ЕЛЕНЕ КАМБУРОВОЙ
Немыслимо, сколько сделано. И ведь это только вершина айсберга. Сколько глубин и толщи под водой, сколько осталось нереализованным, затаенным, нужно быть великодушным к судьбе, благодаря ее именно за всё неслучившееся, ведь именно и в этом оказалось и есть радость и соль жизни.
Одно видение. Из нереализованного.
Вы сидите одна на скамейке в репетиционном зале цирка (есть ли такие залы, скамейки?), что-то наподобие школьного спортивного зала. Чего-то или кого-то ждёте. Ничего неясно. Беспредельное и спокойное ожидание. Пауза. Фермата. Звучит музыка похожая на мелодизированный скрип дверей, всех дверей, которые открывались со скрипом и закрывались перед вами с грохотом, даже прослеживается какая-то невнятная мелодия. Мелодия надежды. Потом на центр репетиционной площадки выходит Он. Клоун, мим, гимнаст, поэт, Гений. И, не обращая на вас никакого внимания, разминается, переходит к оттачиванию своего номера (неважно какого), повторяет самые трудные и уязвимые моменты, падает, поднимается, выругивается , и снова и снова падает и поднимается, доводя себя до кровавого пота (метафорически?). Из репродуктора над залом звучат поэтические новеллы Гения - одна за другой, без перерыва. Кто же их будет читать? Нет, не вы. Вы смотрите, и в этом молчании больше всех взятых когда-либо слов. Репродуктор и голос не нужны. Просто экран и на нем воспроизводить все тексты. Нет. Надоело. Опять экран. Лучше раздать листочки с текстами зрителям перед начало спектакля (это точно спектакль?). Напечатанные на стертой машинке, тексты Гения будут злить и подогревать нетерпение успеть - и прочитать, и понять, и, разрываясь между невозможностью оторвать взгляд от Гения, перевести фокус на вас, на ваше красноречивое молчание, в котором так много доброты и великой нежности. Их не измерить количественно, они и есть - нежность и доброта.
Закончив репетицию, Гений подходит к лавке, садится рядом с вами. По его виду может показаться, что он больше ничего и никогда не сможет. Он выжат и опустошен. Его мучает одышка, сердце вот-вот выпрыгнет из груди и покатится к центру арены. Вы не смотрите друг на друга, смотрите в одном направлении. В каждом из вас параллельно шла напряженная работа духа, не смотря на статику одного и динамику другого. Это мизансцена многоточия. Ничего не закончится, не прервется.
Всё же есть какая-то жизнь выше сцены, всех спетых и неспетых песен, сыгранных и несыгранных ролей, наверное, она и есть та самая настоящая жизнь здесь на земле. Именно это мне всегда интересно в вас. Колоссальная внутренняя потребность мыслить, не отступая от курса, быть верной только себе.
В завершении (чего-то) Гений может рассказать вам анекдот (чтобы спуститься с эфирных высот):
«Сидят как-то два гения на лавочке…
А дальше я ничего не слышу, только смех - ваш, Гения, публики. Слившись вместе как сотни тысяч бубенцов, они дарят мне и многим надежду в завтрашний день. Понятно, что будет ещё страшнее, но всё же терпимее, потому что рядом есть - вы.
А двери открываются со скрипом.
А двери закрываются с грохотом.
А двери открываются со скрипом.
А двери закрываются с грохотом.
А двери открываются
…закрываются…
открываются….
закрываются…
со скрипом
с грохотом
открываются..
открываются…
со скрипом
с грохотом
С юбилеем, дорогая Елена Антоновна.
Денис Сорокотягин
11.07.2025