Глава 5. Земля и Кровь. Книга 3
Когда на дальнем холме, озарённые лучами клонящегося к закату солнца, показались первые всадники Османа, Биледжик взорвался не тревожным набатом, а тысячеголосым праздничным звоном.
Казалось, весь город высыпал на улицы встречать своих героев. Ремесленники, оставившие свои мастерские, торговцы, закрывшие лавки, старики, опирающиеся на посохи, и дети, чьи глаза горели нетерпеливым любопытством. Тюрки и греки стояли плечом к плечу вдоль дороги, ведущей к главным воротам цитадели. Они ждали. Ждали мужей, отцов, сыновей и братьев.
Ждали своего Бея-победителя.
Шествие двигалось медленно, исполненное сурового величия. Впереди — авангард, закалённые в боях воины. Их лица, покрытые пылью и копотью, были измождены, но глаза сияли несломленной гордостью.
Следом тянулись повозки с ранеными, и при их виде радостные возгласы толпы сменялись тихими, полными сострадания вздохами и молитвами. Женщины, забыв о приличиях, выбегали из рядов, протягивая страждущим кувшины с прохладной водой и чистые платки, чтобы отереть пот со лба.
За ранеными шёл зримый символ триумфа — сотни трофейных коней, горы захваченного оружия, блестящие на солнце доспехи и знамёна поверженного врага. Это было неоспоримое доказательство великой победы, о которой уже слагали легенды.
Осман, ехавший во главе своего войска, ощущал, как сильно сжимается сердце от этого зрелища. Он видел искреннюю радость в глазах своего народа, и эта общая радость была для него несравненно дороже всех сокровищ мира. У самых ворот его взгляд нашёл ту, кого искала душа.
Бала-хатун.
Она не стояла в стороне, в тени знатных дам. Нет, она была в самом центре, среди простых женщин, уверенно руководя распределением помощи прибывающим воинам. В этот миг Осман с пронзительной ясностью осознал — перед ним уже не просто дочь шейха Эдебали, его любимая жена. Перед ним стояла истинная Хатун, хозяйка и душа этого города.
Их взгляды встретились, и целый мир уместился в этом безмолвном диалоге. Осман спешился. Огромное желание прижать её к себе, ощутить родное тепло и сбросить невыносимое бремя войны боролось в нём с долгом правителя.
На глазах у всего народа подобная вольность была неуместна. Он лишь остановился напротив, и в повисшей между ними тишине было больше нежности и понимания, чем в тысяче самых пылких слов.
Бала смотрела на мужа, и в глубине её прекрасных глаз плескалась не только любовь и счастье от его возвращения. Там была и гордость за супруга-победителя, и тихая, глубокая скорбь о тех, чьи места в строю навсегда остались пустыми. Она видела на его лице не только копоть битвы, но и тень новой, незнакомой ей, глубокой усталости.
— Велики ли наши потери? — голос её прозвучал тихо, но был полон искреннего сострадания.
Осман лишь на мгновение прикрыл веки и медленно, с горечью кивнул.
— Но победа стоила того, мой Бей, — так же тихо ответила Бала, давая понять, что разделяет с ним не только триумф, но и тяжесть принятых решений. — Твой дом ждал тебя. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ.
Вечером в главном зале цитадели Биледжика гремел пир. Столы, уставленные дымящимися блюдами, ломились от яств. Ароматный кумыс и терпкое вино лились рекой, а воздух, казалось, был пропитан самим счастьем.
Бамсы-бей, чьи раны уже почти затянулись, оглушительно хохотал, окружённый молодыми воинами, и сдобрив рассказ крепким словцом, живописал свои невероятные подвиги.
Самса Чавуш, к всеобщему восторгу, восседал среди ветеранов племени Кайи и, потягивая вино, травил свои знаменитые морские байки, искусно вплетая в них подробности недавнего сражения, где его «акулы» вновь доказали свою доблесть.
Неподалеку Кёсе Михал и Тургут-бей, два столпа османского войска, вполголоса обсуждали тактические детали битвы, чертя схемы прямо на дубовой столешнице.
Это был пир победителей, пир братьев по оружию, чьё единство было выковано в огне сражений.
Осман сидел во главе стола. Он улыбался, поднимал кубок в ответ на здравицы, принимал поздравления. Но душа его была далеко. Мысли, словно стервятники, кружили над полем недавней битвы. Он смотрел на своих братьев. На честное, открытое лицо Бамсы. На верного, как скала, Тургута. На мудрого Кёсе Михала, не раз доказавшего свою преданность. На хитрого, но прямодушного Самсу... И ядовитые слова умирающего Филарета змеиным шёпотом отдавались в его голове:
«Он среди тех, кому ты доверяешь больше всего...»
Незаметно для всех Осман покинул шумный зал и вышел на прохладный балкон. Свежий ночной воздух остудил разгорячённую голову, а внизу, под ним, раскинулся спящий, умиротворённый город.
Через мгновение рядом бесшумно возникла Бала. Она мягко накинула на его плечи тёплый плащ.
— Твоё сердце не на празднике, мой Бей, — произнесла она с нежностью. — Оно всё ещё там, на поле брани.
Тяжкий вздох вырвался из груди Османа. Он решился поделиться с ней тем грузом, который не мог доверить больше никому. Рассказал о последних словах Филарета. О ядовитом семени подозрения, брошенном в самую душу его братства.
Бала долго молчала, внимательно слушая, а её рука нашла его ладонь и крепко сжала, даря безмолвную поддержку.
— Яд действует, лишь если позволить ему проникнуть в кровь, Осман, — наконец проговорила она, и голос её был спокоен и мудр, как речи её отца.
— Враг пал, но его слова пытаются воевать вместо него. Не даруй ему этой последней победы. Ты построил этот союз на доверии. Если ты убьёшь доверие, то разрушишь всё собственными руками. Верь своим глазам и своему сердцу, но пусть разум твой остаётся холодным. Пусть Аксунгар ищет змею, если она существует. А ты — строй государство. Не позволяй тени управлять твоей рукой.
Её слова стали целебным бальзамом. Они не развеяли его тревог, нет. Но они вернули ему опору. Напомнили, кто он есть. Он — правитель. И он должен быть выше этого.
Пока в цитадели гремел пир, в одной из самых тихих и неприметных комнат горел одинокий светильник. Аксунгару было не до празднеств. Он работал.
Перед ним на столе были разложены сокровища, куда более ценные, чем золото из сундуков Текфура. Захваченные документы тайной организации «Рука»: торговые реестры, шифрованные донесения, списки имён...
Его единственный глаз внимательно скользил по строкам, а мозг, острый как клинок, сопоставлял факты. Аксунгар был охотником, идущим по едва заметному следу в поисках того, что выбивалось из общей картины.
И он нашёл.
Сущая мелочь. Пометка в торговом реестре магистра Деметриоса. Запись о получении крупной суммы от одного из купцов Биледжика. Сама по себе — ничего не значащая деталь. Но дата... Дата стояла за два дня до нападения на караван шейха Эдебали, в котором едва не лишилась жизни Бала. Тогда все списали это на обычных разбойников.
Но Аксунгар не верил в совпадения.
Он начал копать глубже. Купец, отправивший деньги, оказался уважаемым в городе греком, одним из приближённых Кёсе Михала. В то же время его торговые пути вели далеко на восток, к землям тех тюркских беев, что не скрывали своей зависти к успехам Османа.
Нить была тонкой, почти невидимой, но она появилась. Греческий купец из окружения Михала, связанный с завистливыми беями, отправляет деньги «Руке» прямо перед нападением на невесту Османа. Это была первая ниточка в ядовитой паутине предательства. Аксунгар аккуратно занёс наблюдения в отдельный свиток. Завтра он начнёт слежку.
Охота началась.
Пир закончился далеко за полночь, но Осману не спалось. Слова Балы успокоили сердце, но не излечили душу. Ему нужно было посмотреть в глаза своим братьям.
Он послал за Тургутом, Бамсы и Аксунгаром, встретив их не в зале совета, а снаружи, у подножия цитадели. Там стоял символический камень, установленный в память о его отце, Эртугруле-гази.
Четверо воинов стояли в ночной тишине, окутанные тенями прошлого и будущего.
— Филарет хотел посеять между нами семена недоверия, — твёрдо сказал Осман, глядя поочерёдно в глаза каждому. — У него ничего не выйдет. Наше братство — это фундамент, на котором держится всё, чего мы добились.
Он положил руку на холодный, шершавый камень.
— Положите свои руки рядом с моей.
Тургут, Бамсы и Аксунгар без колебаний исполнили его волю. Четыре руки, покрытые шрамами от сотен битв, соединились на камне памяти.
— Клянёмся духом моего отца, Эртугрула-гази, — голос Османа разнёсся в ночной тиши, — что мы доверяем друг другу, как самим себе. И если среди нас или рядом с нами есть изменник, мы найдём его и вырвем, как гнилой зуб. Но мы никогда не позволим яду подозрения отравить наше братство и разрушить то, что мы построили на верности.
Они произнесли эту клятву. И в этот миг их братство, закалённое в горниле войны, стало ещё крепче.
Но когда они расходились, и Осман смотрел им вслед, он видел перед собой не просто трёх верных соратников. Он видел прямого и чистосердечного Бамсы. Мудрого и несгибаемого Тургута. И он видел Аксунгара, который только что поклялся в доверии, но в чьих глазах уже началась его собственная, тайная война.
И Осман знал — эта война необходима. Потому что внешний враг разбит.
Настало время искать врага внутреннего.
😊Спасибо вам за интерес к нашей истории.
Отдельная благодарность за ценные комментарии и поддержку — они вдохновляют двигаться дальше.