— Максим, я больше так не могу! — голос Веры дрожал, но она старалась держаться. — Если ты сейчас же не скажешь ей, что это мой дом тоже, я… я просто уйду!
Он, как обычно, сидел на краю дивана с видом побитой собаки и молчал. В руках зажат телефон, палец машинально скроллит ленту. Словно в интернете найдётся ответ на её истерики.
— Сынок, ну что ты молчишь? — язвительно протянула Лариса Петровна, сидя за столом с кружкой чая. — Ещё вчера у тебя был нормальный дом, нормальная мать и нормальная жизнь. А теперь вот сидишь и слушаешь, как какая-то… «жена» ультиматумы тебе ставит.
— Какая-то? — Вера чувствовала, как внутри закипает злость. — Это ты сейчас про меня? Про ту, кто два года назад за тобой сына тащила, пока он по ночам за компом в танчики играл?
— Да-да, конечно, героиня! — Лариса Петровна театрально вскинула руки, уронила чайную ложку. — И чего же ты добилась? Мужик твой с работы приходит — ужин не готов. Рубашки глажу я, полы мою я, продукты покупаю я. Ты вообще здесь кто? Квартирантка?
— Мам, ну хватит… — пробурчал Максим, всё ещё уткнувшись в телефон.
— Максим! — Вера схватила его за руку, выдернув гаджет. — Скажи ей, наконец. Это и мой дом! Мы вместе брали ипотеку, вместе тянем. И мне надоело, что она каждый день мне тычет, какая я безрукая.
Максим посмотрел на неё так, будто она предложила ему продать почку: жалобно, испуганно и немного раздражённо.
— Вер, ну ты чего начинаешь? Мамина квартира, по сути… Она же всё равно тут хозяйка. Ты не обращай внимания, она бурчит и забудет.
— По сути?! — голос Веры сорвался на крик. — Так это я тут просто так? Обслуга? У тебя вообще есть хоть капля хребта, Максим?!
Лариса Петровна ухмыльнулась и шумно отпила чай.
— Вот он, твой хребет, милая. Прямо как его отец. Тот тоже только молчал, пока я на себе семью тащила. А ты думала, сынок мой будет рыцарь? Ошибочка.
— Хватит! — Вера хлопнула ладонью по столу. — Если я не хозяйка в этом доме, значит, я здесь никто.
— Ну наконец-то! — захлопала в ладоши свекровь. — Сама поняла!
— Я ухожу, Максим, — Вера резко встала, отодвигая стул. — Позвонишь, когда перестанешь быть маминым мальчиком. Если успеешь.
— Вер, ну ты чего… — Он поднял глаза, но даже не встал. — Ты куда? На улицу?
— Да хоть в метро! Там хоть тепло и без вечного ворчания!
Она выскочила в коридор и на автомате схватила куртку. Сердце колотилось так, что казалось — его слышат соседи. Руки дрожали, пока натягивала ботинки. Из кухни донёсся голос Ларисы Петровны:
— Сынок, даже дверь за собой не закроет… Вот кто их таких учит?
— Мам, ну ты тоже давай… — начал было Максим, но его голос затих, как выключенный телевизор.
Вера хлопнула дверью так, что с верхней полки в коридоре посыпались какие-то старые газеты.
На улице воздух резанул лицо. Было холодно и как-то унизительно пусто. Вера сунула руки в карманы и пошла куда глаза глядят.
Ну и дура я. Терпела два года. Думала, муж встанет за меня. А он — мамин сынок. А я? Никто. Даже вещи собрать не успела…
Телефон завибрировал. Максим. Смахнула уведомление. Потом ещё одно — снова он.
Что он там напишет? «Вернись, маме плохо»? Или «прости, я сам не знаю, что делать»?
Губы скривились в горькой усмешке. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться. В голове крутилась последняя реплика Ларисы Петровны. «Сама поняла!» Ну что ж, поняла. Лучше быть одной, чем никем в «мамином» доме.
Вера остановилась у подъезда отца. Долго стояла, разглядывая потёртый домофон. Нажать кнопку? Или гордость ещё жива?
Да пошло оно всё. Она нажала.
— Кто там? — услышался хрипловатый голос отца.
— Пап, это я… Можно к тебе?
— Верка? Конечно, можно! Чего там стоишь? Замёрзла ведь!
Щёлкнул замок, и дверь подъезда открылась.
Вера поднялась по лестнице с ощущением, что вот сейчас — хоть чуть-чуть, но можно выдохнуть. Она вошла в квартиру и сразу уткнулась отцу в плечо.
— Верунчик… — Он погладил её по волосам. — Ну что ж ты так себя изводишь?
— Пап, я больше не могу… — всхлипывая, сказала она. — Я хочу домой. Настоящий. Где нет чужих людей.
Он кивнул, стиснув губы.
— Значит, найдём тебе дом. И никто тебе больше не скажет, что ты «не хозяйка».
— Вера, там твой стоит, — отец глянул в окно и хмыкнул. — Походкой виноватого страуса. Цветы в руках, как у школьника на 1 сентября.
— Пап, только не открывай. Пусть постоит… — устало вздохнула Вера, сидя за кухонным столом с кружкой чая. — Я даже не хочу видеть его лицо.
— Да я и не рвусь, — фыркнул отец, поднимая бровь. — Но он, похоже, решился. Вон уже третий круг вокруг подъезда наматывает. Сейчас на колени встанет и «Верочка, родная, прости, мама заставила» запоёт.
На телефоне мигнул входящий вызов. Максим. Потом ещё раз. Потом сообщение:
«Вер, выйди. Я просто хочу поговорить. Пожалуйста».
Она зажмурилась. Сердце предательски дернулось. Ну зачем… Зачем я всё ещё реагирую?
— Открывать будешь? — с прищуром спросил отец. — Или мне выйти и его… ну… вразумить?
— Пап! — Вера даже засмеялась сквозь слёзы. — Нет. Не надо «вразумлять». Открой… Пусть зайдёт. Но ты держи себя в руках, ладно?
— Ну да… держу, как же, — буркнул он, направляясь к двери. — Если этот тип начнёт врать — за ухо и к выходу.
Через минуту Максим вошёл, неловко прижимая к груди охапку каких-то увядших хризантем. Лицо серое, глаза бегают по углам, как у кота, которого застукали на кухонном столе.
— Привет, Вер… — Он натянул жалкую улыбку. — Можно с тобой поговорить?
— Говори, — холодно отрезала Вера, не вставая из-за стола. — Только быстро. У меня чай остывает.
— Я… я дурак. Ты права. Я должен был встать за тебя. Просто… ну… мама… она ведь…
— Ну да, мама, мама… — перебил отец, глядя на Максима так, что тот чуть не выронил цветы. — У тебя мама или жена? Определись уже, парень.
— Иван Григорьевич, я… — заикнулся Максим, — я понимаю, я виноват. Но можно мы с Верой поговорим наедине?
— Ха! — Отец вскинул руки. — То есть тут ты хочешь наедине, а когда твоя мамаша Веру на кухне давила, там тебя наедине не интересовало?
Вера прикрыла глаза, вцепившись пальцами в кружку.
— Пап, оставь. — Голос её звучал спокойно, но внутри всё сжималось. — Максим, что ты хочешь сказать? Я слушаю.
Он сглотнул и поставил цветы на стол.
— Вер, я… я хочу, чтобы ты вернулась. Мне плохо без тебя. Мама обещала больше не лезть. Она сказала, что если ты вернёшься, даст нам спокойно жить.
— Она «даст» нам жить? — голос Веры дрогнул от сдерживаемого смеха. — Это как? В виде подачки? «Ну ладно, пусть твоя баба посидит у нас ещё пару лет»?
— Нет, нет, Вер… — Он вскинул руки, словно оправдывался перед учительницей. — Я серьёзно. Я всё понял. Правда.
— Поздно понял. — Вера резко встала. — Максим, я два года ждала, что ты перестанешь быть мальчиком при маминой юбке. Ждала, что хоть раз скажешь: «Мама, хватит». А ты молчал. Знаешь почему? Потому что тебе удобно.
Максим шагнул к ней, голос стал тише:
— Вер, пожалуйста. Мы же семья. У нас с тобой… мы же… — Он замялся, поняв, что никаких «мы» уже нет.
— Семья? — Она горько усмехнулась. — Семья там, где есть уважение. А у нас был пансионат: хозяйка с диктатурой и вы — её послушные жильцы.
Телефон Максима завибрировал. Он машинально достал его из кармана и посмотрел на экран. «Мама» — высветилось крупно.
— Ну давай, ответь, — саркастично сказала Вера. — Может, она подскажет, что тебе сказать дальше?
— Вер, это не так… — Он потянулся к её руке.
— Не прикасайся. — Вера отдёрнула руку, как от раскалённого утюга. — Ты потерял меня в тот момент, когда позволил ей орать на меня при тебе. Я ухожу не из-за мамы. Я ухожу из-за тебя.
Максим замер. Его плечи бессильно опустились.
— Я… я всё понял. Правда. Но… если уйдёшь сейчас — всё.
Вера кивнула.
— Именно. Всё.
Максим выдохнул и, не дожидаясь приглашения, вышел из кухни. Отец провожал его тяжёлым взглядом.
— Молодец, дочка, — сказал он, когда захлопнулась дверь. — Слово сказала — держи его. Не вздумай назад.
Вера кивнула. Впервые за два года ей стало чуть-чуть легче.
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Ларисы Петровны:
«Ты ещё пожалеешь, что развалила нашу семью. Мальчик без тебя пропадёт. Подумай хорошенько, пока не поздно.»
Вера сжала губы, удалила сообщение и наконец-то выдохнула.
— Вера, открой! — стук в дверь был настойчивый, злой.
Отец вытер руки о полотенце и кивнул на вход. — Она. Я ещё с первого удара узнал. У них с сынком даже манера бить по дверям одинаковая — как будто налоговая к олигарху пришла.
— Пап, ты только не лезь, ладно? — Вера сглотнула, чувствуя, как напряглись мышцы шеи. Сердце колотилось так, что едва слышала свои мысли.
Она всё же повернула ключ. На пороге стояла Лариса Петровна — в строгом пальто и с таким выражением лица, будто собиралась вынести приговор.
— Ну наконец-то, — язвительно произнесла свекровь, оглядывая Веру с ног до головы. — Долго же ты пряталась. Думаешь, если сбежала, мы тебя оставим в покое?
— Я этого и хочу, Лариса Петровна, — спокойно ответила Вера, но руки дрожали. — Чтобы вы меня оставили в покое.
— В покое?! — глаза Ларисы Петровны сузились. — Ты разрушила мою семью! Мой сын из-за тебя как не свой! Он не ест, не спит, и это ты его довела!
— Это он себя довёл, — Вера сдержанно ухмыльнулась. — И вы вместе с ним. Вы так воспитали — мальчик до сорока лет без маминого слова шаг ступить не может.
— Ты… ты неблагодарная дрянь! — Лариса Петровна резко шагнула внутрь, но отец Веры тут же встал рядом с дочерью.
— Осторожней со словами, женщина, — сказал он тихо, но в голосе зазвенел металл. — Вы к кому домой пришли — к корове на дойку или к человеку?
Лариса Петровна слегка отпрянула, но быстро собралась.
— Я пришла, чтобы сказать одно. Если ты, Верка, не вернёшься к Максиму — я найду способ отобрать у вас квартиру. Она же на нём, а не на тебе! И тогда посмотрим, где ты будешь жить.
— Мама, хватит! — неожиданно послышался голос за спиной Ларисы Петровны. Максим стоял на лестничной площадке, бледный и жалкий. — Вер, извини её… Она просто… волнуется.
— Ха! — усмехнулся отец Веры. — Ты тоже волнуешься, сынок? Или маме помогаешь с нападками?
Максим поднял глаза на Веру. В них — просьба, растерянность и какая-то детская обида.
— Вер… Я не могу без тебя. Вернись. Я всё исправлю. Честно.
Вера вдруг почувствовала, как внутри у неё что-то ломается. Не от боли — от усталости. Два года унижений, криков и ночных слёз вылились в ледяное спокойствие.
Она посмотрела сначала на Максима, потом на его мать.
— Знаете что? — Голос был ровным, но жёстким. — Это МОЯ жизнь. И вы в ней оба лишние.
Лариса Петровна дернулась, как от пощёчины.
— Ты… ты так ещё пожалеешь! — закричала она, сжимая сумку в руках. — Ты без нас никто!
— Без вас я наконец-то кто-то, — тихо, но с нажимом сказала Вера. — Человек. А не удобный аксессуар для вашего сыночка.
Максим шагнул ближе:
— Вер, пожалуйста… я люблю тебя…
— Поздно, Максим. — Вера отвернулась и кивнула отцу: — Закрывай.
Дверь закрылась с глухим щелчком. Вера ещё минуту стояла, глядя в пол, потом выдохнула.
— Ну вот и всё, пап. Я свободна.
— Горжусь тобой, дочка, — сказал отец и обнял её. — А эти… пусть теперь сами друг с другом живут. Им привычнее.
Конец.