Лидия с трудом выкручивала железную ручку колодца, чтобы достать ведро с водой. Широкая цепь лязгала по деревянному барабану, отстукивая нарастающую тревогу в сердце Лиды. Нет ей покоя последние пять лет. Нет в душе счастья за свою непутевую дочь, которая, выйдя замуж за Гришку, уехала в соседнее село и там, избавившись от материнского присмотра, оступилась и падает на дно, как булыжник, летящий со скоростью света на дно глубокого колодца.
Вера, единственная дочь от первого и последнего мужа, покоившегося на местном погосте, от рук отбилась, как только достигла пятнадцатилетнего возраста. Не справлялась с ней Лида, трудившаяся на ферме. Интерес у Веры к мужикам проявился больно рано, поэтому Лида, узнавая от соседок, где пропадает ее дочка целыми днями, находила Веру в самых неожиданных местах и воспитывала на чем свет стоит. Вера обещала сбежать, скрыться от тяжелой руки матери… что, впрочем, и сделала, когда наступило восемнадцатилетие. Связав свою жизнь с Гришкой – любителем выпить – Вера уехала вместе с ним в Кукуево. Не смогла Лида остановить дочь, отговорить. Вера стояла на своём:
— Я – взрослая! Куда хочу, туда лечу. Не имеешь права держать меня! Да и вообще, живи, как знаешь. Хватит свою злобу вымещать на мне. Не моя вина, что ты одна осталась. Могла бы и мужа себе отыскать.
А Лида не искала, по одной простой причине – мужа любила, да и в дом тащить другого мужика, когда подрастающая девка под боком – нескладно получается. Ходили к Лиде женихи, замуж звали, но Лида, как крепкая березка, ни перед одним не склонилась. Всё старалась дочку научить уму-разуму, чтобы в будущем за нее стыдно не было. Не сложилось. Не научила. Слишком любопытная до всего Верка оказалась. Чересчур любопытная.
Когда она с Гришкой в село перебралась, Лида верила в одну глубокую мысль, которую сама себе нарисовала: Гришка – парень взрослый, почти двадцать семь годков. Надоест ему с малолеткой возиться, сам к отчему дому ее отправит. Что с Верки взять, неумеха да лентяйка, а мужику хозяюшка нужна. Ошиблась Лида, не прогнал дочку Гришка. Через год после росписи родилась у них Света. Вера не спешила Светку матери показывать, потому как праздник по обмыванию ножек затянулся аж на месяц.
Лида сама приезжала. Увидев, в каком состоянии находится дом: запущенный до беспредела, Лида ахнула:
— Дочка! Да ты что ж за хозяйка такая? Посуды грязной целый ворох, полы не мытые, в доме перегарищем так воняет, что голова разболелась.
— Разболелась, домой уезжай, — отвечала ей Вера, еле держась на ногах. — Тебя тут не ждали.
— Да ты пьяна? Сдурела? У тебя ж девка совсем маленькая. Что ж ты творишь?
— А не твое дело! Я – взрослая, что хочу, то и делаю.
На том и расстались. Взглянув на внучку, лежащую на кровати в грязных пеленках, махнула Лида рукой на дочь и уехала с тяжелым камнем на сердце. Воспитала не так, как хотела. Не смогла удержать прыткую девку в узде. Вот и пошла она по накатанной.
Рассказывая небылицы соседкам, Лида еле сдерживала слезы.
— Девка уродилась такая красавица, что глаз не отвести. Пухленькая, розовощекая, вся в мать. Меня увидала, ручки потянула, улыбается.
— Да не бреши ты, Лидка, знаем, что твоя Верка не просыхает. — отвечала ей грузная женщина, родня которой живет в том селе, где Верка обитает. — Что ни день, то праздник у нее. В доме постоянно кто-то ошивается. Девка ваша ором кричит, поди, голодная. А Верка с мужиком и горя не знают. Пьют себе, да песни распевают. Она еще до замужества была выпивохой. Мы-то знаем.
Лида не спорила. Уходила в дом, чтобы не разогревать скандал. Что ж, правду от людей не скроешь. Они поболе твоего знают. Горевала Лида по дочке, боялась, что сопьется горемычная, да и внучка с ней пропадет. Чистая душа, родившаяся в семье непутевых, ни в чем не виновата.
— Надо спасать Светку, иначе погибнет, — однажды решила Лида и поехала в село.
Дочь встретила ее в неприглядном виде: халат замызган, волосы давно нечёсаные, под глазом синяк сияет.
— Да что ж это, Вера?! — всплеснула Лида руками. — Гришка сподобился? Зачем терпишь? Быстро собирайся и поехали домой.
— Ага, уже. — рыкнула на нее Вера, вытирая нос пальцами. — У меня есть свой дом, твой мне ни к чему.
— Так муж тебя прибьет когда-нибудь. Глянь, весь глаз заплыл, а у тебя маленькая дочка на руках.
— Моя дочка – не твоя забота. И вообще, кто тебя звал? Зачем приехала?
— Так на внучку посмотреть, ты же совсем носа не кажешь. Хоть бы на денек прикатила, чтобы я, как бабушка, смогла внучкой полюбоваться.
— Слушай, мать, — Вера слегка наклонилась и зашептала, чтобы муж, спящий в доме, не услышал, — а может, ты возьмешь ее к себе? На недельку, а? Я пока тут с Гришкой договорюсь, чтоб руки не распускал, а ты со Светкой поживешь.
Лида не стала думать, согласилась. Авось, Вера позже сама приедет, да и останется у нее жить. Забрав внучку, Лида уехала в деревню. Тяжело было с маленькой, семимесячной плаксой, но Лида как-то справлялась, надеясь, что через неделю Вера приедет насовсем. Но прошла неделя, потом еще одна. Вот уже и месяц на подходе, а Верки всё нет и нет. Лида начала переживать за дочку. Вдруг Гришка ее жизни лишил, а матери и невдомек?
— Что, сбросили балласт, а ты и майся? — говорила соседка в лицо Лиды. — И зачем тебе такая обуза под старость лет? Делать тебе нечего, у самой ни здоровья, ни сна, а Верка по мужикам пошла. Я-то знаю, мне моя сестра всё докладывает. Они ж рядышком живут, огородами соседствуют.
Лида обмерла. Не может такого быть, чтоб Вера по рукам пошла. Гришка у нее слишком строгий, не допустит беспутства. Но соврала соседка. Этим же вечером приехали и Вера, и Гриша. Оба сияют, как начищенная монета, одежда на них выстирана, выглажена. У Верки туфли новые, прическа модная, а Гришка в галстуке. Как будто на заседание приехал.
— За дочкой мы, — предупредила Вера, заходя в дом. — Гриша хорошую работу нашел. Теперь мы при деньгах и не в накладе. Отдавай Светку, мать, ехать нам надо.
Даже «спасибо» не сказала. Забрала ребенка и вместе с мужем скрылись за забором. Лида заскучала. Тоска обуяла. Звенящая тишина в доме наводила такую грусть, что Лида захворала. Да и предчувствие какое-то душу терзало. Давление поднялось, сердце заколотилось, воздуха не хватает. Не надо было внучку отдавать. А почему? Бог его знает, но материнское чутье настойчиво шептало:
— Быть беде, Лида. Жди…