коллега. — Время действительно многое меняет.
— Вот именно! Я же ещё молодая, красивая. Могу найти лучше.
— Конечно можете. Вопрос только в том, что вы можете предложить взамен.
— Как это что? Я же... я красивая!
— Красота, знаете ли, — вещь недолговечная. А что ещё?
Она задумалась.
***
Вот такие фортели жизнь устраивает. А может, и люди сами такие фортели устраивают, и жизнь совсем ни при чём.
Почему-то захотелось непрофессионально догнать её на улице и рассказать, что клиентка моя счастлива. У неё прекрасная семья и любящий красавец-муж.
По утрам из окна своей спальни она видит море.
И у неё двое детей-подростков, потому что чтобы быть любимой и матерью, некоторые женские органы не нужна, нужно сердце.
Естественно, никуда не бегу, но как же хочется побежать и догнать.
Набираю клиентку.
Не для того чтобы рассказать.
Просто вдруг захотелось убедиться, что у неё всё хорошо.
— Зиночка, дорогая! — радостно откликается она. — Как дела? Как работа?
— Анечка, всё прекрасно. А у тебя как дела? Как семья?
Она рассказывает мне про море, про цветы в своём саду, про найденного котёнка, которого дети назвали «Лапушка», в который раз зовёт в гости.
— Знаешь, Зиночка, — говорит она тепло, — я каждый день благодарю судьбу за то, что тогда всё случилось именно так.
— Это почему же?
— Потому что иначе я бы никогда не узнала, что такое настоящая любовь. Мой Серёжа говорит, что я самая красивая женщина в мире. И знаешь что? Я ему верю.
— И правильно делаешь.
— Мама, мам! Перестань болтать по телефону. Ты обещала посчитать, сколько минут я могу пробыть под водой! — кричит громко где-то рядом с ней мальчишеский голос.
— А это кто такой нетерпеливый?
— Да это мой младший, Мишка. Будущий исследователь морских глубин.
— Зиночка, я пошла. У меня важная миссия, я же мама будущего исследователя морского дна, — смеётся она.
— Иди, иди, конечно. Погладь за меня Лапушку и скажи ему, что ему очень повезло залезть в правильный мусорный бак, — смеюсь я.
— Мам, а кто такая Зиночка? — слышу я детский голос в трубке.
— Это мой ангел-хранитель, солнышко. Она помогла мне найти папу.
— Настоящего папу?
— Самого настоящего.
А я сижу и улыбаюсь. Жизнь — удивительная штука. Иногда она бывает справедливой. Иногда — даже великодушной. А иногда у неё просто хорошее чувство юмора.
*
Завтра увижу в новостях: «Нотариус обнаружил завещание, по которому всё имущество старика переходит к приюту для животных». И подумаю: а ведь справедливость иногда приходит с самой неожиданной стороны.
Автор: Елена Стриж ©