Сегодня нас ждёт русская сказка. Многим из вас может знаком этот сюжет по сборнику "Народные русские сказки" Александра Николаевича Афанасьева, но сегодня у нас будет немного другая версия (сказать по правде, она мне больше нравится), рассказанная в Боргустанской станице Терской области и опубликованная под редакцией Владимира Алексеевича Гатцука в одном из выпусков русских сказок, которые распространялись по подписке в серии "Иллюстрированная библиотека Крестного календаря".
Отец Владимира Алексеевича - Алексей Алексеевич Гатцук - был первым частным издателем, который стал выпускать православный календарь. Сын продолжил дело отца, и календари Гатцуков выпускались с 1866 по 1913 год. Дополнительно можно было подписаться на разные интересные издания, а для тех, кто соберёт все выпуски, издательство обещало выслать "роскошный металлический переплёт" (за скромную доплату в 1 рубль).
К сожалению, выпуск именно с этой сказкой я не нашла, поэтому иллюстрации привожу по изданию 1992 года (где были изданы сказки под редакцией В.Гатцука с первоначальными иллюстрациями). А также будут иллюстрации современной художницы Полины Фроловой.
Ведьма-сестра
В старые годы, в незапамятные времена жил царь с царицей, и был у них единственный сын. Жалели они, что больше нет у них детей – а особенно царица. Уж очень ей дочку хотелось.
«Чего горевать», – говорил ей, бывало, царь. – «Посмотри: у других и вовсе детей нет».
А царица всё вздыхала, на Бога жаловалась.
И вот однажды поехал царь на охоту. Выгнали собаки невиданного зверя, и поскакал царь за ним, да в пылу погони и не заметил, что другие охотники далеко позади остались. Завёл зверь царя в самую чащу, где и ноги человечьей не бывало. Завёл, а сам сгинул, будто его и не бывало.
Конь царский совсем измучился, а самого царя жажда обуяла. Вот остановился он, спешился, чтобы дать коню передышку, да и захотел воды напиться. Видит – овраг, слышит – в овраге ручей журчит. Спустился в овраг, а там в траве у ручья лежит ребёнок – девочка, такая славная, толстенькая, розовая, будто ягодка.
«Ещё грудная», – подумал царь. – «А где же её мать?»
Сел царь рядом с ребёнком и решил подождать.
Вот вечер наступил, а за ним и ночь пришла – царь всё ждет. Нет матери, не приходит никто. Под утро девочка кричать стала, плакать.
«Есть бедной хочется», – подумал царь. Взял он девочку на руки, а она как укусит его! Прокусила руку до крови и присосалась. Царь глядит, а у девочки полон ротик зубов, и все острые, как иголки.
Подивился царь, а сам думает:
«Надо бы мне домой возвращаться, только как я тут ребёнка брошу? Ведь разорвут её дикие звери».
К полудню царь решился:
«Заберу с собой – видно, никто за бедняжкой и не вернётся».
Привёз царь малышку во дворец – на радость царице. «Это», – говорит, – «мне Бог послал!»
Забыла, что Бога-то она не просила…
А девочка всё растёт и растёт. Другая в её возрасте ещё соску сосёт, а эта уж большая, бегает, говядину ест. Ещё года три прошло – девочка совсем взрослой выросла. А у царя с царицей будто глаза отведены: ничего не замечают, любят её больше жизни.
Раз приходят во дворец царские пастухи и жалуются царевичу, что нет никакой возможности: каждую ночь из стада то конь, то бык пропадает. А кто ворует – неизвестно. Ни разу следов не было. В первый раз царевич подумал, что пастухи сами мошенничают, прикрикнул на них. Только вскоре пастухи снова пришли и просят их от такой службы уволить, потому что устеречь стада они всё равно не могут. «Прилетает», – говорят, – «что-то и таскает скот. Мы боимся».
«Да что такое?» – подумал царевич и пошёл к своему дядьке. Его дядька – воспитатель его, старый старичок – во дворце на покое жил.
Рассказал царевич дядьке, а тот ему и говорит: «Боюсь и сказать тебе, дитятко, а сказать-то надо. Сестра твоя названная, которую царь в лесу подобрал, –страшная ведьма. Это только пока она скот ест, а вскоре съест и отца твоего с матерью, и всех людей в царстве. Пытался я отцу твоему рассказать, да он мне не поверил. Боюсь вот, и ты не поверишь. Но лучше бы тебе загодя уехать куда-нибудь подальше отсюда. За себя-то я не опасаюсь – за тебя боюсь. А мне и так жить дня три осталось».
Царевич, однако, не поверил. Ничего не сказал, но про себя подумал, что старик или бредит, или вовсе из ума выжил.
Через несколько дней умер старый дядька царевича. А его слова всё не шли у царевича из головы. Вспомнил он, как частенько замечал, что будто бы у сестры губы чем-то густым и красным вымазаны. Кровью будто бы.
И вот решил он сам во всём разобраться. Пришёл вечером к пастухам – вместе стадо караулить. Вот лежат они ночью вокруг костра, не спят, байки травят. Вдруг слышат шум, будто огромная птица летит. Откуда ни возьмись, налетело чёрное как уголь чудовище, звёзды собою заслонило, а что или кто это – не разглядеть. Ухватило чудище двух бычков сразу и улетело – царевич даже глазом моргнуть не успел, не то что стрелу из колчана выхватить.
На другую и третью ночь то же самое было. А на четвёртую ночь придумал царевич такую хитрость: велел он взять крепкие канаты и всех быков в стаде между собою теми канатами связать. Так и поступили.
Сидит царевич у костра, на коленях лук с наложенной стрелой держит. Вдруг завыла буря, трава к земле наклонилась – налетело чудище невиданное, заслонило собой небо со звёздами. Ухватило чудище двух бычков, а за ними всё стадо на канатах потянулось. Парит над землёй чудище, под ним связка быков болтается. Пастухи не удержались, захохотали. А царевич, не мешкая, выстрелил из лука и попал чудищу в самую шею. Закричало, заверещало чудище, выпустило быков и прочь улетело. Впервые в ту ночь ни одного быка из стада не пропало.
На утро приходит царевич во дворец, а там невесть что делается: плач, беготня, лекарей полон дворец. Что такое? И говорят царевичу, что рано утром, когда вышла его названная сестра в сад, какой-то злодей в неё из лука стрелял и ранил тяжко. Услышав это, царевич прямо в покои сестры и направился.
– Где стрела? – спрашивает царевич и царевниных прислужников.
– Стрелу пока нельзя вытаскивать, - отвечают лекари. – Очень глубоко царевне в шейку вошла.
Царевич лекарей отодвинул, поближе подошёл.
– Это моя стрела, – говорит. – Вот и метка моя.
И рассказал он перед всеми людьми, что дядька ему говорил и как в чудовище стрелял. А ведьма лежит, да так страшно на него смотрит…
Рассказали обо всём и царю с царицей. Но они ничему не поверили, что сын рассказал.
– Коли ты сам признаёшь, – говорит царь, – что твоею стрелой наша дочь подстрелена, то уходи из дворца вон: не сын ты нам боле. А что ты на девушку взводишь, так этому и дурак веры не даст, выдумал ты всё это, ясное дело, чтобы себя оправдать.
– Государь-батюшка, – отвечает царевич, – если таково ваше мнение обо мне, то мне и самому здесь делать нечего.
Сел царевич на коня и уехал из родной земли куда глаза глядят. Ехал он, ехал, долго ли, коротко ли – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – и доехал до края земли, до того места, где небо с землёю сходится. И видит царевич: стоит дивный дворец, весь из красных самоцветных камней выстроен, и выходит к нему из того дворца неописанной красоты девица.
«Ну здравствуй, дорогой гость!» – говорит. – «Входи, отдохни с дороги. Я – Заря-Заряница, Солнцева сестрица».
Вошёл царевич во дворец, да там и остался. Солнцева сестрица за ним как за родным братом ухаживает: лучше кушанья – для него, лучшие напитки. Ни в чём ни нужды, ни отказа нет. Подарила Заря-Заряница ему для охоты двух псов: Харама и Хурума. Такие они были умные, так к нему привыкли, что, казалось, даже мысли угадывали: он весел – и они играют, он грустит – и они смирно лежат.
А царевич-то, надо сказать, всё чаще и чаще грустен бывал: хотелось ему узнать, что в родном царстве делается. Все сидел он наверху высокой горы, да в ту сторону вглядывался, где родная земля была.
Стала это Заря-Заряница подмечать.
– Что это у тебя, царевич, глаза будто заплаканы? – спрашивает Солнцева сестрица.
А царевичу не хотелось её расстраивать, он и ответил:
– И вовсе не заплаканы, просто ветром надуло.
В другой раз отговорился, будто пылью ему глаза занесло. Ну Солнцева сестрица и приказала Ветру не дуть.
А Ветер возьми да и приди к царевичу:
– Что же это ты меня, братец, перед Солнцевой сестрицей позоришь? Разве я тебе когда худо сделал?
Делать нечего, пришлось царевичу Заре-Зарянице, Солнцевой сестрице во всём признаваться. И стал он просить Солнцеву сестрицу, чтоб отпустила его на родную землю наведаться.
А она отпускать не хочет:
– Ничего там хорошего не увидишь. Пожалуй, ещё и сам пропадёшь.
Только разве царевича отговоришь? Услышав такие слова, пуще прежнего стал он в родные земли проситься. Делать нечего, отпустила его Солнцева сестрица наконец.
Взял царевич своих собак, Харама и Хурума, и поехал в путь-дорогу. Ехал он, ехал, долго ли, коротко – нам то неведомо. А только встретил он по дороге сильномогучего богатыря Горыню. Сидит Горыня пригорюнившись в чистом поле.
– Чего, богатырь, невесел? – спрашивает его царевич.
– Видишь, царевич, поставлен я горы ворочать, все перевернул, ровное поле стало, и не осталось у меня больше дела. А раз так, то скоро и смерть моя.
– Пойдём со мной, я тебе сколько хочешь гор покажу!
Обрадовался богатырь и пошёл за царевичем.
Дальше повстречался им богатырь Дубыня. Сидит он на пенёчке пригорюнившись, а вокруг него чистое поле.
– Чего, богатырь, кручинен? – спрашивает его царевич.
– Да видишь, царевич, поставлен я дубы с корнями вырывать. Все повывернул, значит, скоро и помирать мне надо.
– Ну, твоему горю не мудрено помочь: иди за мной, в наших сторонах лесу конца-края нет.
Обрадовался Дубыня и пошёл с ними.
Долго ли, коротко ли добрались они до высоких гор. Стоят горы каменные, выше облаков...
– Спасибо тебе, царевич, – говорит Горыня, – век твоей услуги не забуду.
И давай горы ворочать, с землей ровнять.
– Да пойдём дальше, – говорит царевич, – там горы куда выше этих.
– И до тех доберусь, сперва дай на этих плечи поразмять.
Добрался царевич с Дубыней до дремучих лесов – во все стороны леса раскинулись без конца-края, стоят дубы вековые, кряжистые.
– Ой, благодарствую тебе, царевич, – говорит Дубыня, – вовек я твой должник за твою услугу.
И давай дубы с корнями выворачивать да раскидывать.
– Пойдём дальше, – говорит царевич, – я тебе такие дубы покажу – ты таких и не видывал!
– На первых порах мне и этих хватит, – отвечает Дубыня.
Что ж, делать нечего, отправился царевич дальше. Ехал, ехал царевич и посреди тех лесов дремучих увидел избушку: стоит избушка, поворачивается. «Станька, избушка, по-старому, как мать поставила!» – говорит царевич. Избушка повернулась к нему дверью.
Вошёл царевич в избушку, осмотрелся. Сидит в избушке на печке Баба-Яга, костяная нога, нос в потолок врос, сама зубы точит. «Фу-фу-фу», – говорит Яга, – «человечьего духа здесь слыхом не слыхать, видом не видать, а вот человечья кость сама въявь объявляется! Войди-ка сюда, добрый молодец».
Царевич не убоялся, вошёл, а за ним и его собаки.
«Ой-ой», – говорит Яга, – «дак вот ты с какими сторожами... Куда путь держишь?»
Рассказал ей царевич. А Яга – она его названой сестре родной теткой приходилась – угостила его, напоила, накормила, спать в мягкую постель уложила, да и давай его собак отманивать. Только те, как легли около хозяина, так и не отходят... Как ни пыталась Яга, как ни старалась – ни лаской, ни хитростью не удалось ей верных собак с хозяином разлучить.
«Ну», – думает Яга, – «уж я как-никак исхитрюсь, а этих псов изведу: при них дорогой племяннушке этого молодца не осилить».
Наутро поехал царевич дальше. Откуда ни возьмись, выскочил из кустов заяц.
«А вот и завтрак!» – подумал царевич и приказал верным псам поймать того зайца.
Кинулись собаки за зайцем, гнали-гнали – вот-вот догонят. Вдруг заскочил заяц в пещеру, а собаки, разогнавшись, – за ним.
Тут-то заяц и пропал, как сквозь землю провалился, а за собаками двенадцать железных дверей захлопнулись. Стали умные псы двери грызть – к своему хозяину на белый свет дорогу прогрызать.
А царевич подождал-подождал своих собак и поехал дальше. «Ничего», – думает, – «они у меня умные, по следу меня найдут и догонят».
Въезжает царевич на родную землю – страшно посмотреть, одна пустошь осталась. Ни человека, ни зверя, ни птицы нигде не видно и не слышно. От городов только каменные стены стоят, и те кое-где обгрызены. Приехал в стольный град, где когда-то мать с отцом жили, встретил там старого кузнеца.
– Недобрая судьба привела тебя в эти земли, путник, – сказал кузнец. – Живёт тут ведьма-людоедка – а кроме неё никого в живых уж и не осталось. Всех она, проклятая, съела. Меня вот только не трогает, потому что моё кузнечное ремесло ей ещё нужно. А тебя съест, не пожалеет.
– Ничего, – ответил царевич. – Авось подавится.
Подъехал царевич к бывшему дворцу царскому – повсюду упадок и запустенье. Сама ведьма на крыльцо выбежала: видно, любопытство её одолело, захотелось посмотреть, кто пожаловал. Узнала она брата, разулыбалась. Тут-то царевич и увидел, что ведьма себе железные зубы вставила, острые-преострые.
Привела ведьма царевича во дворец, за стол усадила, а сама сказала, что ей ненадолго отлучиться нужно. Вышла, дверь за собой притворила, да как сорвалась бежать! Только топот раздаётся. Через малое время возвращается, а у самой губы чем-то красным вымазаны. «А что это, братец», – говорит, – «нешто конь-то ваш трёхногий?»
Царевич вскочил, к окну подбежал, во двор выглянул, и точно: ведьма уж успела у коня одну ногу отъесть.
Так и сидит брат во дворце, а сестра – то выйдет, то вернётся, пока, наконец, всего коня и не сглодала. «Посидите, братец», – говорит ведьма, – «на гуслях пока поиграйте, а я схожу приготовлю угощеньице вам вкусное». Сказала так, а сама побежала к кузнецу свои железные зубы точить – за этим только и кузнец не съеден оставался.
Царевич сидит, бренчит кое-как на гуслях. Вдруг выбежала из-под полу мышка: «Ох, беги скорей царевич! Ведьма зубы точит; придет – съест тебя! Давай, я за тебя поиграю». Побежал царевич в конюшню, там ведьмина лошадёнка стоит, дряхлая кляча. Забрался царевич на ведьмину клячу и давай её понукать и упрашивать. Да что толку?
А мышка бегает по струнам, гусли бренчат. Подойдёт ведьма к окну, послушает - играет музыка-то. Убедится, что царевич не сбежал, и обратно в кузницу бежит. Наточила зубы свои железные, возвращается во дворец, смотрит – а там никого нет, только мышонок в нору юркнул.
Разозлилась ведьма, заскрипела зубами и кинулась царевича догонять... Хоть она пешая, а он конный – да что это за конь, насилу ноги волочит. Вот-вот ведьма догонит!
Тут на пути им Дубыня встретился. Увидал он царевича в беде – его пропустил, а перед ведьмой давай дубы валить на дорогу, целую гору накидал – нет проходу. Стала ведьма путь прогрызать, грызла-грызла, продралась и опять в погоню кинулась. Вот-вот догонит царевича, еще немножко – и смерть ему неминучая...
Но царевич уже с Горыней поравнялся. Увидал Горыня ведьму, ухватил самую высокую гору и поставил как раз перед ведьмой на дорогу, а на ту гору другую взвалил – птице не перелететь. Кинулась ведьма сквозь гору туннель прогрызать. Грызла-грызла, насквозь прогрызла и опять за царевичем гонится. Завидела его и кричит: «Врёшь, не уйдёшь теперь от меня!»
Вдруг, откуда ни возьмись, примчались верные собаки царевича. Пробрались они сквозь двенадцать железных врат и примчались господину помогать. Набросились псы на ведьму, вмиг ее по клочкам разорвали. Одна голова с железными зубами осталась – не могли с ней ничего собаки поделать.
И катится та голова за царевичем, лязгает зубами...
А царевичу уж близко – вот он, дворец Солнцевой сестрицы, рукой подать! Вдруг налетела ведьмина голова и впилась коню в спину зубами. Вот-вот и клячу свою обглодает, да и царевича съест. А дворец так близко, до спасения рукой подать...
И обратился царевич ясным месяцем и взлетел ко дворцу Зари-Заряницы, Солнцевой сестрицы. До этого никакого месяца на небе ведь и не было.
С той поры стал он месяцем, собаки – его охраной, а ведьма – лютым врагом месяцу. В год раза два засыпают верные собаки, и ведьма на месяц накидывается. Темнеет месяц. Начнут на земле люди кричать, стрелять – проснутся верные псы и оттащат от хозяина ведьмину голову.
И опять месяц светлеет.
Книга с иллюстрациями Полины Фроловой была отпечатана тиражом 3 экз. для конкурса "Детская книга", каковой конкурс проводился Школой дизайна НИУ ВШЭ и книжной ярмаркой non/fictio№. Работа Полины Фроловой вышла в финал, но победила тогда другая художница.
Однако же, я вот думаю, понравились бы мне в детстве такие иллюстрации? Сейчас-то я необычные иллюстрации очень даже люблю, а в детстве у меня были весьма консервативные вкусы.
Что же касается второго иллюстратора, то мне, к сожалению, так и не удалось с точностью установить его/её имя. В книге 1992 года (по которой я привожу иллюстрации) были указаны художники А. Апсит, Н. Богатов, В. Спасский, С. Ягужинский, "Р. Шнейдер" и д.р. В данном случае подпись мне кажется смутно похожей на фамилию "Шнейдер" - но тогда должно быть не "Р", а "А" - Александра Петровна Шнейдер, которая как раз много занималась книжной иллюстрацией, а ниже - одна из её картин. Впрочем, не поручусь, что иллюстрации её - подпись уж слишком неразборчива.
Читайте также:
И другие сказки из подборки "Про народы России"
Подписывайтесь также на мой телеграм-канал Искусство, цветы и книги - каждый день вас ждут небольшие, но интереснейшие публикации об искусстве