Катина мама, женщина непьющая, категорически не воспринимала дурость зятя. Ей такие зятья нафиг не упали. Она сама в свое время сбежала от пьющего мужа на другой край света из самого Владивостока, чтобы не нашел. А теперь что? Это чучело терпеть. И так тошно, девочка болезненной родилась и тоже с задержкой в развитии. Наказание прямо. А все эта водка проклятая!
Зять изволил обидеться и покинуть семью. Снова поселился в своей родной деревне. Подрабатывал на местной пилораме разнорабочим. Кое-чего получал, хотя хозяин не больно-то раскошеливался. Вечно задерживал зарплату, считая, что «этим деньги не нужны». А Кольке деньги были нужны. Дочку надо содержать? Хоть и пьянь Колька подзаборная, и рвань, мышь в кармане, да вошь на аркане, а все-таки совесть имел, и даже понимал, что болезнь Кристины – его вина. Читал ведь всякую литературу в интернате, знал о вреде алкоголизма для ребенка.
Катька приезжала к нему раз в две недели, в дни получки. Натопит печь, приберется, приготовит обед. Бельишко Колькино перестирает. Деньги его пересчитает – негусто, но что делать, и такие деньги пригодятся. Часть мужу на жизнь оставит, никогда до последней копейки все не выгребала. И уедет.
Потом пришлось зарабатывать самой. В Анисимове работы нет. Уехала в город. А кем в городе устроишься? Вот и устроилась продавщицей. Хозяин магазина был хорошим и честным человеком. Катю не обижал. Платил, правда, не много, но она и этому была рада. Дочка находилась на индивидуальном обучении, в интернат отдавать ее Катина мама не захотела, уж очень восприимчивой девочка была, от бабушки ни на шаг не отходила.
А Коля совсем с катушек съехал. С пилорамы его уволили за пьянку – не то время, с пьяницами сейчас никто возиться не будет. И он решил, что во всем виновата Катя. Не поленился, пешком в город пришел, прямо к жене в магазин – права качать. Та с испугу сунула ему бутылку водки, чтобы концерты свои прекратил. Тот и рад. Три раза потом возвращался и с пустыми руками не уходил. Через день Коля оброс, как корабль ракушками, новыми друзьями, городскими забулдыгами. Конечно, халява такая, собственный «человечек» при винном отделе круглосуточного магазина.
Кате совсем плохо стало: вся ее зарплата ушла на выпивку. Терпеть это – смерти подобно. Стесняться некогда, доложила начальнику. Начальник остался в смену. Посмотрел на выступление пьяниц, вызвал охрану и пригрозил Николаю:
- Еще раз увижу здесь – закопаю. Понял?
Коля понял. Утопал обратно в свою деревню. Катю никто не уволил.
Наладилось. Мама ушла на пенсию. Пенсия у мамы крохотная. Катя взяла подработку. Они люди простые, небогатые, к роскоши не приученные, жили огородом. Им всего хватало. Кате, по хорошему бы, отвязаться от Коли насовсем, да и жить налаженной жизнью, а она, дурочка, маялась совестью, что бросила бедного мужа на верную погибель, оставила в беде одного. Ну… ездила к нему по-прежнему. Стирала, убирала, кормила. Только теперь деньги давала она. А тот брал. Привык. Потом, если ему не давали – бил Катю. Не то, чтобы смертным боем, но хватало вполне. В сенях валялись пыльные доски с незаконченным рисунком – брошенный заказ, на котором можно было бы неплохо заработать. А зачем? Катя есть.
Терпела. Ох, уж это наше вселенское женское терпение. Не доводит оно до добра. Мужик, он устроен просто: ему повелевать царством хочется и все контролировать. А если его держать в стойле, да чистым овсом кормить, да холить и работать не давать, у мужика портится характер. Портится человек. Перестает быть человеком. Значит, мы, женщины, во всем виноваты, получается?
Наверное, Катя так и существовала бы еще долгие годы. Да случилась тяжкая беда.
Автобус всегда останавливался на повороте, возле указателя Колиной деревни Селиваново. Катя выпрыгивала из теплого салона в пургу и шла пешком еще километр по дороге. А дорогу тогда шибко занесло. Темно, ни зги не видать. Она и топает смело – какой дурак куда в метель поедет. Вся в черном, ни единого светлячка на куртке, шла себе и думы горькие думала. Ведь все хорошо было у них с Колей. Дочка. Собака. Хозяйство. Что случилось? Почему так?
Ей ужасно не хотелось заходить в прокуренную, провонявшую кисло-сладким удушливым запахом несчастья и безнадеги избу. Не хотелось видеть мужа таким, каким он стал. Не хотелось с ним разговаривать, слушать его грязный мат и молча стирать его вонючие тряпки.
Катя вступила на мост, пересекавший мелкую, незамерзающую, каменистую речонку. Речка, не речка, родник не родник – купаться в ней невозможно даже в самую лютую жару, вода студеная, как в колодце. Зато чистая и вкусная. И налимы в ней водились знатные.
Внезапно, откуда ни возьмись, возник пьяный жигуль, разбитый и дребезжавший, юливший по дороге, как пропившийся алкаш. Перебитые фары не горели, да и горели бы – водитель жигуленка, закадычный Колькин дружок, совершенно не разбирал пути и ехал по памяти, подремывая.
Катя заметила машину за две секунды до, как говорится, и все, что ей пришло в тот момент в голову – сигануть с моста в сугроб – жигуленка несло к перильному ограждению, прямо на Катю. Катя прыгнула, не рассуждая. Прыгнула и ударилась головой о скользкий речной голыш.
Сколько лежала в беспамятстве – не помнит. Темно, ночь, пурга… Жигуленка на дороге уже не было. Катя обхватила окровавленную голову, собрала последние силенки и выпуталась из сугробов, несколько раз оскальзываясь и вместе со снежной лавиной сползая назад. Холода не чувствовала, вымоталась, измучилась от страшной боли. Но ей хватило рассудка, чтобы не упасть здесь, на дороге, совершенно обессиленной и опустошенной. Как сонамбула, она брела к большому шоссе. Там люди, машины. Увидят. Заметят. Не дадут пропасть.
Последние шаги дались Кате с огромным трудом. Она присела возле указателя, кое-как достала из-за пазухи мобильный телефон. Не разбился. Не сломался. Слава Богу. Набрала 112. Металлический голос в трубке начал нудно объяснять: нажмите 1, нажмите 2, 3… Сил разбираться не было. Катя закрыла глаза.
Она долго лечилась, больше года. Инвалидность получить не удалось. Да и получила бы, так что? Каждый год штурмовать чиновников, доказывая, что она – пострадавшая? Жаловалась на водителя жигуля. И еще одна равнодушная отписка – не зафиксировано – не было. Вот если бы она сразу объявила… А, может, ей показалось? А может, привидилось?
Дружок Николая не имел прав. И машина ему не принадлежала. И вообще – сломана. Никуда он не ездил, ничего он не видел, и взять с него нечего. Никто с ним и не разбирался. Разбираться с алкашами – только время терять.
Начальник взял ее обратно. Больничный оплатили. Из комнаты, пока Катя валялась в больнице, не выгнали. Даже дверь не взломали. Опять повезло. Опять Катерина на плаву. Только ужасно болит голова. Болит и болит, болит и болит, ночью – особенно.
- Тебе нужно к врачу. Срочно, - сказала Ирина.
- Не хочу. Устала в больнице. Лежу, никому не нужная. Никто не приходит. Как бомж, даже поговорить не с кем.
Она вынула из сумки пачку аспирина, кинула в рот две таблетки и запила водой из бутылки. Поморщилась. Видимо, болело очень сильно.
- Тебе надо срочно в больницу. Таблетками не поможешь. Тебе в областную клинику надо. Катя, у тебя же дочка растет, мама уже пожилая. Почему ты хоронишь себя раньше времени?
- Не хочу ничего. Обида. Безысходность какая-то. Я кто? Дурочка с переулочка. Думаете, не знаю? Знаю.
Она смотрела на Ирину злыми глазами, будто Ирина виновата в чем-то. Ирине, и правда, казалось, что она в чем-то виновата. Равнодушие? Беспомощность? А еще беспокоило: в сумочке Ирины лежала пачка сильного болеутоляющего, одной таблетки хватило бы, чтобы забыть про боль на весь день. Ну даст она лекарство Кате. А потом что? Катя запомнит название таблеток, выгравированное на поверхности пилюли, и будет глотать его килограммами.
Ирина сама так жила в последнее время. Вместо того, чтобы обратиться к врачу и сдать анализы, в конце концов, узнать диагноз и начать предпринимать хоть какие-то действия, она пачками лопала эти пилюли. А еще Катю жизни учит.
- Иные дурочки умнее нормальных в сто раз. Прекрати. Хватит себя жалеть. Слушай, ты когда в город поедешь?
- Сегодня. Сейчас у мамы погощу немного, с Кристей пообщаюсь, и обратно. В ночь на работу ведь.
- Может, отгул возьмешь? Выспишься? Я твоего начальника знаю, могу попросить за тебя.
- Зачем?
Ирина все придумала. Она позвонит хозяину магазина, где работает Катя, чтобы завтра, вместе с ней шагнуть в поликлинику, шагнуть, зажмурившись, как в ледяную воду. По крайней мере, вдвоем не так страшно и не так муторно сидеть в очередях. Хотя бы начать. Хотя бы попробовать.
- Тогда веером поедем вместе, хорошо?
- Вы серьезно? – брови Кати взметнулись вверх.
- Более чем. Будем обследоваться вместе. А если повезет, то и в больницу загремим на пару. Поверь, скучать я тебе не дам, - Ирина погладила дремавшую собаку и начала думать, как бы построже настропалить сына, чтобы тот лучше присматривал за капризным псом.
Конец.