Вера сидела на краешке ванны, сжимая в руке пластиковую полоску. Две чёткие линии. Две полоски, которые означали, что всё изменится. Или уже изменилось?
Она смотрела на тест, как будто пыталась оспорить его показания силой взгляда. А потом аккуратно завернула его в туалетную бумагу и выбросила в мусорное ведро под раковиной. Дыхание выровнялось, губы сами собой растянулись в улыбке. Хотелось смеяться, плакать, убежать — всё сразу.
Она поднялась и медленно вышла из ванной. В гостиной звучала знакомая мелодия — Даниил перебирал струны гитары, мурлыкая себе под нос. Он всегда так делал, когда был в хорошем настроении. Вера застыла в дверях и смотрела на мужа. Тридцать шесть, светлые волосы, немного отросшие, любимый домашний свитер с вытянутыми рукавами. И выражение лица — довольное, умиротворённое. Словно не было никаких кредитов, не было ипотечного долга, не было неопределённости.
Она уже открыла рот, чтобы сказать, но он опередил:
— Вер, представляешь, я всё-таки решился! — он отложил гитару и подошёл ближе. Я бросил этого клиента. Того самого, из агентства. Всё, хватит. Хватит жить не своей жизнью, выполнять чужие брифы, угождать корпоративным идиотам. Я решил взять паузу. Хочу понять, чем на самом деле хочу заниматься. И, кажется, я знаю — хочу вернуться к музыке. Писать треки, записываться, может, даже альбом сделать!
Вера моргнула. Один раз. Второй. Всё перепуталось. Радость, страх, а теперь ещё и это.
— Ты уволился?
— Ну да. Клиент сгорел, а я решил, что это знак. Сейчас идеальный момент: ты пока стабильно работаешь, я подумаю о себе. Это как раз то, чего мне всегда не хватало — времени. Без давления, без сроков. Ты же сама говорила, что не надо терпеть каторгу ради зарплаты. Вот я и решил — хватит каторги!
Она подошла к нему ближе. Хотела обнять — привычка. Но руки зависли в воздухе. Потом опустились.
— А как же ипотека?
— Ну, месяц-два протянем, а там — глядишь, стрельнёт что-нибудь. Может, и с музыкой получится. Или на бирже фриланса что-то подберу, но уже не так — чтобы в кайф, понимаешь?
— В кайф… — прошептала Вера.
Он не услышал. Взял гитару снова, ударил аккорд, уселся на пуф.
— Вер, ну не грусти ты. Всё под контролем. Я в тебя верю — ты у меня умничка, справишься!
Справишься.
Слово застряло где-то в горле, как рыбья кость. Она повернулась и пошла в спальню. Захлопнула дверь и села на кровать.
Он не знает. Он даже не спросил, как прошёл мой день. Не заметил дрожащих пальцев, не посмотрел мне в глаза. Он просто решил, что может себе позволить "искать себя", пока я…
Вера прижала ладони к животу.
Справишься, Вера. Ты же умничка.
***
На следующее утро Вера всё же решилась. Пока Даниил варил кофе, она подошла, села напротив и спокойно сказала:
— Я беременна.
Он поднял брови, не сразу поняв. Потом улыбнулся… но это была не та улыбка, которую она ждала.
— Ты серьёзно?
Она кивнула. А он… замер. Застыл, как будто не услышал самое главное.
— Вер, ну это… ну, неожиданно. Конечно, это здорово… наверное. Но, может, сейчас не самое лучшее время?
— А когда оно будет лучшее? Когда ты станешь известным музыкантом?
Он поставил чашку на стол. Осторожно.
— Я просто начал жить по-настоящему. Я только сейчас начал дышать. Ты хочешь, чтобы я снова ушёл в эту рутину — офис, отчёты, проекты ради кого-то другого?
— Я не “кто-то другой”. Я твоя жена. А это — наш ребёнок.
Он отвернулся к окну.
— Ты знала, что у меня сейчас переломный момент. Почему ты не… ну, ты понимаешь. Можно было всё остановить.
Вера почувствовала, как похолодели руки.
— Ты хочешь сказать, что я должна была сделать аборт?
— Я просто говорю, что мы не готовы. Ни морально, ни финансово. Всё очень шатко. Но ты, конечно, как всегда, решаешь всё сама.
Она не знала, что сказать. Сердце стучало глухо и больно. Он не обнял её. Не подошёл. Он говорил о вдохновении, о себе — ни разу не спросив, как она себя чувствует.
***
Прошёл месяц.
Вера вставала в семь, работала до восьми вечера, а потом готовила, убирала, стирала. Даниил спал до девяти, играл на гитаре, ходил на “джемы” с такими же «творческими в поиске». Иногда готовил себе овсянку. Считал, что помогает.
В один из вечеров, уже после душа, она заглянула в его вкладки на ноутбуке. Браузер открыл страницу интернет-магазина: микрофон за тридцать тысяч, наушники — пятнадцать.
Откуда деньги?
Ответ был в смс, которое пришло утром, телефон лежал на кухонном столе и Вера прочитала: «Ваш кредит на 50 000 руб. одобрен. Ежемесячный платёж — 4 800 руб.»
Она ворвалась в комнату:
— Ты взял кредит?!
Он пожал плечами:
— Да. На оборудование. Это вложение в будущее. В мою музыку. В наш успех. Мы же команда, да?
— Команда? — Вера едва сдержалась. — Ты — в студии. Я — в редакции, в супермаркете, у плиты и в аптеке. Ты пишешь треки, а я — платёжки. Команда?
Он замолчал.
— Ты же сама за равноправие! Женщины теперь такие же, как мужчины. Вот я и решил — мы равны. У каждого — свой путь.
— Да? А почему тогда я одна мою полы? Почему неравны мы в доме? Почему равноправие включается только, когда речь о твоём комфорте, а не о совместной ответственности?
Они впервые кричали друг на друга. Настояще. Злобно. До надрыва.
Он хлопнул дверью и ушёл.
Она осталась стоять у окна, обхватив живот. А потом взяла телефон и набрала:
— Мам. Мне нужно поговорить.
***
Они не разговаривали три дня. Даниил исчезал утром, возвращался поздно. Вера не спрашивала — не было сил. Рабочие задачи, дедлайны, токсикоз, отёки — всё слилось в один нестерпимый гул. Она ощущала себя сломанной, выжатой тряпкой, которую кто-то ещё и топчет в грязи.
Утром понедельника она пошла на работу. Через два часа — белый свет померк. Очнулась уже в «Скорой», с капельницей в руке и резким металлическим привкусом во рту.
Истощение. Стресс. Угроза выкидыша.
Она лежала в палате, смотрела в потолок, и впервые всерьёз подумала: а вдруг мне и не стоит это тащить? Одной? Ради кого всё это? Ради него? Ради пустоты?
Даниил пришёл к вечеру. С букетом хризантем и банкой манго.
— Ты как? — сел на край кровати.
— Как думаешь? — еле слышно ответила она.
Он пожал плечами.
— Ну… врачи всегда всё преувеличивают. У всех беременных давление скачет и токсикоз. Главное — не волноваться.
— Я чуть не потеряла ребёнка, Даня.
— Ну ты же не потеряла. Всё же обошлось.
Она повернулась к нему.
— Ты был на прослушивании, когда меня увозили в больницу. У тебя даже телефон был выключен.
— Ну прости, я не знал. Я просто хотел… это был шанс.
— А я что — не шанс? Наш ребёнок — не шанс? — глаза наполнились слезами, но голос стал твёрже. — Ты ищешь себя, а я ищу деньги на еду и оплату ЖКХ. Ты хочешь вдохновения, а я — просто не умереть от усталости. Ты покупаешь микрофоны, а я — витамины, чтобы не упасть в обморок посреди офиса. Это нормально для тебя?
— Ты сама выбрала работать столько. Я ведь не заставлял. Хочешь — работай. Не хочешь — отдыхай. Я вообще говорил, что пока не время рожать. Можно было всё решить по-другому.
— Ты серьёзно сейчас? — она даже не удивилась. — Ты бы предпочёл, чтобы я пошла на аборт?
— Я просто считаю, что не стоит жертвовать всем ради ребёнка, к которому мы не готовы. Тем более ты же говорила — важно быть счастливым родителем. А сейчас ты совсем не счастлива.
— Нет, Даня. Сейчас я просто не дура.
Она отвернулась. Через десять минут он ушёл, так и не извинившись.
На следующий день она написала заявление на отпуск по беременности и уходу. Попросила Татьяну Алексеевну забрать бумаги и передать в отдел кадров.
А потом собрала сумку. Документы, вещи, пару свитеров и любимую чашку.
Дом — не стены. Дом — там, где тебя не грабят изнутри.
Она оставила короткую записку:
Мне нужно место, где можно дышать.
И уехала к Татьяне Алексеевне — её начальнице в издательстве, женщине твёрдой, и в то же время по-женски мудрой. Та сама позвонила Вере сразу, как Вера попала в больницу и сказала спокойно, без лишних слов:
— Приезжай. Жить рядом с таким “муженьком” тебе сейчас ни к чему. Надо думать о себе и о ребёнке.
Татьяна Алексеевна вырастила двух детей одна — муж ушёл, когда дети ещё ходили в детский сад. Поэтому сочувствовать Вере умела искренне, без жалости, но с участием. Она встретила её молча — с горячим ужином, запасной зубной щёткой на полке в ванной и ощущением, будто именно здесь — безопасно.
***
Прошло две недели.
Телефон Веры вибрировал каждое утро — сообщения от Даниила приходили с завидной регулярностью. Сначала он умолял её вернуться, потом обижался, потом говорил, что всё осознал и готов начать с чистого листа. Вера не отвечала. Она читала и чувствовала: внутри — тишина. Ни боли, ни злости, ни сожаления. Только усталость и твёрдость.
Татьяна Алексеевна всё это время была рядом. Не вмешивалась, не спрашивала. Просто подавала чашку чая, когда Вера молчала по вечерам, и однажды, коротко сказала:
— Если хочешь, можешь работать удалённо. У нас в издательстве детский проект начался. Легче, спокойнее. И ты справишься. Но только без надрыва. Обещай.
Вера кивнула. Она пообещала — и действительно старалась. Работала из дома, с перерывами на сон, прогулки и беседы по телефону с мамой. А потом однажды мама сказала:
— Я всё решила. Сдала свою квартиру на год. Через три дня приеду. Я не могу больше сидеть далеко, когда тебе так нужно просто рядом побыть.
И мама приехала. Привезла, варенье, несколько пар мягких носков для Веры и будущего малыша и свою непоколебимую материнскую силу. Она не жалела, не спрашивала: «а может, не стоило?» Она просто встала рядом — как стена, как защита.
Вера вернулась в свою квартиру. С Даниилом они договорились: она продолжит платить ипотеку, он не будет претендовать ни на жильё, ни на имущество. Всё оформили у нотариуса. Без скандалов, без эмоций — просто холодный юридический документ. И облегчение. На заявление о разделе имущества она так и не подала — нечего было делить. Всё важное у неё уже было.
Работа шла легко. Беременность — ровно. Поддержка мамы и Татьяны Алексеевны придавали сил.
На восемнадцатой неделе врач, улыбаясь, сказал:
— Девочка. Сильная. Очень активная. У вас будет непростой характер — и это хорошо.
Вера вышла из кабинета и впервые за долгое время просто пошла пешком, никуда не торопясь. Солнце грело щеки, воздух был свежим, и всё вокруг казалось… правильным. Удивительно правильным.
Вечером, дома, она устроилась в кресле, подложила под ноги подушку, взяла в руки чашку с облепиховым чаем. Мама на кухне тихонько что-то готовила и напевала себе под нос.
Вера коснулась живота.
И подумала:
Теперь я знаю, ради кого. И ради себя тоже.
Спасибо, что были с нами до самого конца ❤️
Подписывайтесь на канал — впереди ещё больше сильных, настоящих историй.