Найти в Дзене
Язар Бай | Пишу Красиво

Осман узнал о предательстве брата-тюрка. Но в ту же ночь раздался плач, изменивший его судьбу

Глава 6. Земля и Кровь. Книга 3 Мир, густой и долгожданный, наконец-то окутал Биледжик. Он пах свежеиспечённым хлебом с рыночных площадей, смолистой стружкой из столярных мастерских и дымком из сотен домашних очагов. Город, что ещё вчера был лишь неприступной греческой крепостью, на глазах преображался, обретая стать и дыхание настоящей столицы. Лицо богатого купца искажено страхом, на лбу выступили капли пота Осман, сменивший тяжёлые стальные доспехи на простую, но добротную одежду правителя, с головой погрузился в строительство своего государства. Каждое утро, совершая обход, его взгляд видел уже не камень стен и холод башен, а живую, трепещущую ткань будущего. Вот на шумном рынке, сверкая белозубой улыбкой, греческий гончар отчаянно торгуется с бойкой тюркской женщиной из соседнего селения. А вот могучие кузнецы, чьи молоты ещё вчера с яростью ковали мечи, сегодня с мирным усердием выковывают лемеха для плугов. Его верные воины, получив щедрую долю добычи, больше не мечтали о битв

Глава 6. Земля и Кровь. Книга 3

Мир, густой и долгожданный, наконец-то окутал Биледжик. Он пах свежеиспечённым хлебом с рыночных площадей, смолистой стружкой из столярных мастерских и дымком из сотен домашних очагов.

Город, что ещё вчера был лишь неприступной греческой крепостью, на глазах преображался, обретая стать и дыхание настоящей столицы.

Лицо богатого купца искажено страхом, на лбу выступили капли пота
Лицо богатого купца искажено страхом, на лбу выступили капли пота

Осман, сменивший тяжёлые стальные доспехи на простую, но добротную одежду правителя, с головой погрузился в строительство своего государства. Каждое утро, совершая обход, его взгляд видел уже не камень стен и холод башен, а живую, трепещущую ткань будущего.

Вот на шумном рынке, сверкая белозубой улыбкой, греческий гончар отчаянно торгуется с бойкой тюркской женщиной из соседнего селения. А вот могучие кузнецы, чьи молоты ещё вчера с яростью ковали мечи, сегодня с мирным усердием выковывают лемеха для плугов.

Его верные воины, получив щедрую долю добычи, больше не мечтали о битвах — они строили дома, брали в жёны красавиц, пускали корни в эту благодатную землю.

Это и была его главная, самая важная победа. Не груды золота, не громкая слава. А этот утренний, разноголосый гул мирной, созидающей жизни.

Но пока Осман учился быть государем, его тень, верный Аксунгар, доспехов не снимал — лишь скрыл их под складками плаща. Для него война не закончилась. Она просто сменила поле боя, уйдя в лабиринты городских улочек и тёмные закоулки человеческих душ.

Его первой целью стал Андроникос — богато одетый греческий купец, чьё имя было обнаружено в счётных книгах казнённого предателя Деметриоса. Аксунгар не стал действовать грубо, выламывая двери. Он решил плести свою сеть медленно и неотвратимо, как опытный паук.

Двое его людей, переодетых в обычную городскую стражу, неспешно подошли к роскошной лавке купца.

— Господин Андроникос, — голос одного из них прозвучал вежливо, но в нём звенела сталь. — Осман-бей желает говорить с вами о новых поставках для войска. Просим следовать за нами. Вас уже ожидают на портовом складе.

Лицо торговца вмиг утратило краски, став белее свежего полотна. Он был умён и сразу всё понял: дела о поставках не обсуждают на заброшенных, пахнущих гнилью складах у реки. ЭТО ЛОВУШКА. Но отказаться — значило немедленно подписать себе смертный приговор.

Место для «беседы» Аксунгар выбрал с дьявольской точностью. Старый, заброшенный склад, пропитанный запахами пыли, высохшей рыбы и отчаяния. Никаких камер, цепей и орудий пыток.

Лишь грубый стол, два стула и одинокий тусклый фонарь, выхватывающий из мрака испуганное лицо купца.

— Я… я не понимаю, в чём дело, господин, — залепетал Андроникос, когда тяжёлая дверь за ним захлопнулась, и он остался с Аксунгаром один на один.

Аксунгар не ответил. Он молчал, позволяя гнетущей, давящей тишине сделать за него всю работу. Затем, не говоря ни слова, он небрежно бросил на стол копию торгового реестра, где жирным, уверенным росчерком была отмечена сделка с Деметриосом.

— Пять тысяч золотых, — голос Аксунгара в гулкой пустоте прозвучал тихо, почти как шёпот, но от этого шёпота у купца по спине пробежал ледяной холод. — Очень щедрое пожертвование на нужды монастыря. Особенно если учесть, что через два дня после твоего «благочестивого вклада» на караван шейха Эдебали напали разбойники. Какое… удивительное совпадение, не находишь?

Андроникос затрясся, как осиновый лист на ветру. Он начал клясться всеми святыми, что он лишь набожный торговец и ни о чём дурном не помышлял.

Аксунгар не перебивал, с холодным любопытством наблюдая, как купец всё глубже запутывается в сетях собственной лжи. Когда словесный поток иссяк, воин медленно наклонился вперёд. Его глаза в полумраке блеснули, как два ледяных кинжала.

— Я не палач, Андроникос. Ломать тебе кости — не моя работа. Но Осман-бей издал новый закон: за предательство — лишение жизни. А всё имущество изменника отходит в казну. У тебя ведь большая семья, красивый дом, уважаемое в городе имя… Твоим детям придётся просить милостыню на той самой церковной паперти, куда ты так щедро жертвовал украденные деньги. Подумай о них. Я вернусь через час.

Он вышел, оставив купца одного в ледяной темноте, наедине со страхом, который был страшнее любых, самых изощрённых пыток.

Когда Аксунгар вернулся, Андроникос был сломлен. Он сидел, обхватив голову руками, и тихо, по-детски всхлипывал.

— Они заставили! — зашептал он, поднимая на воина полные слёз глаза. — Много лет назад мой сын в Никее проигрался в кости… очень крупно. Люди Деметриоса предложили сделку: они гасят его долг, а я… я становлюсь их глазами и ушами здесь.

— Ты знал, на что шли деньги?

— Нет! Клянусь Всевышним! Мне сказали, это просто дань… одному из их людей!

— Кто сказал? Опиши его.

— Я не знаю его имени. Он не грек, он… тюрок. Всегда приезжал ночью. Высокий, молчаливый…

— ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ! — жёстко надавил Аксунгар.

— Татуировка! — вдруг вскрикнул купец, словно обжёгшись. — На запястье! Маленький чёрный скорпион!

Сердце Аксунгара пропустило удар. Скорпионы. Элитный отряд убийц «Садовника» — одного из казнённых «Пальцев». Значит, ячейка выжила. И её член, опасный наёмник, свободно разгуливает по столице.

— Чьё имя он называл? От какого бея действовал?

— Он не говорил… Но однажды обмолвился, что его господин крайне недоволен тем, как возвышается Осман. Что тень от шатра Османа скоро накроет его собственные земли. Его господин… бей племени Гермиян.

Гермияногуллары. Могущественное и гордое племя, чей правитель всегда с чёрной завистью смотрел на успехи Османа. Ниточка потянула за собой целый клубок. Это было не просто предательство купца. Это был заговор, в котором могущественный сосед тайно работал на врага.

— Отныне ты будешь моими глазами и ушами, Андроникос, — холодно заключил Аксунгар. — Продолжишь исправно служить им, но о каждом их шаге будешь докладывать мне. И тогда, возможно, твоя семья не пострадает.

В тот же вечер Аксунгар доложил обо всём Осману. Они стояли в прохладной тишине оружейной, среди безмолвной стали мечей и доспехов, помнящих жар многих битв.

— Гермиян, — глухо, словно вытолкнув из себя камень, проговорил Осман. Лицо его вмиг помрачнело. — Я всегда считал его лишь завистником и гордецом. А он оказался змеёй, которую пригрел на своей груди наш враг.

— Он очень опасен, бейим, — подтвердил Аксунгар. — У него сильная армия и много воинов. Теперь, когда «Руки» больше нет, он может стать их новым мечом. Враг натравит его на нас, и брат пойдёт на брата.

Осман всё понял. Победа не принесла ему покоя. Она лишь изменила облик войны. Теперь враг будет действовать не на поле брани, а через подлые интриги и предательство соплеменников. Эта война обещала быть долгой, изнурительной и грязной.

Тяжкий груз ответственности снова лёг ему на плечи. Не успели отгреметь фанфары одной победы, как на горизонте уже сгущались новые, ещё более тёмные тучи.

Внезапно тяжёлая дубовая дверь оружейной с грохотом распахнулась. На пороге, едва переводя дух, стоял запыхавшийся слуга.

— Бейим! Осман-бей! — его глаза были круглыми от волнения и счастья. — Быстрее! Ваша госпожа! Бала-хатун! Началось!

Все мысли о войнах, предателях и коварных гермиянцах мгновенно вылетели из головы Османа. Он бросился вон из оружейной, почти сбивая с ног слуг. Но его не пустили в покои, где уже, словно пчёлы в улье, суетились повитухи.

Он остался один в длинном коридоре — великий полководец, покоритель крепостей и победитель армий, — абсолютно беспомощный перед величайшей тайной жизни. Он вслушивался в приглушённые стоны, тревожный шёпот, и каждое мгновение ожидания казалось ему вечностью.

И вдруг… всё стихло. Настала оглушающая, звенящая тишина.

А затем из-за двери раздался он. Громкий, требовательный, полный невероятной жажды жизни плач новорождённого.

Осман прислонился к холодной стене и медленно сполз на пол. Он, не проронивший ни единой слезы на полях самых кровавых сражений, вдруг почувствовал, как по его небритой щеке катится обжигающая, горячая слеза. Слеза безграничного счастья, облегчения и огромной, всепоглощающей любви.

В тот самый день, когда он узнал о новом, коварном враге, что затаился у самых границ, в его доме родился тот, ради кого отныне стоило вести все эти войны.

Его сын. Его наследник.

Его будущее.

😊Спасибо вам за интерес к нашей истории.
О
тдельная благодарность за ценные комментарии и поддержку — они вдохновляют двигаться дальше.