Василиса Григорьевна провела пальцем по старой фотографии, где трехлетний Степан сидел на ее коленях возле новогодней елки. Тогда казалось, что мир рухнул окончательно и бесповоротно. Муж собрал вещи в две сумки и произнес всего несколько слов, которые навсегда врезались в память.
— Я больше не люблю тебя, — сказал он тогда, застегивая куртку. — И притворяться не буду.
Никаких скандалов, никаких объяснений. Просто закрыл за собой дверь, оставив молодую женщину наедине с малышом и грудой нерешенных проблем. Василиса Григорьевна еще не знала важного. Этот момент станет точкой отсчета новой жизни. Жизни, где каждое решение будет приниматься с одной единственной целью.
Мать приехала на следующий день. Пожилая женщина не стала утешать дочь пустыми словами или причитать над судьбой. Она молча развязала платок, повесила пальто на вешалку и взялась за дело.
— Будем жить дальше, — просто сказала мать, беря на руки внука. — Мужики приходят и уходят, а дети остаются навсегда.
Именно мать стала опорой в те первые страшные месяцы, когда Василиса Григорьевна металась между двумя работами. Пытаясь заработать хоть на самое необходимое.
Мать не дожила до того дня, когда Степан пошел в школу. Сердце не выдержало постоянного напряжения и переживаний. Василиса Григорьевна осталась совсем одна, но уже понимала — останавливаться нельзя. Теперь только она отвечала за будущее сына.
Двадцать пять лет пролетели как один день. Василиса Григорьевна копила, экономила, работала без выходных. Сначала удалось накопить на однокомнатную квартиру в панельном доме, потом продать ее и купить двушку получше. Наконец появилась трешка в спальном районе — не роскошь, но свое жилье, где Степан мог спокойно готовиться к экзаменам.
Ремонт делала своими руками — клеила обои, красила стены, укладывала линолеум. Руки привыкли к работе, а сердце радовалось каждому обновлению в доме. Все для сына, все ради его будущего.
Когда Степан поступил в институт, Василиса Григорьевна наняла ему лучших репетиторов по математике и английскому. Сама ходила по знакомым, искала связи для практики и стажировок. В общежитие носила домашние пироги и котлеты, чтобы сын питался нормально.
— Мам, ты слишком много для меня делаешь.
— Материнское сердце никогда не устает заботиться. Учись хорошо, и я буду счастлива.
Она хотела, чтобы сын жил дома. Но тот сказал, что хочет полностью окунуться в студенчество.
А потом появилась Лена. Хрупкая девушка с большими глазами и мягким голосом. Степан привел ее домой в воскресенье, нервничая и краснея.
— Мама, это Лена. Мы... мы хотим пожениться.
Василиса Григорьевна улыбнулась и крепко обняла будущую невестку. Наконец-то сын обрел свое счастье. Свадьба планировалась на лето, и женщина с головой окунулась в приготовления. Банкетный зал, фотограф, оформление — все ложилось на плечи матери жениха, но Василиса Григорьевна радовалась каждой потраченной копейке.
— Мама, Лена хочет платье пышнее. И с ее стороны еще двадцать дополнительных гостей будет.
Василиса Григорьевна кивала и открывала кошелек. Порой ей казалось, что и семья невестки могла бы вложиться. Но потом инстинкты брали верх. Все ради сына. Денег на свадьбу было не жалко. Не каждый же день единственный ребенок вступает в брак.
Василиса Григорьевна не обращала внимания на мелкие неурядицы. После свадьбы помогла с оплатой съемной квартиры. Молодые хотели жить отдельно. И она не препятствовала.
Через год после свадьбы Степан с Леной вернулись в родительскую квартиру. Сначала это выглядело как временная мера — снимать жилье дорого, а Лена ждала ребенка и не могла работать. Василиса Григорьевна без колебаний освободила большую комнату и перебралась в гостевую.
— Это ненадолго, мамочка, — уверял сын, помогая переносить вещи. — Как только малыш появится и Лена выйдет на работу, мы обязательно найдем что-то свое.
— Да не переживай ты так, — отмахнулась Василиса Григорьевна, взбивая подушки на новом месте. — Главное, чтобы внуку было хорошо.
Месяцы складывались в годы. Родился Максимка, потом Аня. Лена так и не вышла на работу — дети требовали постоянного внимания. Василиса Григорьевна превратилась в бесплатную няню, готовила, стирала, убирала за всеми. Диван незаметно стал ее постоянным местом сна. А большая часть пенсии уходила на содержание разросшейся семьи.
— Нам тут тесно, — как-то сообщил Степан, смотря телевизор.
Василиса Григорьевна дернулась.
— Что, прости?
Степан оторвал глаза от экрана. И женщина увидела в них что-то новое. Холодную решимость, которой раньше не замечала.
— Мама, у меня семья. Мне квартира нужнее! — произнес сын, не отводя взгляда.
Василиса Григорьевна застыла. Степан говорил спокойно, размеренно, словно обсуждал погоду. В голосе не было ни стыда, ни благодарности — только твердая уверенность человека, которому, казалось, весь мир был должен.
— Что ты имеешь в виду? — тихо спросила Василиса Григорьевна. Ее руки заметно подрагивали.
— Я имею в виду, что мне нужна вся квартира, — пояснил Степан. — Детям нужно пространство, отдельные комнаты. А ты справишься и сама, найдешь себе что-нибудь.
Лена сидела в соседнем кресле, поглаживая округлившийся живот — третий ребенок был уже на подходе. Она подняла голову от журнала и добавила мягким, но непреклонным тоном:
— Василиса Григорьевна, вы же понимаете — ребенку нужен свой угол. Никто не должен ютиться, когда есть возможность все упростить. Вы еще не старая, устроитесь где-нибудь.
Слова невестки прозвенели в тишине гостиной. Василиса Григорьевна смотрела на молодых людей и не узнавала их. Где была та хрупкая девочка, которую она обнимала в день знакомства? Где был тот сын, ради которого она отдала всю жизнь?
Слезы подступили к горлу, но Василиса Григорьевна не могла их сдержать. Все, что она строила двадцать пять лет — каждый сэкономленный рубль, каждая бессонная ночь, каждая отложенная покупка для себя — все это оказалось ненужным. Сын готов был выбросить мать из дома, словно надоевшую мебель. Он даже не предложил оставить ей одну комнату.
Степан хотел всю квартиру целиком, и эта мысль больно отзывалась в груди Василисы Григорьевны. Женщина поднялась с места, дрожащими руками вытерла слезы и посмотрела на сына.
— Степа, ты понимаешь, что говоришь? — голос Василисы Григорьевны дрогнул. — Это моя квартира. Я на нее всю жизнь копила. Ты в нее ни копейки не вложил.
— А я твой сын! — резко ответил Степан. — И мне нужно обеспечить семью! У меня трое детей будет, а ты одна! Сама подумай! Кому эта квартира нужнее?
Лена согласно кивнула, поглаживая живот. В доме становилось душно, воздух густел от невысказанных обид и требований. Василиса Григорьевна смотрела на молодых людей и не узнавала их.
— Степа, но ведь я тебя родила, вырастила! — голос женщины становился все громче. — Я отдала тебе все! Все силы, все деньги, всю жизнь!
— Никто тебя не просил! — холодно бросил сын, вставая с дивана. — Это твой выбор был. А теперь у меня своя семья, и я должен думать о них, а не о тебе!
Василиса Григорьевна замерла. Такого жестокого тона она от сына не слышала никогда. Слезы хлынули потоком, и женщина уже не могла их сдерживать.
— Как ты можешь так говорить?! — закричала Василиса Григорьевна, всхлипывая. — Я отдала тебе всю свою жизнь! Работала на трех работах, чтобы ты учился! Покупала тебе все самое лучшее!
— И что теперь? — равнодушно пожал плечами Степан. — Я должен всю жизнь тебе за это благодарность выказывать? Я не просил меня рожать!
Резкая, тяжелая ссора разгорелась в доме. Василиса Григорьевна кричала, вспоминая каждую бессонную ночь у постели больного ребенка, каждый сэкономленный рубль, каждую отложенную для себя покупку. Степан молчал, отворачивался, а потом просто ушел в спальню, оставив мать в слезах посреди комнаты.
Сын вырос. Стал эгоистичным, неблагодарным, считающим материнскую любовь должным.
Наутро Василиса Григорьевна приняла решение.
Через месяц квартира была продана. Василиса Григорьевна сама нашла покупателей, сама оформила все документы. Деньги разделила на две части и купила две небольшие однокомнатные квартиры в разных районах города. Одну — на имя Степана, вторую — себе.
— Вот твои ключи, — тихо сказала женщина, протягивая сыну связку. — Теперь у тебя есть свое жилье.
Степан взял ключи, но был явно недоволен. Морщил лоб, поджимал губы. Василиса Григорьевна понимала — сыну казалось, что по справедливости он должен был получить всю трешку целиком.
— Мама, но ведь можно было и по-другому решить, — проворчал Степан, рассматривая адрес на бирке. — Зачем было продавать хорошую квартиру?
— Потому что я больше не хочу, чтобы кто-то выгонял меня из собственного дома, — спокойно ответила Василиса Григорьевна.
Лена лишь усмехнулась, качая головой. Больше семьи почти не разговаривали.
Василиса Григорьевна переехала в свою новую квартиру. Квартира была маленькая, тихая и... пустая. Сын не звонил неделями. Внуков женщина видела от случая к случаю — Степан приводил их на час-полтора, словно выполняя неприятную обязанность.
Боль от предательства осталась в сердце, но рядом с ней теперь поселилось странное облегчение. Больше никто не сможет выгнать Василису Григорьевну из ее собственного дома. Она отдала долг сыну.
Женщина смотрела на свой старый плед, на стопку любимых книг, на тишину за окном. И впервые за долгие годы поняла: теперь ее жизнь принадлежит только ей. Она сделала все, что могла как мать. Последний подарок сыну был не квартира. Последний подарок — это свобода. Степану — от обязательств. И себе — от иллюзий.