— Делите сами, я ухожу, — сказал Сергей и закрыл дверь.
Тамара так и осталась стоять посреди гостиной с документами в руках. Квартира внезапно показалась огромной и пустой, хотя ничего не изменилось. Те же обои, которые клеили вместе три года назад, тот же диван, на котором проводили вечера перед телевизором. Только теперь всё это казалось декорациями к спектаклю, который неожиданно закончился.
Листы бумаги с печатями и подписями нотариуса шуршали в дрожащих руках. Завещание свекрови, справки о собственности, выписки из домовой книги. Всё, что должно было их объединить после смерти Елены Петровны, теперь стало причиной развода.
Телефон зазвонил, заставив вздрогнуть.
— Тома, как дела? Приехал нотариус? — голос Риты звучал бодро, почти весело.
— Рита, он ушёл.
— Кто ушёл? Нотариус? Рано же, я думала, вы до вечера будете разбираться...
— Серёжа ушёл. Совсем.
Повисла тишина. Рита была младшей сестрой Сергея, но с Тамарой они сдружились ещё в первый год семейной жизни. Двадцать три года назад, когда Тамара была молодой женой, а Рита — студенткой.
— Что значит совсем? Тома, объясни толком.
— Он сказал, что устал от этой семейки. Что мы с тобой и мамой вашей отравили ему жизнь. Что теперь, когда мамы нет, он наконец может жить, как хочет.
— Но при чём тут мама? Она же умерла полгода назад...
— Рита, приезжай. Я одна не справлюсь.
Тамара повесила трубку и опустилась на диван. Документы рассыпались по полу, но поднимать их не хотелось. Хотелось плакать, но слёз не было. Была только странная пустота и удивление: неужели всё правда кончилось?
Они поженились, когда Тамаре было двадцать шесть. Сергей работал инженером на заводе, она — медсестрой в поликлинике. Обычная советская семья, обычная жизнь. Сначала жили в коммуналке у его матери, потом получили однокомнатную квартиру, через десять лет обменяли на двухкомнатную.
Детей не было. Сначала откладывали — денег мало, жилплощадь маленькая. Потом обследовались, лечились. Потом как-то само собой перестали об этом говорить. Сергей всё больше времени проводил в гараже с друзьями, Тамара — с подругами или у свекрови.
Елена Петровна была женщиной властной и требовательной. Она никогда не говорила Тамаре прямо, что та не подходит её сыну, но намёки были постоянными. То суп не такой, как любит Сергей, то в квартире пыль, то муж выглядит похудевшим.
— Тебе бы детей родить, — говорила она, — мужик без детей что? Несчастный. Вон, Галя Петрова двоих подарила мужу, и он её на руках носит.
Тамара терпела. Сергей заступался редко и неохотно. Говорил, что мать уже старая, что не стоит с ней спорить. А после того, как у Елены Петровны обнаружили диабет, и вовсе стал считать, что жена должна ухаживать за его матерью.
Последние три года Тамара практически жила на два дома. Утром на работу, днём — к свекрови, вечером домой, готовить ужин мужу. Выходные тоже проводила у Елены Петровны. Убирала, готовила, возила по врачам.
— Ты же медсестра, — говорил Сергей, — тебе легче понять, что ей нужно.
— А где же ты? — спрашивала Тамара. — Это твоя мать.
— У меня работа, — отвечал он. — Не могу же я больничные листы брать каждый раз.
Рита приехала через час. Она была моложе Сергея на десять лет, работала в банке, была не замужем. Всегда говорила, что не может найти нормального мужика, но Тамара подозревала, что просто не хочет повторить путь матери.
— Рассказывай всё с начала, — сказала она, устраиваясь на диване.
— Нотариус приехал в два часа. Мы сели за стол, он начал зачитывать завещание. Мама оставила квартиру Серёже, но с условием, что я имею право жить в ней пожизненно. И ещё там прописано, что мы должны ухаживать за её могилой и поминать в церкви. Помнишь, как она последние месяцы стала верующей?
— Помню. Всё иконы покупала, свечки. Говорила, что хочет покаяться перед смертью.
— Вот именно. Так вот, нотариус всё это зачитал. Серёжа сначала молчал, а потом как заорёт: "Что значит пожизненно? Это моя квартира!" Я говорю: "Серёж, это воля твоей матери, она хотела, чтобы я не осталась на улице". А он: "Ты всю жизнь на моей шее сидела, теперь и квартиру мою захватываешь!"
— Он это сказал при нотариусе?
— При нотариусе. Мужик так смутился, бумаги в портфель складывает, говорит: "Вы сначала между собой разберитесь, а потом звоните". Ушёл быстро. А Серёжа продолжает кричать. Говорит, что я с тобой и мамой договорилась, что вы меня всегда не любили, что я разрушила его жизнь.
— Какая чушь! Мама тебя обожала. Она мне всегда говорила: "Хорошо, что Серёжа на Томе женился, другая бы давно бросила нас".
— Рита, а ты знаешь, что твой брат уже полгода встречается с какой-то женщиной?
Рита замолчала. Потом тихо спросила:
— Откуда ты знаешь?
— Значит, знаешь. Почему не сказала?
— Тома, я думала, это временное. После маминой смерти он вообще странный стал. Пьёт больше обычного, на работе проблемы. Я думала, он переживает, что не успел с мамой нормально поговорить перед смертью.
— Не успел? Он вообще почти не навещал её последние месяцы.
— Знаю. Поэтому и думала, что мучается. А эта женщина... её зовут Наташа. Она в том же отделе работает, где он. Разведённая, двое детей.
— Сколько ей лет?
— Тридцать восемь.
Тамара усмехнулась.
— Значит, на десять лет моложе. Понятно.
— Тома, не торопись с выводами. Может, это действительно от горя. Мужчины по-другому переживают потери.
— Рита, он сказал мне сегодня, что последние годы спал со мной только из жалости. Что я стала старой и неинтересной. Что с мамой мы превратили его в безвольного идиота.
— Он это сказал?
— Дословно. Ещё добавил, что у него есть шанс прожить остаток жизни по-человечески, и он им воспользуется.
Рита встала, прошлась по комнате.
— Тома, а что ты чувствуешь? Сейчас, когда он ушёл?
— Странно, но облегчение. Понимаешь, когда он кричал, я вдруг поняла, что не люблю его уже лет пять. Может, больше. Что я живу с ним просто по привычке.
— Тогда какие проблемы? Пусть идёт к своей Наташе.
— Проблемы в том, что мне некуда идти. Наша квартира снимается, договор на его имя. Зарплаты медсестры на аренду не хватит. А мамину квартиру он теперь продаст.
— Не продаст. Ты же сказала, что у тебя право пожизненного проживания.
— Рита, он найдёт способ. Сделает мне такую жизнь, что я сама съеду.
— Знаешь что, не драматизируй. Давай сначала с юристом поговорим, выясним твои права. А потом решим, что делать.
Они просидели до вечера, перебирая варианты. Рита настаивала на том, что Сергей просто переживает кризис, что надо подождать. Тамара понимала, что возврата не будет.
В половине одиннадцатого вернулся Сергей. Вошёл тихо, прошёл в спальню, начал собирать вещи.
— Серёж, поговори с сестрой, — сказала Тамара.
— О чём говорить? — он даже не поднял головы. — Всё решено.
— Ничего не решено, — Рита встала в дверях спальни. — Ты женат двадцать три года. Нельзя просто взять и уйти.
— Можно. Я уже ушёл.
— А развод? Раздел имущества?
— Какое имущество? — Сергей засмеялся. — Наша квартира съёмная. Мебель старая, машины нет. Делить нечего.
— Серёж, ты хотя бы объясни, что происходит.
— Рита, я устал. Устал от этой жизни, от претензий, от того, что меня никто не спрашивает, чего я хочу. Мама всю жизнь командовала, теперь жена командует. Я хочу пожить для себя.
— Тома тебе не командует.
— Не командует? А кто решил, что я должен каждый вечер проводить у мамы? Кто решил, что мои выходные должны проходить в больницах? Кто решил, что я должен жить как монах, потому что у жены нет настроения?
— Серёжа, — тихо сказала Тамара, — я никогда не заставляла тебя ухаживать за мамой. Ты сам говорил, что это твоя обязанность.
— Обязанность! Вот именно. Всё у нас обязанности. Женился — обязанность содержать жену. Мама заболела — обязанность лечить. А где моя жизнь?
— Твоя жизнь там, где ты её создаёшь, — сказала Рита. — Никто тебя не заставлял жениться на Томе.
— В двадцать восемь лет мне казалось, что я её люблю. Оказалось, что просто хотел секса и домашнего уюта.
— Серёж, не говори так, — попросила Тамара. — Мы же были счастливы. Первые годы точно были.
— Да, первые годы. А потом началось. Дети, дети, дети. Врачи, анализы, лечение. Потом мама заболела. Всё, конец романтике.
— Ты говоришь, будто я специально не рожала детей.
— А может, и специально. Может, подсознательно не хотела привязываться ко мне окончательно.
— Серёжа, что ты несёшь? — Рита была в ярости. — Тома из-за детей чуть с ума не сошла. Сколько денег потратили на врачей, сколько процедур делали!
— Деньги, процедуры. А любовь где? Когда она в последний раз смотрела на меня глазами влюблённой женщины, а не заботливой медсестры?
— А когда ты в последний раз смотрел на меня глазами влюблённого мужчины? — спросила Тамара.
— Вот именно. Не помню. Значит, пора расставаться.
— Значит, пора работать над отношениями, — сказала Рита.
— Рита, хватит. Я принял решение. Завтра подаю заявление на развод.
— А эта твоя Наташа в курсе?
Сергей замер с рубашкой в руках.
— Откуда ты знаешь?
— Не важно. Важно, что она в курсе твоих планов?
— Да. Мы планируем пожениться.
— Она знает, что ты оставляешь жену без средств к существованию?
— Тома не ребёнок. Найдёт способ устроиться.
— Ей сорок девять лет, Серёж. В нашей стране это не лучший возраст для новых начинаний.
— Зато у неё есть медицинское образование и золотые руки. Найдёт себе богатого старика, будет за ним ухаживать. Опыт-то есть.
— Серёжа, — Тамара встала, — иди. Но знай, что если ты сейчас уйдёшь, дороги назад не будет. Никогда.
— Хорошо, — он застегнул сумку. — Мне дорога назад и не нужна.
— Ты пожалеешь, — сказала Рита.
— Может быть. Но лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал.
— А если твоя Наташа тоже окажется не той, за кого себя выдаёт?
— Тогда найду другую. Или буду жить один. Но не буду больше жить не своей жизнью.
Он вышел из спальни с сумкой, остановился у двери.
— Рита, позвони мне через неделю. Обговорим, как будем общаться.
— Серёж, одумайся. Хотя бы ради мамы. Она бы не хотела, чтобы ты бросил Тому.
— Мама умерла. А я хочу ещё пожить.
Дверь закрылась. Сёстры остались одни.
— Тома, что теперь будешь делать?
— Не знаю. Впервые в жизни не знаю.
— Может, поговорить с его начальством? Пусть с ним поговорят.
— Зачем? Чтобы он вернулся и мстил мне за позор?
— Может, к психологу обратиться? Семейному.
— Рита, он не придёт. Он же сказал, что всё решил.
— Тогда к юристу. Выясним, что тебе положено при разводе.
— Положено мне ничего. Имущества совместного нет, детей нет. Только мамина квартира, но она теперь его.
— Не факт. Завещание есть завещание.
— Завещание он обжалует. Скажет, что мама была в неадекватном состоянии, что я на неё влияла.
— Тома, перестань себя накручивать. Завтра идём к юристу, всё выясним. А сейчас давай чай пить и думать о будущем.
— Какое будущее? Мне скоро пятьдесят, работа копеечная, мужа нет.
— Зато свободы полно. Можешь жить, как хочешь.
— Я не умею жить, как хочу. Я всю жизнь жила, как надо.
— Тогда пора учиться.
Они сидели на кухне до двух ночи, пили чай и говорили. Рита рассказывала о своей работе, о планах, о мужчинах, с которыми встречалась. Тамара слушала и удивлялась: когда она перестала интересоваться жизнью людей вокруг?
— Рита, а ты счастлива?
— Не знаю. А что такое счастье? Если это отсутствие серьёзных проблем и возможность делать то, что нравится, то да, счастлива.
— А одиночество?
— А что одиночество? Лучше быть одной, чем с тем, кто тебя не ценит.
— Но детей-то хочется.
— Хочется. Но не любой ценой. Не с первым встречным, только чтобы родить. Я видела, как мама мучилась с папой. Как ты мучаешься с Серёжей. Мне такое не нужно.
— Мы не мучались. Просто... устали друг от друга.
— Тома, вы мучались. Я это видела. Вы уже лет пять живёте как соседи. Вежливо, но холодно.
— Да, наверное. Я думала, что это нормально. Что в семье со временем любовь превращается в привычку.
— Превращается. Но не должна превращаться в равнодушие.
— А теперь что? Мне в моём возрасте новую любовь искать?
— А почему бы и нет? Тома, ты красивая женщина. Умная, добрая. Почему ты должна ставить на себе крест?
— Потому что молодость прошла. Потому что морщины, лишний вес, усталость.
— Ерунда. Знаешь, сколько мужчин нашего возраста мечтают встретить нормальную женщину? Не девочку, а именно женщину. Которая и поговорить может, и поддержать, и понять.
— Рита, я боюсь.
— Чего боишься?
— Всего. Жить одна. Искать работу. Знакомиться с новыми людьми. Я разучилась быть собой.
— Тогда пора учиться заново.
Утром Тамара проснулась на диване. Рита ночевала в спальне, на супружеской кровати. Странно было думать, что теперь эта кровать не супружеская. Просто кровать.
Первым делом позвонили юристу. Оказалось, что завещание обжаловать можно, но сложно. Нужны веские основания и свидетели неадекватного поведения завещателя. У Сергея таких доказательств не было. Елена Петровна до последнего дня была в здравом уме.
— Значит, квартира ваша, — сказал юрист. — Право пожизненного проживания никто отменить не может.
— А если он захочет продать?
— Может продать, но с условием, что новые владельцы обязаны предоставить вам жильё. Обычно в таких случаях цена квартиры снижается, поэтому продавцы редко идут на это.
— А если он будет делать мне жизнь невыносимой?
— Тогда обращайтесь в суд. Но лучше попробовать договориться мирно.
— Ещё вопрос: я имею право сдавать комнату в этой квартире?
— Имеете. Это ваше право проживания, и вы можете им распоряжаться.
— Значит, я могу сдавать комнату и на эти деньги жить?
— Можете. Но лучше уведомить об этом собственника.
После разговора с юристом Тамара почувствовала облегчение. Оказалось, что она не так беспомощна, как думала.
— Видишь, — сказала Рита, — не всё так страшно. Квартира есть, работа есть. Можно жить.
— Можно, — согласилась Тамара. — Но хочется не просто жить, а жить хорошо.
— Тогда делай так, чтобы жить хорошо.
— Как?
— Для начала приведи себя в порядок. Сходи к парикмахеру, купи новую одежду. Потом подумай, не хочешь ли сменить работу. Может, курсы какие-нибудь закончить.
— Рита, мне сорок девять лет.
— И что? Жизнь на этом не заканчивается.
— Но начинается ли?
— Это зависит от тебя.
Сергей позвонил через три дня. Голос был виноватый, но твёрдый.
— Тома, как дела?
— Нормально.
— Я подал заявление на развод.
— Знаю. Мне повестка пришла.
— Ты не против?
— Против не буду. Но и помогать не буду.
— Спасибо. Тома, я не хотел, чтобы всё так получилось.
— Но получилось.
— Да. Получилось. Прости меня.
— За что?
— За то, что не смог сделать тебя счастливой.
— Серёж, счастье — это не обязанность мужа. Это выбор самой женщины.
— Может быть. Тома, если что-то нужно будет... в плане денег...
— Ничего не нужно. Я справлюсь.
— Хорошо. Береги себя.
— И ты береги.
Разговор был короткий и странно лёгкий. Тамара поняла, что злости на Сергея нет. Есть сожаление о потраченных годах, но нет злости.
Вечером она долго стояла у зеркала, разглядывая себя. Морщины, конечно, были. Седые волосы тоже. Но глаза... глаза были живые. Впервые за много лет по-настоящему живые.
— Ну что, — сказала она своему отражению, — попробуем жить заново?
Отражение улыбнулось в ответ.