Утро начиналось всегда одинаково: будильник, десять минут борьбы с желанием перевернуться на другой бок, и еще пять ― попытка вспомнить, что сегодня за день. В понедельник Виктория пила кофе без сахара, чтобы хоть как-то заставить себя проснуться. Во вторник ― с сахаром, потому что жизнь и так не слишком сладкая. Среда обычно не запоминалась вовсе. А к пятнице казалось, что неделя длилась не пять дней, а все десять.
Тридцать лет ― тот самый возраст, в котором вроде бы все должно встать на свои местах: стабильная работа, собственная крыша над головой, понимание смысла жизни. У Виктории все это вроде бы имелось. В родном городе, в той самой квартире, где когда-то она так старательно училась завязывать шнурки, теперь она так же старательно гладила офисные блузки. Работа ― стабильная, с домашним обедом в контейнере и обязательными пятничными отчетами. Рабочий коллектив ― в меру приятный, без навязчивых подруг, но и без заклятых врагов. Виктория была «ровной». Приветливой ― в меру, исполнительной, но не перерабатывающей выскочкой. Не сплетничала за чужими спинами, не обсуждала начальство, но и никогда не «стучала» на коллег. Бесконфликтная, исполнительная, без лишних амбиций. Не слишком заметная и удобная всем.
С недавних пор Виктория стала ловить себя на том, что смотрит в зеркало с явным равнодушием. Не с неприятием ― просто без особого интереса. Как в отражении не она, а кто-то чужой, знакомый лишь по документам. Волосы ― тугой хвост. Всегда. Цвет ― свой натуральный, не тронутый краской. Удобно. Без претензий. Как вся ее жизнь. Даже одежда была такой ― «без претензий». Все, что можно было назвать ярким, давно ушло в мешки с вещами для благотворительности.
Виктория вовсе не была несчастна. Просто не чувствовала себя живой. Не так, как раньше, в студенческие годы. Когда каждое утро начиналось с улыбки, а не с чашки крепкого кофе.
На обеде она, как обычно, вышла прогуляться до булочной за углом. Путь привычный: через сквер, мимо лавочек и качелей.
И вдруг ― порыв ветра сдул с головы берет. Он покатился по дорожке, волосы разметались. То есть, распущенные, неожиданно свободные волосы ― заколка поскакала по тротуару вслед за беретом. Виктория инстинктивно прижала разлетающиеся локоны к щекам и вдруг уловила запах весны. Сырость земли, легкая прохлада, звон детского смеха где-то на дальнем плане.
Она поймала берет, отряхнула и надела, а заколку положила в карман. Но теперь уже не могла прогнать странное ощущение ― будто за этой случайностью скрывается что-то важное. Как будто в ней самой что-то едва заметно сдвинулось с той точки, на которой она застряла.
На обратном пути Виктория проходила мимо витрины салона красоты. Раньше она не обращала на него внимания ― стеклянная дверь, буклеты, реклама окрашивания, приглушенный свет внутри. Но сегодня взгляд зацепился. За женщину, сидящую в кресле, обернутую в белую накидку. За резкое движение блестящих ножниц, за летящие на пол пряди. За ее глаза в зеркале ― такие живые, будто она только что родилась заново.
Виктория подошла ближе. Присмотрелась. Женщина улыбалась своему отражению. Нечто внутри Виктории болезненно дернулось. Не зависть ― тоска. По себе, которой давно нет.
Вечером, дома, переодевшись в теплый и уютный свитер, Виктория села не с телефоном в руках, а просто так. На кухне, в тишине. И вдруг подумала: «А что, если?..»
Она не знала, что именно хотела сказать этим «если». Просто ощущала ― дальше так жить нельзя. Нужно хоть что-то изменить. Хоть бы и прическу.
Она подошла к зеркалу в коридоре, распустила волосы. Посмотрела на себя внимательно и долго. А потом тихо, почти шепотом, сказала:
― Завтра я обязательно запишусь в тот салон.
И улыбнулась своему отражению.
* * *
Новое утро началось слегка тревожно. Будильник зазвенел в обычное время, но Виктория выключила его с первого звонка и осталась лежать. В голове пульсировал вопрос: «А может, не надо?» Никакой записи в салон еще не было. Только мысль. Только намерение. А она, как никто другой, знала, как легко намерения тонут в чашке кофе без сахара.
На работе было как обычно. Бесконечные таблицы, пухлые папки, скучные документы. Никто не замечал, что внутри нее что-то дрожит, как нерешительная капля на краю стакана. После обеда, сидя с кофе у окна, она открыла сайт салона, того самого, с прической и женщиной в зеркале. Пролистала до конца. Нажала кнопку: «Записаться». Выбрала графу: «Радикальное изменение образа».
Салон оказался уютным и теплым. Ни холодного глянцевого блеска, ни грубого пафоса. Витрина с красками и бальзамами, приглушенный свет, запах шампуня и лака для волос. Виктория вошла, как в театр, где она ― зритель. Идти было страшно. Волосы давно стали частью ее бронежилета: длинные, послушные, всегда собранные. Убрать их ― как потерять надежное укрытие.
― Виктория? ― позвала девушка в черном фартуке. ― Проходите.
Мастер оказалась моложе, чем Виктория ожидала. Светлые волосы собраны в непослушный пучок с выбивающимися прядками, на шее татуировка ― тонкая веточка лаванды. Улыбка мягкая, голос уверенный.
― Что делаем? ― спросила она, укутывая ей плечи белой накидкой.
Виктория замялась. Посмотрела на свое отражение. В нем ― напряжение, страх, но и какой-то отблеск надежды.
― Хочу... перемен, ― она замолчала, потом добавила: ― Но, честно, я боюсь. Я так никогда не делала.
― Отлично, ― улыбнулась мастер. ― Самые классные стрижки начинаются со страха. Давайте по шагам. Расскажите, чего точно не хотите?
― Не хочу выглядеть, как будто мне сорок. Или как будто я пытаюсь выглядеть на двадцать. И... не хочу жалеть потом. А еще ― не хочу оставить все как есть.
― Значит, хотите быть собой, но новой? Это возможно.
Они начали говорить. Сначала про волосы ― структуру, форму лица. Потом ― как-то само собой ― перешли на жизнь. Виктория рассказала, что давно живет одна, что все вроде бы в порядке, но нет чувства движения. Что просыпается с ощущением, как что-то проходит мимо. Что устала быть «удобной» ― для всех, кроме себя.
― А я пять лет назад сбежала от юриспруденции, ― откликнулась мастер. ― Представляете? Родители в шоке, а я счастлива. Стрижки ― мой способ говорить с людьми, которые не знают, что им надо, но точно знают, что больше не могут по-старому.
― Это и про меня, ― сказала Виктория и, наконец, позволила себе улыбнуться. ― Делайте, как видите. Только не жалейте.
― Я не умею жалеть волосы. Зато умею находить людей, которые хотят стать смелыми. Поехали?
Первый срез был короткий. Глухой звук ножниц резанул прямо по сердцу. Виктория не отводила глаз от зеркала. Пряди падали на пол, как будто с плеч спадали куски старой жизни. Вдох. Еще один. Лицо в зеркале постепенно освобождалось. Скулы, шея, глаза ― как будто становились ярче, резче.
― Ты знаешь, ― сказала мастер, уже легко переходя на «ты», ― я всегда замечаю этот момент. Когда женщина смотрит в зеркало и впервые не узнает себя ― но ей это нравится. Он наступает через пару минут. Ты близко.
Виктория смотрела. Это действительно была она. Но и не совсем. Чужая, но родная. Подстриженные волосы едва касались скул, шея открыта, взгляд острый, живой.
― Боже... ― прошептала она. ― Я ведь так никогда не выглядела.
― Так ты выглядишь, когда позволяешь себе быть собой.
Выйдя из салона, Виктория пошла пешком, не надевая шапку. Ветер трепал волосы, но больше не пугал, а бодрил. Она ловила свои отражения в витринах, словно убеждалась ― это все правда. Это все теперь она.
Небо хмурилось. Надвигался снег с дождем. Но Виктории было все равно. Внутри нее разгоралось собственное солнце.
Следующее утро началось немного странно. Вместо привычного равнодушия к отражению в зеркале Виктория поймала себя на том, что задержала взгляд. Не просто глянула ― разглядывала. Ее лицо казалось другим. Не красивее ― выразительнее. Будто из-под слоев невидимой пыли проступил рельеф. Скулы, глаза, шея ― все будто обрело четкие очертания. А главное ― взгляд. Теперь в нем было что-то новое. Что-то, чего давно не было.
Она нанесла легкий макияж ― тон, тушь, немного румян. Не ради кого-то, а ради своего удовольствия. Привычная бежевая кофта показалась унылой. Она вытащила рубашку цвета винного заката, купленную год назад и ни разу не надетую ― «слишком ярко». Сегодня ― как раз то, что было нужно.
На улице дул холодный ветер. Обычно она спешила, кутаясь в шарф, глядя в асфальт. Сегодня шла медленно, расправив плечи, позволяя ветру играть с прядями. В зеркальной витрине аптеки заметила себя и вдруг улыбнулась. Отражение улыбнулось в ответ.
В автобусе кондуктор сказал с улыбкой:
― Вам бы в кино сниматься. Или хотя бы в рекламе шампуня.
Она смутилась, но не отвернулась, как обычно. Просто поблагодарила.
На работе наступило легкое замешательство. Коллеги сначала не поняли, что изменилось. Взгляды скользили по ней, снова возвращались, останавливались. Тонкие замечания, как капли дождя:
― Что-то в тебе не так… Ты сегодня как будто с другой планеты.
― Ты похудела?
― Или влюбилась?
― Или… смена фазы луны?
Даже начальница, обычно строгая и сухая, остановилась возле Виктории, не сказала ничего, но кивнула и чуть приподняла брови. Виктория улыбнулась в ответ ― свободно и уверенно. Впервые почувствовала: взгляд извне не пугает. Не давит. Он ― подтверждение, что она больше не невидимка.
За обедом она не достала контейнер из холодильника, а пошла в новое кафе, то что недавно открылось через дорогу. Раньше избегала ― там все «слишком модное». Но сегодня захотелось попробовать. Заказала томатный суп и фокаччу с розмарином. Официанту улыбнулась, когда он сказал, что у нее «очень европейский стиль». Когда он ушел, она вдруг поймала себя на том, что чувствует… легкость.
Легко сидеть одной. Легко есть медленно. Легко просто быть.
В кафе играла тихая джазовая музыка. За соседним столиком мужчина ― тридцать лет, с книгой и очками на переносице ― пару раз бросал взгляды в ее сторону. Она заметила. Уловила. И ― не отвела глаза, а улыбнулась. Он слегка кивнул и тоже улыбнулся. Но подходить не стал. И это было нормально. Важно было другое: она уже умеет отвечать миру.
Вечером, разбирая старые коробки в шкафу, нашла открытку от подруги детства. Когда-то они клялись, что будут поступать вместе, жить вместе, открывать кофейню. Подруга уехала, осталась там, за далеким горизонтом нереализованного потенциала. Жизнь развела. Но Виктория вспомнила о себе ― той, которая хотела. Горячо, с блеском в глазах. Без оглядки и сомнений.
Она взяла свой старый блокнот, давно позабытый, но в конце оставались пустые страницы. Она открыла последнюю и написала:
«Что я всегда хотела, но не позволяла себе?»
Писала быстро, на одном дыхании:
Учиться фотографии.
Купить красное пальто.
Пойти на свидание по собственной инициативе.
Съездить в Санкт-Петербург одна.
Записаться в театральную студию.
Когда отложила ручку, в груди было нечто похожее на волнение. Как будто кто-то только что сказал: «Ты ведь все это еще можешь».
Перед сном быстро проверила почту. Среди писем от магазина косметики и рекламных рассылок был один неожиданный адрес. Старая знакомая пригласила на встречу выпускников. Обычно Виктория молча удаляла такие письма. Не любила такие мероприятия. Сегодня ― не удалила. Прочитала. Даже посмотрела дату. И подумала: почему бы и нет?
Закрыв ноутбук, она посмотрела в окно. Свет фонаря касался подоконника, шел снег мягкий, тихий. Все вокруг выглядело так же, как и неделю назад. Но теперь она чувствовала ― меняется не только отражение. Меняется она сама. И с ней ― вся картина мира.
* * *
Виктория не планировала идти на выставку. Просто увидела афишу в переходе: «Современная фотография. Лица и тени». Название зацепило. А еще ― ее новая привычка говорить себе «да» на спонтанные желания. Так она оказалась в галерее на третьем этаже старого бизнес-центра, где раньше размещалась компания, в которой она проработала почти два года.
Ирония не ускользнула от нее. Здесь, где когда-то она сидела за столом с кривой лампой, боясь опоздать на пять минут и не решаясь просить о больничном, теперь ― белые стены, фотографии, люди в свитерах и очках.
Она рассматривала черно-белый портрет мужчины с закрытыми глазами, когда услышала за спиной знакомый голос.
― Виктория?
Мгновенное сжатие в груди. Будто кто-то резко сжал рычаг воспоминаний. Обернулась.
Перед ней стоял Аркадий Иванович. Ее бывший начальник. В деловом пальто, с привычной полуулыбкой. Он совсем не изменился. Разве что стал чуть более седым. А вот она ― изменилась. Он смотрел гораздо пристальнее, чем позволял бы деловой этикет. Он не узнавал. Потом вдруг узнал.
― Вы... постриглись?
― Да, ― Виктория ответила спокойно. ― Радикально.
― Даже не сразу понял. Совсем другая. Выглядишь... ― он запнулся. ― Выглядите замечательно. Я бы сказал ― уверенно. И даже ярко. Вам идет.
Она кивнула. Поблагодарила. Без смущения. Без потребности оправдываться.
― А вы, как я вижу, все тот же?
― В некотором роде. Возглавляю теперь проект в другой компании. Сложнее, но интереснее. Тут, кстати, один из наших фотографов выставляется. Талантливый парень. Слышал, что вы ушли в другую сферу?
― Пока думаю, куда двигаться дальше, ― уклончиво ответила Виктория. ― Учу себя не торопиться.
Он усмехнулся.
― Это вы зря. У вас всегда была отличная хватка. Помню, как вы за ночь делали сводку для отчета, когда все уже сдались. Таких сотрудников ― днем с огнем. Если надумаете, могу устроить собеседование. Есть вакансия, вполне под вас. С опытом, харизмой ― сейчас мало кто так держится.
Она сделала шаг назад. Не физически ― внутренне. Почувствовала, как тело хочет выпрямиться. Не прогнуться, а вырасти. Раньше бы она обрадовалась. Почувствовала признание, значимость. Теперь ― нет.
― Благодарю, ― ответила она. ― Это щедро. Но я... не уверена, что хочу возвращаться туда, где всегда надо было заслуживать уважение.
Его глаза чуть сузились.
― Это упрек в мою сторону?
― Это вывод. Я раньше старалась, чтобы меня заметили. Теперь я просто ― есть. И если этого не хватает, значит, я не там.
Он молчал несколько секунд. Потом хмыкнул.
― Дерзко. Неожиданно. Но, знаете, я рад, что вы такая.
― А я рада, что научилась быть такой. Простите, мне пора.
Она кивнула и пошла дальше по галерее. Он остался стоять у стенда с портретами. Не звал, не останавливал. И это было лучшее подтверждение: она действительно изменилась.
На улице было прохладно, и Виктория закуталась в шарф. Идти домой не хотелось. Не потому, что там плохо. Просто в ней бурлила странная легкость. Раньше такие встречи выбивали ее на сутки. Сейчас ― нет. Она думала не о бывшем начальнике. А о себе. О том, как изменилась ее походка. Плечи расправлены. Спина ровная. Взгляд ― вперед, не в пол.
На автобусной остановке к ней подошла женщина ― незнакомая, лет сорока, в пуховике.
― Извините, а где вы стриглись?
Виктория улыбнулась.
― В салоне на Лермонтова. Мастер ― Анна. Настоящая волшебница.
― Вам очень идет. Сразу видно ― женщина в себе уверена.
― Спасибо, ― сказала Виктория, и в голосе звучало не смущение, а искренняя радость. Потому что услышала правду.
Дома она открыла ноутбук. Зашла на сайт фотошколы. Когда-то мечтала. Потом стеснялась. Теперь ― нажала кнопку «Записаться». Начало курса ― через неделю.
Вечером, расчесывая волосы перед сном, Виктория вдруг подумала: прическа сменилась не за час в салоне. Она изменилась тогда, когда пришло решение ― больше не возвращаться к себе прежней. Даже если прошлое подойдет к ней и скажет: «А помнишь?..»
Да, помнит. Но возвращаться не собирается.
* * *
Весна в этом году торопилась. Солнце пробивалось сквозь пыльные окна офисов, снег сошел почти сразу, оставив на тротуарах тонкие ниточки луж, и воздух был наполнен не календарем, а ожиданием. Виктория чувствовала это каждой клеткой. Как будто сама стала частью пробуждающегося мира.
Субботним утром она проснулась раньше обычного. Без будильника. Просто открыла глаза ― и поняла: сегодня ее день. Не по событиям, не по делам. По ощущению.
На кухне, пока заваривался мятный чай, она перебирала блокнот. Там, где еще месяц назад был список желаний, теперь были первые галочки. Курсы фотографии ― в процессе. Красное пальто ― куплено и даже уже выгуляно. Свидание ― пункт без отметки. Но Виктория не переживала. Она не искала. Она жила.
Она надела джинсы, светлую рубашку и то самое красное пальто. Волосы ― чуть подкрученные, глаза ― с легким сиянием. Подошла к зеркалу, посмотрела на себя. Спокойно. Улыбнулась. Без желания изменить, только с принятием. С собой ― больше не враг.
По пути в парк, куда она направилась на фотопрогулку, зашла в кофейню на углу. Очередь, как всегда, была небольшой, и Виктория заняла свое место, листая новости в телефоне. Кто-то впереди обернулся.
― Простите, а вы случайно не преподаватель по фотографии?
― Нет, ― улыбнулась она. ― Пока только учусь.
― Жаль. Просто у вас такой уверенный вид… Мне бы такую уверенность на снимках. Я все пытаюсь поймать момент ― и все не то.
Она подняла глаза. Мужчина, лет тридцати пяти, высокий, в очках и в бежевом пальто. Улыбка мягкая, взгляд ― прямой. В руке ― тоже фотоаппарат.
― А вы фотограф?
― Любитель. Но увлеченный. Работаю в издательстве, но фотография ― для души.
― Похоже, у нас общее хобби. Я сегодня иду в парк. Поймать «свет между ветвями».
― Прекрасная цель. Разрешите составить вам компанию?
Она кивнула, почти не думая. И удивилась себе. Не оттолкнула, не сомневалась. Просто почувствовала: этот разговор не требует защиты.
Они шли через парк, разговаривали легко, будто были знакомы раньше. Он ― Андрей, работает с детской литературой, любит черный кофе без сахара и старое кино. Она ― не рассказывала о прошлом, но щедро делилась настоящим. И этого было вполне достаточно.
Когда солнце пробилось сквозь листву, они оба поднесли камеры к глазам. Щелчок. Один кадр. Потом следующий. Виктория посмотрела на экран ― там был свет, расплывчатые очертания ветвей и его улыбка в отражении стеклянной поверхности.
― Поймала, ― сказала она.
― Что?
― Момент. Именно тот.
Они сидели на лавочке, пили кофе из бумажных стаканов. Он рассказывал про издательство, про то, как мечтает сделать фотовыставку для детей, чтобы показать им, как просто бывает красиво.
― Хочешь присоединиться? Ты видишь именно так, как нужно видеть.
Она удивилась:
― Мы знакомы всего час.
― Этого достаточно, чтобы понять: ты ― настоящая.
Она не смутилась. Сказала только:
― Может, хватит мне себя убеждать, что нужно больше времени. Иногда все ясно сразу.
Когда солнце стало уходить за крыши домов, Виктория вернулась домой. На подоконнике зацвел гиацинт ― маленький, но упрямый, как она сама. Она села, достала блокнот, поставила еще одну галочку ― «Пойти на свидание по своей инициативе», и ниже добавила: «И позволить себе быть счастливой».
* * *
Через неделю она отправила свою первую заявку на участие в фестивале современной фотографии. Через две ― пришел долгожданный ответ: ее снимок принят. В тот самый день, когда Андрей пригласил ее на ужин и сказал, что ищет соавтора на свой новый проект, Виктория впервые сказала: «Я подумаю» ― не из сомнений, а потому, что знала цену своим желаниям и не сомневалась в своих возможностях.
* * *
Однажды, проснувшись в воскресенье, она не стала проверять почту. Даже не посмотрела на телефон. Просто встала, заварила ароматный кофе с капелькой миндального сиропа и села у окна. Ласковый солнечный свет падал на подоконник. И в этом свете, в этой теплой тишине, она ощутила новое чувство:
Она дома. На своем месте. В настоящей себе. В своей полной жизни. В желаемом настоящем.
Автор: Наталья Трушкина