Продолжаю знакомить Вас со своей книгой "В переулках Арбата"... «Нестеров — один из самых прекрасных, строго-прекрасных русских людей, встреченных мною за всю жизнь... Одухотворение, несущееся из его картин, никогда не забудется. Он создал “стиль Нестерова”, и тот стиль никогда не повторится», — писал Василий Розанов. Неповторимый нестеровский стиль, проповедующий идеи добра и нравственного совершенства, оказался чрезвычайно востребованным и в проектах церквей, над интерьером которых трудился художник. Именно картина «Видение отроку Варфоломею» и убедила профессора искусствоведения Андриана Прахова пригласить Михаила Нестерова для росписи Владимирского собора в Киеве, построенного в 1862–1882 годах в неовизантийском стиле. После некоторых — и вполне понятных — колебаний (совершенно новая область творчества!) Нестеров соглашается. Работая над эскизами, он в 1893 году вновь едет в Европу для изучения работ византийских мастеров. Над росписью Владимирского собора он работает совместно с Виктором Васнецовым.
А самым лучшим образцом работы художника в области храмовой росписи служит создание в Москве, на Большой Ордынке, Марфо-Мариинской обители по проекту архитектора Алексея Викторовича Щусева. Обитель строилась в 1910–1912 годах на средства и тщанием великой княгини Елизаветы Федоровны. Над проектом Марфо-Мариинской обители работали в буквальном смысле единомышленники. Помимо Нестерова и Щусева, это выдающиеся мастера-иконописцы братья Александр и Павел Корины, а также скульптор Сергей Конёнков. Интересно, что Щусева как зодчего, способного воплотить в камне благие цели великой княгини, порекомендовал Михаил Нестеров, получивший ранее от нее предложение расписать будущий храм обители.
С Щусевым они крепко сдружились. И не случайно Михаил Васильевич впоследствии назвал его кандидатуру Николаю Карловичу фон Мекку: железнодорожный король России искал зодчего, способного воплотить грандиозный замысел — создать проект нового огромного московского вокзала, коим и стал Казанский вокзал. Не было, наверное, более духовно близких людей в художественной среде, чем Михаил Нестеров и Алексей Щусев. Отношения двух талантливых художников постепенно переросли из просто приятельских в дружественные. А со временем они еще и породнились, став кумовьями. А разве не говорит сам за себя тот факт, что своих детей они назвали в честь друг друга? Щусев назвал своего младшего сына Михаилом и попросил Нестерова стать его крестным отцом. А Нестеров в свою очередь нарек сына Алексеем.
Завязалась дружба и с Николаем Головановым, с которым они как-то (в 1911 году) играли в четыре руки для великой княгини Елизаветы Федоровны «на белом громадном рояле Николаевского дворца в Московском Кремле». Николай Семенович запомнил тогда «смешное пенсне Нестерова». Неудивительно, что в богатой коллекции дирижера — известного собирателя русской живописи — достойное место заняли эскизы росписи и мозаики «Великомученица Варвара» (1894), «Ангел печали» (1900) и второй вариант картины «Отцы пустынники и жены непорочны» (1933), написанной непосредственно по заказу Голованова. Так что это были люди, образно выражаясь, одной группы крови — проект созданной на средства великой княгини Марфо-Мариинской обители разработал Щусев, росписью занимался Нестеров, а регентом там служил Голованов.
Николай Семенович как-то откровенно поинтересовался у Михаила Васильевича: почему бы ему не написать декорации к опере «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова? Ведь это так близко ему! И музыка, и сюжет оперы. На это предложение Нестеров столь же искренно ответил, что «художник должен иметь мировоззрение, а не точку зрения или даже убежденность. Мировоззрение — это первое, что отличает принципиального художника... Для того чтобы писать для театра, надо иметь воображение». К сожалению, Михаилу Васильевичу не пришлось плодотворно поработать для театра.
Трагические события октября 1917 года Щусев и Нестеров приняли по-разному. Певец старой Руси Нестеров отнесся к революции неприязненно, расценив происходящее как катастрофу. И не только личную, а планетарного масштаба. Словно Китеж-град, погрузилась Россия в пучину вод. Но и причины личной нелюбви к большевикам имели свои основания. К своим пятидесяти пяти годам Михаил Васильевич достиг многого, творческая судьба его сложилась удачно именно в Российской империи. Великие князья и княгини хорошо знали Нестерова, доверяли ему свои заказы. Он принадлежал к первому ряду русских художников, многие его картины можно было увидеть в Третьяковской галерее и Русском музее. Круг его общения составляли Перов, Крамской, Третьяков, Суриков, Васнецов, Левитан, Шаляпин, Л.Толстой, представители духовенства.
Положение Щусева было обратным. С новой властью связаны были его долговременные творческие планы. И потому так активно откликнулся он на призыв большевиков поработать во вновь созданной Моссоветом Комиссии по охране памятников искусства и старины. Кого там только не было кроме него: Конёнков, Архипов, Коровин, Кончаловский... Не было только Нестерова, не питавшего иллюзий относительно отношения к нему большевиков, о чем свидетельствовало выселение с Новинского бульвара. И если Щусева приглашали на Лубянку в качестве архитектора, то Нестерову довелось там побывать на допросе в роли обвиняемого.
Учившийся вместе с сыном художника Алексеем бывший князь Сергей Голицын вспоминал, как однажды, придя в школу, он узнал, что «у Алеши Нестерова арестован отец. На Алешу было страшно глядеть: он весь почернел, глаза его блуждали... Через несколько дней благодаря хлопотам друга Нестерова — уважаемого властями архитектора Щусева — он был освобожден». Арест Нестерова случился в 1925 году, чему предшествовал обыск в квартире в Сивцевом Вражке. 63-летнего художника отправили в Бутырскую тюрьму, после чего он был вынужден уехать на лечение в Железноводск. В ряде источников указывается, что Нестерова арестовали в 1937 году. Но это не так, что в свое время подтвердила мне в разговоре внучка Михаила Васильевича — Мария Ивановна Титова. Так что причины не любить советскую власть у Нестерова были.
И если его коллеги с Советами стали сотрудничать (Грабарь, Юон, Кустодиев), то Нестеров предпочел остаться в стороне. Его вдохновляет не ленинский план монументальной пропаганды, а законченное перед 1917 годом программное полотно «Душа народа». И в этом проявление истинного отношения Нестерова к большевикам, иное трудно представить. Мог ли Михаил Васильевич просто так вместо Сергия Радонежского и пустынника рисовать Ленина, Троцкого и Сталина? А у других художников подобной нравственной дилеммы не возникало.
Случайно ли, что на переломе эпох, в 1914–1916 годах, Нестеров писал свою главную картину — «Душа народа»? Для большого художника, созидающего национальный русский стиль, это более чем закономерно. Творец не может не чувствовать времени. Нестеров, обладая очень чутким художественным вкусом, во всей полноте представлял себе, куда катится Россия. И началось это еще до 1914 года, когда разразилась Первая мировая война. Исход русского народа, разрушение российского государства, грядущая трагедия, слом вековых устоев, нашедших свое отражение в полотнах Нестерова, — все это не только навевало тревожные мысли, но и вдохновляло на новые замыслы. Таковым и стало масштабное полотно-фреска «Душа народа», известное также под названиями «Христиане» и «На Руси».
«У каждого свой путь к Богу, — рассуждал Нестеров, определяя смысл картины, — но все идут к тому же самому, одни только спеша, другие мешкая, одни впереди, другие позади, одни радостно, не сомневаясь, другие серьезные, умствуя...» Главного героя, сельского мальчонку на берегу Волги, художник писал с сына Алеши, которому в 1916 году исполнилось девять лет. Отрок и есть олицетворение души русского народа, ибо, согласно Евангелию, «если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное». Увидевший впервые картину в январе 1917 года Сергей Дурылин вспоминал: «“Душа народа” — это была для Нестерова не метафора, не аллегория, не символическая формула. Это была для него живая сущность, проявлявшая свое бытие в жизни и в истории. Мальчик с котомкой, по существу, выражает “душу народа” в ее самом простом, но и самом истинном уповании». Среди тех, кому автор показал законченную картину, были Павел Флоренский и Сергий Булгаков. А месяц спустя грянула Февральская революция, а осенью — Октябрьский переворот, вывернувший ту самую русскую душу наизнанку.
Неудивительно, что всю последующую жизнь Михаил Васильевич жил надеждой на то, что удастся показать «Душу народа». И вот в 1935 году ему предлагают от имени Наркомпроса провести персональную выставку. Нестеров ставит условие: «Душа народа» непременно должна быть в экспозиции. Но мыслимо ли это, чтобы в Музее изобразительных искусств на Волхонке, напротив стройплощадки, где вместо взорванного храма Христа Спасителя возводят Дворец Советов, показывали картину, где русский народ идет к Богу? И потому разрешают провести выставку для избранных всего три дня.
Владимир Голицын был там и 3 апреля записал в дневнике: «Второго был в Музее изящных искусств на выставке-вернисаже Нестерова. Выставка только по пригласительным билетам, и то одну картину держали за ширмой и никому не показывали. Бегали к Горькому и другим вождям за разрешением. Я так и не дождался ее появления. Сидели в реставрационной мастерской Нестеров, Корин с учениками, Славянский, Григорьев, художник-коммунист. Говорили о предстоящем разрушении киевского Владимирского собора. Нестеров сказал, что, если бы ему удалось поговорить с большим вождем, он бы ему высказал, что нельзя ломать, так как в Киеве София — первый православный храм, а Владимирский собор — последний. Выставлено 16 портретов, очень мне было чудно видеть “Весну”. Идет пастушок, с дудочкой, в шитом колпачке XVII века, и подпись: 1933 год. “Элегия” (монашек со скрипкой) не так режет глаз, может быть, я привык, насмотрелся на коринских схимников».
Голицын упоминает картину «Лель», написанную Нестеровым в 1933 году и известную также как «Весна». А пятью годами ранее он нарисовал слепого монаха со скрипкой — «Элегию». Религиозно-философскую тему художник не забывал, в 20–30-е годы на его полотнах, как и прежде, появляются фигуры странников, пустынников и непорочных жен. Эти картины создаются не для экспозиции — многие из них будут приобретены музеями уже в конце 50–60-х годов. Как и «Душа народа», поступившая в Третьяковскую галерею лишь в 1958 году.
Имя Павла Корина часто можно встретить рядом с фамилией Нестерова, сыгравшего огромную роль в его судьбе. Относился Михаил Васильевич к молодому коллеге с отеческим вниманием и теплотой, называя его своим «детищем». Если и был у Нестерова единственный ученик, то это и есть Корин, признавшийся ему в письме от 26 июля 1935 года: «Вы бросили мне в душу Ваш пламень, Вы виновник того, что я стал художником».
Именно Нестеров посоветовал Корину поступать в Училище живописи, ваяния и зодчества, которое некогда окончил сам. Трудно было студенту Корину, едва сводившему концы с концами, и тогда Михаил Васильевич решил платить ему стипендию — 38 рублей в месяц, но Павел Дмитриевич благородно отказался: ему было неудобно (зато не без помощи Нестерова Корин стал получать в училище стипендию имени Третьякова). Но от обеда в гостеприимном доме у Нестеровых было трудно отказаться. Ту заботу Корин вернул своему учителю сторицей в 20-е годы: когда печку в квартире в Сивцевом Вражке нечем было топить, братья Корины приносили дрова, причем сами их кололи, помогали продуктами, принося академический паек. А в 1930 году Нестеров создал парный портрет братьев Кориных (ныне в Третьяковской галерее).
Влияние Нестерова на творческую манеру Корина замечали и другие. В сентябре 1931 года к Корину приехали высокие гости — Максим Горький и Николай Бухарин. Горький спросил, не ученик ли Корин Нестерова? Павел Дмитриевич подтвердил. Удивился и Бухарин. «Бухарин думал, что я давно на Ваганьковом (это многие думают, так я зажился здесь, на Сивцевом). Спросил, работаю ли, что и как живу? Корин ответил, как и что, и, когда сказал, что я живу на пенсию в 125 р., Бухарин очень был этим удивлен: “Как, один из самых замечательных русск[их] художников и пр.”... Записал мой адрес и еще что-то. Выразил желание быть у меня» (из письма Нестерова А.Турыгину 24 сентября 1931 года). Но судя по тому, что фамилия Бухарина в переписке больше не встречается, до Сивцева Вражка член ЦК ВКП(б) так и не доехал.
Пришел черед и ученику написать портрет учителя. Кстати, Нестеров готов был позировать далеко не всем подряд, а лишь тем, кому доверял в человеческом и творческом отношении. Характерный случай рассказывает Владимир Голицын в своем дневнике от 25 апреля 1938 года — как некая художница-многостаночница, специализирующаяся на портретах «ведущих советских живописцев», проникла в квартиру к Нестерову. «Тот ее спрашивает: “Почему вы ко мне пришли? Пишите Грабаря, Герасимова, орденоносцев. А меня зачем?” — “Да я их уже писала”. — “Ну, еще напишите. Сзади, сбоку”... Так и прогнал». Случай характерный.
Павел Дмитриевич давно задумал написать здесь портрет своего благодетеля и учителя. «Как-то, будучи у Нестерова в гостях, Корин подметил удачную позу мэтра при оживленном разговоре с друзьями. Нестеров сидел боком и порывисто жестикулировал, увлеченный беседой. Корин начал набрасывать рисунок. Нестеров заметил это и погрозил пальцем: “Что, опять в профиль хотите взять? Довольно с меня малютинского портрета”. С.В. Малютин в свое время обострил в портрете Нестерова черты строения его головы и лица, что воспринималось несколько гротескно. Однако, взглянув на коринский набросок, Нестеров отозвался следующим образом: “Отлично! Так и пишите в профиль”. Особенным чутьем мастера он понял, что предложенный учеником вариант очень интересен, необычен, “схватывает” неординарную и в то же время характерную для него позу. Затем последовали сорок сеансов в маленькой комнате с окном во двор на квартире Нестерова в Сивцевом Вражке», — утверждает биограф Корина Алексей Георгиевский.
Портрет создавался осенью 1939 года в квартире в Сивцевом Вражке. Нестеров оценивал процесс создания картины и как натурщик, и как художник. А это на первый взгляд кажется вдвойне тяжелым испытанием. Но ему очень нравилось. «Выходит необыкновенно интересно», — сообщал он в одном из писем. А вот еще: «Было уже восемь сеансов, трудных. Работает Павел Дмитриевич горячо, а я не знаю, выдержу ли». Выдержал, не спасовал перед трудностями. Наконец в ноябре 1939 года Нестеров радуется: «Портрет мой идет к концу, сеансов пять, едва ли больше, осталось. Я еще не видал. П.Д. пишет горячо, с огромным увлечением, сижу иногда часа по три». Не зря потратил время на многочасовое сидение Михаил Васильевич — портрет вышел на редкость удачным, о чем он, не скрывая радости, сообщал своим собеседникам и адресатам, называя работу Корина очень интересной, лучшей из всех когда-либо с него написанных.
Не исключено, что пребывание в непривычном для Нестерова качестве модели далось ему относительно легко благодаря присутствовавшему у него чувству юмора, которому могли позавидовать его молодые коллеги. Да тот же Павел Корин. В своем дневнике от 25 октября 1940 года Владимир Голицын передает его слова: «Я вот сейчас совсем не жалею, что мне не 30–40 лет, а завидую Нестерову, которому 80». Накануне к Корину пришли Нестеров с Василием Качаловым: «Уморили анекдотами. Оба были в ударе». Не уставал шутить Михаил Васильевич и во время позирования Корину. Тот задумал запечатлеть учителя на фоне полотна Веласкеса «Иннокентий Х», на что Нестеров возразил: «Не надо! А то скажут, что на картине сразу три Веласкеса — Веласкес на стене висит, Веласкеса писали и Веласкес писал!» Остроумно!
А у Павла Корина также была своя этапная работа, которую он создавал как итог всей жизни, — «Русь уходящая», в чем явно просматривается влияние Нестерова. И в это же время — 30-е годы — Корин много работает над оформлением будущего интерьера Дворца Советов, по сути, став его главным художником. А вот то, что именно Нестеров «сосватал» Корина архитекторам Щуко и Гельфрейху (авторам проекта дворца), — факт малоизвестный. Продолжение следует...
Благодарю Вас за внимание, как пишут в таких случаях, не забудьте подписаться на мой канал и лайкнуть. 😊 С уважением, Александр Анатольевич Васькин - писатель, культуролог, историк Москвы, автор и ведущий программ на радио "Орфей". Сайт: александр-васькин.рф , YouTube-канал: Александр Васькин Телеграмм-канал: Александр Васькин
Москва
Васькин
история москвы
культура
Нестеров