Некоторое время он стоял и качал на руке красный алмаз. Вспоминал историю перстня на руке Линтана Олмара. Вспоминал историю голубого турмалина на руке любовницы своего отца. Постоял- постоял и… к удивлению альвов вернул красный алмаз назад, в сердцевину прекрасного эмалевого цветка.
-Истории великих драгоценностей – это история большой крови, малыши, - сказал Раэ, - ах Вениса, Вениса, ты, самая мудрая из нас - и на что меня толкаешь?
Ему вспомнилась ведьма Ида, которая учила Мурчин пользе малых выгод. Что ж, мораль Иды, может, и не подходила пепельноволосой ведьме, которая играла по-крупному, но для Раэ она была уместна. Ну и что он будет делать с такими редкими камнями, когда вернется? Кому их сбудет? Что выручит? Не ему владеть такими драгоценностями. И не тот он, кому за них выложат бешеные деньги. Да и нужны ли они при этом Раэ?
Охотник медленно опустил голубой турмалин на чеканный зеленый лист, инкрустированный изумрудами, не смог сразу оторвать взгляда от прекрасной птички на ветке, усыпанной мелкими алмазами.
Была у Раэ мысль взять из этой сокровищницы что попроще, из тех камешков, которые он мог бы положить перед ювелиром, даже не называя себя, таких, за какие не глядя на принесшего, ювелир равнодушно отсчитает серебро, а то и золото. Так, на черный день. Но охотник с каким-то внезапно подкравшимся страхом понял, что… нет, не унесет! Почему-то не так страшно было оказаться без денег, чем держать у себя такие камешки. Кто их сюда так красиво пристроил? Все в них вложил! На что рассчитывал? Почему все это стоит нетронутым? Нет, не надо…
-Красиво, - сказал Раэ, - но я отсюда ничего не возьму. И никому не расскажу, что здесь есть. Камнями необязательно обладать, чтобы ими любоваться. Да и мои любимые каменья не очень-то красивы. Один вообще цвета спекшейся крови… - и он коснулся кончика хвоста Сардера, - и Олмары подняли бы меня на смех, что я ценю столь грошовый камень, как сардер, выше красного алмаза. Второй дешев, потому, что это нечистый гранат, - и Раэ огладил Венису, - третий грубого синего цвета, - и Раэ коснулся испачканной в крови спинки продрогшего Лазурчика, - третий синий в искорку, пятый черный, как безлунная ночь… Эти камни мне дороже всего. И вообще - я и так выношу отсюда очень нехорошую вещь, которая бед натворит, если попадет не в те руки. А что до этих сокровищ… не буду прибавлять беду к беде. А что касается моего будущего… то власти у меня над ним поменьше, чем над этой плошкой. И над этими камушками у меня власть только пока они тут лежат-полеживают.
Нет-нет, никому Раэ не расскажет о том, что видел. Засмеют, что не взял. Не поймут…
Он решительно поднял плошку-каганец и двинулся вперед. Альвы последовали за ним мокрой перепачканной стайкой.
Перед выходом Раэ оглянулся. Только для того, чтобы на всю жизнь запечатлеть в своей памяти этот прекрасный сад, и чтобы возвращаться в него только в своих снах. Пристально всмотрелся через весь ярус под сень портика, где по-прежнему возлежал беспомощный мраморный колдун, под чьим саркофагом был вход в навь…
Охотник переступил порог растаявшей двери, постоял на пороге, убедился, что все альвы перелетели на четвертый ярус, и только потом переступил порог. Позади него раздался короткий каменный стук. Раэ вздрогнул. Обернулся. За ним больше не было двери. Была сплошная каменная глухая стена.
Сначала Раэ испугался: что было бы, если хоть какой-то из альвов задержался там, и охотник не имел бы возможности даже вернуться за ним. Затем сказал малышам:
-Что ж, так даже лучше.
Внезапно Вениса обняла его лапками за щеки… и… что это было? Поцеловала в нос? Углядела у людей, что ли, как они проявляют чувства? А затем он ощутил объятия мягких лапок у себя на шее. За что-то альвиня его благодарила, Сардер ей что-то выговаривал, остальные радостно цвиркали. По тону Сардера стало ясно, что он торжествует и при этом выражает недовольство Венисой… и тогда Раэ все стало ясно. Альвиня его испытывала!
-Вениса, я же тебе сейчас хвост накручу! – возмутился Раэ, - и не посмотрю, что ты бабушка! Разве можно искушать человека? А если бы я поддался?
Но Вениса стала наворачивать вокруг Раэ круги и ликующе щебетать.
-Тебе должно быть стыдно! – сказал охотник не по возрасту развеселившейся альвине, - вы же… вы же… вы же знаете, что я должен меньше грешить, иначе вы меня покинете! Или я… или я сволочью становлюсь? А вы это чуете и проверяете меня? Ну… ну что ж мне делать? Я знаю, что давно не был в храме… и посты нарушаю… и вру… и убиваю… и вообще не пойми что творю…
-Ой, не говори, вообще придурок полный, - сказала из воды зеркалица и вернула сметенного Раэ в действительность. Он стоял на каменной тропе четвертого яруса… из темной воды усмехалось его лицо, принявшее насмешливо-глумливое выражение. Никогда он такого себе в жизни не позволял. Хотя… это были его черные круги под глазами, мокрые волосы, облепившие лицо… любопытно, что лампады в руках у зеркалицы не было, - не понял, что эти летучие комки тебя воспитывают?
-А тебе что до того? – недовольно спросил Раэ.
-А то… я тебе объяснить могу… Помнишь, в банном подвале ведьмы Мурчин у тебя тоже был соблазн? И один из альвов принес тебе уголек… ценой своей жизни?
Зеркалица говорила не без удовольствия, должно быть, забавляясь смущением Раэ после такого горького воспоминания.
-Так вот… тогда соблазн был силен, а ты слаб. И альвы чуяли твои червоточины. Знали, что еще чуть-чуть, и ты не устоишь перед уговорами гримуара… И они предотвратили это «чуть-чуть». А сейчас они чуют в тебе другое… твою страсть к самоцветам. Обычная страсть для Ламарова отродья. И им надо было, чтобы ты победил ее в себе сам. И они знали, что ты ее победишь. И станешь сильней. Потому эта старуха тебя и подтолкнула к камешкам. Чтобы подпустить к тебе соблазн, И одержать над ним верх. Что доволен, Ламарово отродье? Учуял навий дух этих камней?
-Вот как? – удивился Раэ, на мгновение забывшись, с кем разговаривает.
-Воспитывают они тебя. Гнильцу из тебя выбирают… глупые птенчики! – усмехнулся зеркалица, - ну пускай-пускай… таких и ловить приятней…. Выше забираетесь – ниже всех падаете…
Раэ не понял этих слов, и обратился к более явственной загадке:
-А почему ты меня называешь Ламарово отродье? Не так звали моего отца.
Зеркалица усмехнулась.
-Бери глубже в поколения…
-Не так звали моего деда.
-Еще глубже…
-Не так звали моего прадеда.
Зеркалица презрительно усмехнулась. Мол, слишком малыми временными мерками мерит.
-Не так звали моего первопредка.
Зеркалица хмыкнула.
-В такую древность я тебя не зову…
Внезапно Сардер бухнулся в воду, замутил ее, и тем самым заставил зеркалицу исчезнуть. Сердито пискнул на Раэ. Тот как очнулся от какой-то странной неги. Надо же – заболтался с тем, кем говорить не смог. Повелся как маленький. И это… и это после победы, одержанной над самим собой. Вот где поневоле присмиреешь.
Раэ ухватился за края лампады и двинулся по каменной дороге.
-Погоди-погоди, - заговорила, возникая в воде по новой зеркалица, - я сейчас тебе расскажу, кто такой Ла…
Раэ постарался не поворачивать головы, но краем глаза поневоле увидел, как зеркалица снова превратилась в волка и что-то невнятное скульнула вслед охотнику. Он не остановился, и только прибавил шагу…
Охотник не сомневался, что зеркалица использовала правду, чтобы его заболтать. И на такое, сволочь, пустится. Так, оказывается, альвы и впрямь видят его не только с хорошей стороны, но и там, где он готов оступиться? Ох-х… Пусть и впрямь эта история останется за каменной стеной.
Охотник прошел мимо серры, которая всплыла кверху брюхом рядом с каменной дорогой. Прошел, опустив глаза. Это альвы победили ее. Может, и был бы у Раэ соблазн нанести знак победы над серрой себе на поручень. Хотя бы для того, чтобы позлить охотников из крыла водной нечисти. Не у каждого из них на счету могла быть серра, хоть они и были водниками. Но эта победа не победа Раэ.
Захрустели обломки песчаника под нелепо чавкающей тапкой. Разрушенный алтарь, после которого это подземелье уже не было настоящим капищем… И это не заслуга Раэ. Это сделал Хетте… но охотник все равно должен будет получить объяснения по поводу того парня с многозарядным самострелом, который ослепил василиска. Почему Хетте его послал, если знал, что тот не дойдет? Тут что-то не то… И Раэ прибавил шагу. Кажется, позади его окликнули. То ли зеркалица, то ли русалка… Это было неважно. Он стремительно поднялся по винтовой лестнице наверх. Ни одна горгулья не шелохнулась. Даже та, что расселась на ступеньке, и ее пришлось переступить.
Внизу под лестницей шлепнул рыбий хвост, и кто-то опять его позвал «Фере». Но Раэ мог сделать вид, что не слышит неуверенного возгласа посланницы Рау-Рару Одаорро.
Перед выходом на третий ярус Раэ убедился, что все альвы летят перед ним, дождался, когда они залетят в растаявшую дверь, и переступил порог.
Позади него опять грохотнул камень, и вход с четвертого на третий ярус оказался так же безвозвратно погребен. Раэ ступил на коченеющее тело василиска. Его встретило глуховатое шипение из темноты:
-Ну, не надумал отдавать десять милиарисиев?
Прдолжение следует. Ведьма и охотник. Неомения. Глава 406.