Вашему вниманию предоставляется приключенческая повесть «Сокотра», которая является логическим продолжением романа «Канал. Война на истощение», с главным героем - военным переводчиком Александром Полещуком, отправленным в командировку на юг Аравийского полуострова. Там после ухода британских колонизаторов возникло новое государство - Народная Демократическая Республика Йемен, руководство которой приняло решение о социалистической модели развития. Этому способствовала помощь Советского Союза, заинтересованного закрепиться в этом важнейшем регионе Ближнего Востока. Также при помощи СССР создавались вооруженные силы Южного Йемена.
Александр Полещук, оказавшийся по работе вместе со своим советником на острове Сокотра, вызвал заинтересованность британских спецслужб, так как они предполагали, что на острове будет база советских ВМФ.
На реальных событиях основана лишь первая часть повести, связанная с проживанием и работой Александра Полещука в Адене и военном колледже Салах Эд-Дина.
Владимир Дудченко (При участии Ильи Дроканова)
С О К О Т Р А
Мы попали в сей мир, как в силок – воробей.
Мы полны беспокойства, надежд и скорбей.
В эту круглую клетку, где нету дверей,
Мы попали с тобой не по воле своей»
Омар Хайям
Любые совпадения с реальными лицами, местами и событиями не более, чем случайность.
…Групер был в своей пещере, его черная морда с полуоткрытой пастью на мгновение появилась и тут же исчезла в темноте.
Полещук заработал ластами и приблизился к пещере, обрамленной ветвистыми кораллами зеленовато-бордового цвета и пучками водорослей, направив гарпун подводного ружья в сторону дыры, и держа палец на спусковом крючке в ожидании появления окуня. Секунд двадцать ожидания…Не хватило воздуха в легких, и Полещук стремительно вынырнул на поверхность, выстрелив струей воды из дыхательной трубки. Отдышавшись и оглядевшись вокруг – нет ли зловещего треугольного плавника акулы, он нырнул еще раз, но окунь так и не выплыл из своего убежища.
За этим полутораметровым каменным окунем, получившим кличку «Кабан», уже несколько недель безрезультатно охотились многие, имеющие мощные подводные ружья. Но хитрый групер, не покидая надолго пещеру, крутился рядом, дразнил охотников и при малейшей опасности скрывался во мраке своего подводного жилища.
Полещук понимал, что даже если бы ему удалось загарпунить этого окуня, он в одиночку не смог бы его вытащить на берег. Скорее наоборот, групер потащил бы его на глубину. Но азарт подводной охоты временами был сильнее инстинкта самосохранения, и Полещук еще полчаса нырял к пещере, кружил возле нее в надежде загарпунить хитрого окуня.
Соблазнов для подводной охоты было предостаточно: в прозрачной воде, переливаясь радужными цветами, мелькали морские попугаи, рядом с пещерой групера подстерегал лангуста довольно крупный осьминог, подкрадываясь к длинным шевелящимся усам, торчащим из кораллов; появилась стая рыб, похожих на скумбрию, и парочка рыб-хирургов с продольными оранжевыми полосками около серповидного хвоста – острейшими шипами-скальпелями. В песке своими пятнистыми раковинами красовались моллюски каури…
В конце концов, поняв бессмысленность своих попыток дождаться появления групера, Полещук с досады выстрелил в морского петуха, нагло распушившего свои перья перед его маской, вытащил его на берег, а потом, стараясь не касаться ядовитых игл, с помощью подводного ножа, наточенного до остроты бритвы, рассек петуха на куски и освободил гарпун…
Он посмотрел на океан, конечно, это был не тот классический океан с огромными волнами, а тихий Аденский залив, обрамленный скалами, но чертовски хотелось верить, что это - именно океан. Это и был теплый Индийский океан, изобиловавший всевозможными тропическими тварями, в том числе чрезвычайно опасными, вот и сейчас где-то вдали, кажется, мелькнул треугольник акулы, а может, ему это только показалось. У страха глаза велики.
И он вспомнил, как однажды во время подводной охоты слишком увлекся, заплыл далеко от берега в погоне за стаей крупных рыбин, и потерял бдительность. Внезапно под водой ощутил необъяснимый страх и, вынырнув на поверхность, с ужасом увидел зловещий хвостовой плавник акулы, бравшей его в кольцо. Спасения не было, Полещук знал по рассказам и книгам, чем обычно заканчиваются подобные ситуации: акула будет сужать круги вокруг своей добычи, а потом резко нападет. И ничто не поможет ему: ни ружье, гарпун которого не пробьет прочнейшую, шершавую как наждак, шкуру акулы, ни острый подводный нож, закрепленный на ноге… Акула отхватит своими острейшими зубами его ногу, руку или… А это конец: шок от страшной боли, потеря сознания и смерть… Все это мгновенно пронеслось в его голове, и он рванул к берегу, наверное, поставив рекорд плавания с ластами. Но по непонятной причине акула не напала на него. Отдышался на мелководье, не веря своему спасению, а треугольник исчез в волнах. После того случая он долго еще не мог решиться на подводную охоту, было страшно…
Полещук надел маску и вновь погрузился в глубину, наслаждаясь подводным миром. Огромная мурена, вдруг появившаяся справа, мгновенно разрушила подводную идиллию, и Полещук, увидев оскаленную пасть с зубами и длинное лентообразное тело. Странная мурена, подумал он, обычно они прячутся в расщелинах и охотятся на проплывающих рядом рыб, а эта полутораметровая гадина вдруг выползла и поплыла, вызывая ужас у морских обитателей.
Нет, сегодня ему положительно не везло. На дне Полещук углядел силуэт ската, зарывшегося в песке, едва заметный. Он выстрелил из ружья, нацелив его между глаз, и охнул в ужасе, чуть не набрав воды в легкие, когда скат с гарпуном взметнулся своими огромными плавниками-крыльями под водой, вырвав из рук ружье. Все-таки попадание было точным, и скат опустился на дно. Полещук, отдышавшись, достал ружье, и с трех попыток вытащил на берег этого ската. Громадина оказалась живородящей самкой, не такой большой, как под водой, и на берегу из ее тела один за другим появились мальки ската. Он собрал всех малышей и выпустил их в воду. Невольно появилось чувство сожаления: зачем загарпунил эту рыбу?
Это было вблизи йеменской рыбацкой деревушки Аль-Фукум в пятидесяти с лишним километрах к юго-западу от Адена…
Аден
Аден, куда капитан Александр Полещук прилетел в августе, встретил его дикой жарой, было ощущение, что он оказался в бане, точнее – в парилке - горячий и влажный воздух, пропитанный ароматом олеандров и еще каких-то цветов в смеси с выхлопными газами авиационного топлива и запахом чего-то неопределенного, попав в легкие, заставил с непривычки задыхаться.
Рубашка на спине мгновенно стала влажной и прилипла к телу. Он тут же вспомнил слова куратора переводчиков в ГУКе полковника Петруничева, предложившего эту командировку: «Навоевался в Египте и хватит! Отдохни, Саша, в спокойной стране…» Ну, и как можно отдохнуть в этой бане? - вопрошал про себя Полещук. – Вот попал так попал!
Невольно вспомнилась промежуточная посадка в Каире по пути в Аден, когда самолет Аэрофлота Ту-104 оцепили египетские автоматчики, никого не выпускали и два часа пассажиры буквально задыхались в салоне. Продался президент Садат американцам и по указке Вашингтона выслал всех наших военных из страны, размышлял тогда Полещук, пытаясь договориться через открытую дверь с египтянами, чтобы выпустили покурить.
- А, мы за вас, египтян, кровь проливали на Суэцком канале! - громко сказал Полещук на арабском языке, не сдержавшись от переполнявшего его возмущения.
Египетские солдаты, вооруженные советскими автоматами Калашникова, промолчали.
…В аэропорту Адена его встречали представители военного колледжа и после короткого знакомства доставили на английском лендровере в Салах Эд-Дин.
***
Южный Йемен при активном содействии Советского Союза строил социализм, хотя о каком социализме можно говорить, когда это маленькое государство на юге Аравийского полуострова еще не успело преодолеть родоплеменные отношения, и абсолютное большинство населения было безграмотным. Но массовая пропаганда о преимуществах нового строя была настолько действенной, что йеменцы поверили в светлое будущее и пели задорные песни о гибели империализма и грядущей победе социализма, даже не понимая смысл ни того, ни другого. Зато почти в каждой песне были хвалебные слова о «Сальмине», президенте Народной Демократической Республике Йемен – Салеме Рубейя Али.
Полещуку тяжело приходилось привыкать к Южному Йемену. После командировки в Египет эта арабская страна казалась ему диким захолустьем, что по большому счету соответствовало действительности. Правда, столичный Аден был городом весьма интересным, особенно его самый старый район Кратер. Когда-то, давным-давно это место на кратере потухшего вулкана облюбовали местные жители из-за его защищенности от набегов всевозможных врагов. Окруженный стенами по гребню скал по суше и скалистым островом Сира с моря, Кратер был естественной цитаделью, недоступной для древних завоевателей. Потому-то здесь и образовался административный и торговый центр Адена, несмотря на ужасающе тяжелый воздух котловины, куда никогда не долетал освежающий бриз с моря. Заселен он был рабочим людом – торговцами, рыбаками, ремонтниками, не имевшими возможность жить и трудиться в более здоровом районе города.
Полещуку, когда он немного освоился, было любопытно побродить по узким улочкам Кратера, пообщаться с торговцами многочисленных лавочек и магазинов, предлагавших всевозможные товары, привезенные из Индии, Египта, Пакистана и других стран. Особенно интересно было посетить местный рынок, ряды с пряностями и благовониями, где воздух ощущался настолько густым и пропитанным экзотическими запахами, что было трудно дышать. Особый ажиотаж у йеменцев вызывали ряды, где торговали катом. Местные жители придирчиво выбирали пучки этого наркотического растения и отчаянно торговались, пытаясь сбить цену…А ночью с горы Шамсан, по словам местных жителей, спускается стая обезьян, и полчища гамадрилов съедают все оставшееся от людей…
Район Маалла был менее интересен. Это была по сути одна улица, застроенная ровными четырех-шестиэтажными домами, в которых жили англичане. Они же и назвали эту улицу «Милей смерти», так как по вечерам появление человека с европейской внешностью в годы борьбы за независимость Южного Йемена могло закончится для него трагически. Магазинчики там тоже были, и Полещук однажды, знакомясь с этим районом, забрел в один из них, увидев старинное холодное оружие. Подержав в руках сабли, сипайские тесаки и йеменские кинжалы «джамбия» в серебряных ножнах, украшенных полудрагоценными камнями, он, услышав цену, укоризненно покачал головой – очень дорого. Купил лишь серебряный талер Марии Терезии, который еще недавно на юге Аравии был в ходу в качестве твердой валюты.
А вот еще один район Адена – «Стимер пойнт» или Тавахи, как называют его местные жители по имени маленькой рыбацкой деревушки, возникшей здесь задолго до прихода англичан. Это портовый район города, вся жизнь которого связана с морем и контрабандными товарами со всех концов света. Несмотря на закрытие Суэцкого канала после арабо-израильской войны 1967 года, многочисленные магазины и лавочки продолжали работать, предлагая невесть как добытые товары, включая транзисторные японские приемники и магнитофоны. А в книжных лавках торговцы, оглянувшись, предлагали купить журналы «Playboy» и «Penthouse» с обнаженными красавицами.
В парке среди высоченных пальм было интересно увидеть памятник королеве Виктории, а рядом с отелем Амбассадор – уменьшенную копию лондонского Биг Бена. Там же, практически на горе Марбат, располагался штаб флота, и вообще в этом престижном районе в зданиях викторианской эпохи размещались управления министерства обороны и офис главного военного советника.
Салах Эд-Дин
Салах Эд-Дин был небольшим поселком в часе езды к юго-западу от Адена, но из-за бывшей военной базы британцев и малочисленности местного населения, он и стал тем самым Салах Эд-Дином, где живут иностранцы, ранее англичане, а сейчас – русские.
Слишком мало времени прошло после ухода англичан и следы недавнего британского присутствия остались везде, особенно в Салах Эд-Дине, где жили офицеры Её Величества королевы: посуда с её инициалами, кондиционеры, тарахтящие, но все-таки обеспечивающие прохладу, сохранились даже указатели улочек – «Дарвин роуд», «Шекспир роуд» и других.
Англичане обустроились здесь капитально, похоже, на века: двухэтажные виллы с центральным кондиционером (уже неработающим, поэтому йеменцы, не утруждая себя его ремонтом, установили на каждом этаже по кондиционеру), на первом этаже – просторный холл со стенами из дикого камня на уровень человеческого роста; примыкающий к холлу узкий кухонный блок со шкафами, заполненными разнообразной посудой, и с отдельным выходом во двор, где располагалась обособленная пристройка для прислуги и будкой для собаки. На втором этаже – две спальни (в некоторых виллах – три), ванная, душевая и туалетные комнаты на каждом этаже. На плоской крыше – объемный бочкообразный бак с водой, нагреваемый солнцем. Во внутреннем дворике, огражденном высоким каменным забором, большое дерево, дающее тень, и цветущие кустарники. В общем, по советским понятиям, это были королевские апартаменты.
Экзотика здесь тоже присутствовала: по стенам и потолку бегали гекконы, небольшие ящерицы телесного цвета, иногда, то одна, то другая шлепалась на пол с характерным звуком, а в кондиционеры снаружи, по ветвям дерева забирались крысы; во дворике под листьями можно было встретить рогатую гадюку, а иногда – кобру, раздувающую свой капюшон. Ну, а скорпионов и фаланг было множество, особенно весной, и ходить вечерами надо было осторожно, лучше с фонариком.
Неподалеку от городка находилось знаковое место для англичан – «Сайлент вэлли» (Долина молчания), маленькое кладбище, где нашли упокоение подданные королевы, умершие или погибшие здесь в течение нескольких десятилетий.
Пару раз Полещук из любопытства побывал на этом кладбище. Оно показалось удивительным оазисом среди пустынной местности, окруженной горами. Ровные ряды надгробий с датами рождения и смерти, металлическими веночками от родственников. Никаких фотографий не было, а судя по датам, в Долине молчания покоились и дети, и взрослые, а вокруг могил по периметру кладбища росли акации, цвели пахучие олеандры, ярко-красные бугенвиллии и еще какие-то тропические кустарники. Пожилой йеменец, ухаживавший за кладбищем, лишь сказал, что эта территория является собственностью британской империи, и не возражал против того, чтобы иностранец в йеменской военной форме с интересом ходил по узеньким аллеям и рассматривал надгробия
…Маленький гарнизон Салах Эд-Дина, где двухэтажные виллы после ухода англичан заняли советские советники и специалисты, жил тихой размеренной жизнью. Рабочий день продолжался до часу дня, после чего наступала сиеста, все, как правило, спали, и только ближе к вечеру, когда жара относительно спадала, люди выходили на прогулку.
Развлечений никаких не было, и люди с непривычки маялись бездельем. Некоторые, как на дачах в Союзе, занимались земледелием, выращивали на клочках земли возле вилл помидоры и огурцы, другие - подводной охотой, добывая рыбу, которая существенно экономила валюту (почти все советские спецы были зациклены накопить валютные средства на машину или квартиру, а если получится – на то и другое), заядлые курильщики вместо сигарет покупали дешевый голландский табак для сигарет «White Ox» и, не стесняясь йеменцев, дымили самокрутками, что в Йемене было характерно лишь для самых нищих рабочих-сомалийцев.
… Дабы найти занятие для советских специалистов и их семей в гарнизоне соорудили своими силами волейбольную площадку и летний кинотеатр. Стали регулярно привозить из посольства фильмы, на просмотр которых собиралось почти все арабское население Салах Эд-Дина (самой популярным среди мужской части была лента «А зори здесь тихие» со сценой в бане с обнаженными женщинами), и устраивать волейбольные матчи, к чему присоединились кубинские товарищи, находившиеся в полутора километрах от гарнизона на высотке у подножия горы на мысе Фукум.
Кубинцы, направленные Фиделем Кастро для обучения местного народного ополчения, носили свою военную форму, были вооружены автоматами и пистолетами, сами себя охраняли и жили, по сути, спартанской жизнью: один раз в месяц приходил пароход из Кубы, доставлявший им консервированные продукты, ром и сигареты. Рис, овощи и фрукты закупались на месте. Каждый раз после прихода сухогруза кубинцы устраивали праздник с распиванием рома, зажигательными танцами и песнями, звуки которых доносились до советского гарнизона в Салах Эд-Дине и будоражили его обитателей.
Пару-тройку раз Полещук побывал в гостях у кубинцев, выпил рома, пообщался с командиром и успел подружиться с их переводчиком по имени Филиппо. Кубинцы недоумевали, почему русским специалистам запрещают с ними общаться? Они, откровенно верящие в мировую революцию, считавшие Советский Союз братским государством и соратником в борьбе против империализма, не понимали, почему русские опасаются любых контактов с ними? Тем более кубинцы, плохо игравшие в непопулярный на Кубе волейбол, лишь хотели научиться у русских этой игре, обещая в ответ показать им основы игры в бейсбол.
- Александр, мой друг, почему вам запрещают с нами общаться? – Спрашивал на отличном английском языке Филиппо Гонзалес, белолицый юноша с испанскими корнями, родители которого в свое время эмигрировали в Соединенные Штаты, где он провел детские годы, а затем вернулись на Кубу. – Мы же – ваши искренние друзья! Ничего не понимаю.
- Я тоже этого не понимаю, Филиппо, - отвечал Полещук. – Извини.
Конечно же Полещук лукавил. Он все понимал и прекрасно знал о запрете общения с любыми иностранцами вне служебной деятельности, даже с йеменцами, в стране которых находился. Это называлось несанкционированными контактами, за что следовали серьезные меры вплоть до высылки из страны пребывания. Он ничего не мог сказать кубинцу Филиппо. Кроме того, общаясь с этим кубинцем, у Полещука не раз возникали подозрения, что он не тот, за кого себя выдает. Было ощущение, что Филиппо Гонзалес (разумеется, под другим именем) учился на западном факультете ВИИЯ, но не желает себя рассекречивать. Ощущение особенно усиливалось, когда они прощались.
- See you later, alligator (Увидимся еще, аллигатор. – англ. яз.), - говорил, шутливо улыбаясь, Филиппо.
- After while, crocodile (Потом, потом, крокодил. – англ. яз.) - автоматом отвечал Полещук фразой, знакомой по учебе в институте. А точнее, словами из песни популярного в Америке середины 50-х годов рок-певца Билла Хейли.
Что ж, ничего удивительного, думал Полещук, этот парнишка жил в Штатах и не мог не знать эту песню. Конечно же Филиппо был настоящим кубинцем и никакого отношения к учебному заведению, которое закончил Полещук, не имел.
В конце концов, о контактах с кубинцами, в которых был замечен не только Полещук, кто-то настучал в аппарат Главного военного советника. Там поначалу не знали, как поступить: разрешить – значит нарушить инструкцию, запретить – тоже нежелательно, ведь речь шла о кубинцах и Кубе, единственной стране в западном полушарии, строящей социализм и полностью ориентировавшейся на Советский Союз. А если донесут кубинцы своему руководству в Гаване, рассуждали в аппарате, что советским гражданам запрещают с ними контактировать, например, играть в волейбол? Ведь все будут смеяться! Решили спустить вопрос на тормозах, ни да, ни нет. Это же не китайцы, строившие мосты и дороги, и незаметно распространявшие карманные цитатники Мао на арабском языке в ярко красных обложках. С китайцами, кстати, никто из наших даже не мыслил общаться.
Военный колледж
Полковник Леонид Царьков, советник начальника военного колледжа в Салах Эд-Дине, профессиональный вояка, прошедший горнило Отечественной войны, не мысливший себя вне армии, и под занавес службы оказавшийся в ранге советника почти у черта на куличках - на юге Аравии, посмотрел на Полещука почти отеческим взглядом. В незнакомой, совсем для него чужой и непонятной стране, он пока полностью полагался на своего переводчика, капитана Полещука
- Собирайся, Саша, день на сборы и будь в готовности. Вылетаем из Адена по команде главного военного советника, возможно, послезавтра.
- Куда, Леонид Иванович?
- На Сокотру.
- Сокотру? – Переспросил Полещук. – Остров в океане? Ни х@рена себе! Это серьезно, вы не шутите!?
- Какие к ч@ерту шутки, - хмуро произнес полковник, - приказ главного, сам удивляюсь, неужели в аппарате не нашли никого для этой рекогносцировки? У нас же учебный процесс! Ладно, давай, собирай вещи. Возьми самое необходимое. Да и амуницию свою подводную тоже захвати на всякий случай, вдруг пригодится. Остров же в океане, м@ать его так…
По интонации советника Полещук понял, что эта командировка ему не нравится, но приказ есть приказ, и Полещук пошел к своей вилле собирать необходимые вещи.
…Больше года Александр Полещук отработал в военном колледже, прошел все подразделения этого первого в Южном Йемене военно-учебного заведения: переводил на арабский язык лекции по тактике, стрелковой подготовке, партийно-политической работе и прочим дисциплинам, адаптированным советскими преподавателями для полуграмотных йеменцев.
А каких трудов стоило переучивание курсантов на строевой шаг советского варианта! Пришлось отрабатывать строевые приемы со старшинами, с трудом переучивавшимися с британского полушага на советский уставной вариант. И даже потом, когда процесс обучения был завершен, Полещук с удивлением увидел, как однажды на каком-то празднике йеменцы напрочь забыли все обучение, и он был заворожен удивительным зрелищем: гусиным, коротким шагом шли колонны, а перед ними – оркестр с шотландскими волынками и барабанщиком со шкурой леопарда на спине. Звуки волынок звучали необычно, а сверкающие на солнце клинки церемониальных британских шпаг добавляли к зрелищу удивительную экзотику, если подумать, что это все происходит на юге Аравийского полуострова.
Зато к алкоголю многие йеменские офицеры привыкли очень быстро — куда делось их мусульманское происхождение? - и с удовольствием принимали участие в застольных мероприятиях, организуемых в колледже советскими преподавателями, и даже организовывали свои по случаю местных праздников. Крепких напитков никто не жалел, в жарких условиях местного климата йеменцы, для которых жевание ката (слабо наркотического растения) вместе с пивом было уже убойной смесью, быстро вырубались. Ну а русские после выноса тел аборигенов, гуляли до последней капли водки или виски...
Огневой цикл колледжа, которым руководил подполковник Константин Мартусов, был для Полещука тем самым местом в колледже, где он, любитель пострелять, мог отвести душу.
И он, пользуясь предоставленной возможностью и не в ущерб колледжу – занятия по огневой подготовке были в программе обучения одними из основных - тренировался в стрельбе из всех видов стрелкового оружия, включая пулемет ДШК и гранатомет РПГ-7.
Однажды, выполняя упражнение по метанию ручных наступательных гранат РГ-42, он при разрыве получил небольшой осколок в руку, а курсант-палестинец, не наклонивший голову в каске после броска гранаты – едва не лишился глаза… Все обошлось: палестинцу оказали медицинскую помощь, Полещуку залепили место ранения пластырем, а Мартусов благоразумно не стал сообщать о случившемся, благо ранения были незначительными.
***
Тянулись будни с напряженной работой, усугубляемой тяжелым для европейцев климатом. Ходили слухи, что англичане, предшественники советских военных специалистов в Южном Йемене, обитавшие здесь более ста лет, считали, что европейцы могут жить в этих климатических условия не более 1-2 лет, после чего, как правило, у них возникают различные болезни с летальным исходом. Но советские люди – не англичане, они, опровергая все слухи, жили и работали в Йемене по три года. Болея иногда лишь простудами из-за кондиционеров, да еще по разу в год тропической лихорадкой.
Полковник Царьков, довольно быстро разобрался с проблемами колледжа, все-таки он приехал из Ленинграда, где был начальником кафедры военного училища и имел огромный опыт учебной работы. Не говоря уже о бесценном опыте, полученном во время минувшей войны, закончившейся для него, командира разведроты, в Восточной Померании. Сухощавый, подвижный в отличие от своего грузного предшественника, он легко переносил тропическую жару, мог со взводом йеменских курсантов во время практических занятий по тактике (иногда он проводил их лично) совершить трехкилометровый марш по пустынной местности или в горах, показывая пример выносливости. Даже значительно более молодой Полещук выматывался к концу занятий, а полковнику Царькову – хоть бы что!
О себе полковник рассказывал мало, но даже из его скупых фраз у Полещука сложилась мозаичная картинка: академия им. Фрунзе, затем курсы при Военно-дипломатической академии (а это военная разведка!), потом, видимо, какой-то прокол в работе и в результате – преподавательская стезя в Ленинградском высшем общевойсковом командном училище.
Эту картинку, точнее ее фрагмент, частично подтвердил официальный прием советского военного атташе при посольстве СССР в Южном Йемене по случаю празднования Дня Советской Армии и ВМФ 23 февраля в Адене, на который были приглашены военные атташе дружественных стран. Среди них оказался военный атташе ГДР полковник Юрген Краузе. Как состоялось знакомство двух полковников, Полещук не видел. Когда он подошел к ним, беседовавших на немецком языке, Леонид Иванович сказал: «Саша, мы с полковником Краузе воевали на одном фронте, по разные стороны, и нам есть, о чем поговорить. Сейчас ты мне не нужен, пойди выпей с друзьями виски…» И Полещук направился в подсобку, где его коллега Женя Круглов, работавший в атташате, распоряжался запасами виски и джина. Выпили по чуть-чуть теплого виски, Женя был занят гостями, толком пообщаться с однокурсником не получилось.
- Возьми бутылку вискаря, - сказал он, - никто же почти не пьет. Вон – целая коробка!
- Спасибо, ответил Полещук, куда я ее суну, в карман же не поместится! Он с сожалением глянул на дорогущий в Йемене напиток, вздохнул, пожал Круглову руку и вышел из душной подсобки.
На обратном пути в Салах Эд-Дин Полещук не мог не спросить своего советника насчет его нынешнего отношения к бывшему врагу.
«Нормальное отношение, Саша. Мы с Юргеном были солдатами, выполняли приказ. Думаю, что сейчас он больший коммунист, чем я…» Полещук, услышав эту фразу, задумался. Видимо, это, возможно, и была причина, подумал он, отстранения полковника Царькова от разведки. И ошибался в своих предположениях. Причина была совсем другой, но вряд ли он об этом узнает…
***
Развлечением была также художественная самодеятельность и к каждому советскому празднику готовился концерт. В приказном порядке задействовали всех, вне зависимости наличия голоса, слуха или других данных. Все живущие в маленьком гарнизоне подолгу репетировали хоровые песни, танцы и декламацию. Полещук сочинял и исполнял вместе с одной из женщин частушки, а также выступал в роли ведущего на русском и арабском языках, когда на концерте присутствовали йеменские офицеры и гости из Адена. А однажды в Салах Эд-Дин приехала концертная труппа из Союза со знаменитым танцором Махмудом Эсамбаевым. Это было зимой, и артисты, не зная особенностей местного климата, искупались в море, позагорали и… вышли вечером на сцену с красными, сгоревшими на солнце лицами. 50-летний Эсамбаев благоразумно не пошел с ними на море, и исполнял на концерте зажигательные танцы народов мира под громкие аплодисменты зрителей…
Командирская подготовка была обязательной для всех офицеров. Всех вывозили в Аден, где в Тарике, бывшей гостинице английских офицеров, ставшем зданием аналогичным для советских военных специалистов (с баром, столовой и залом), часами сидели, выслушивая нудные лекции о международном положении и достижениях страны Советов. Кондиционеров в помещении не было, и народ в белых рубашках изнывал от влажной духоты. Ушлые переводчики в перерывах-перекурах успевали навестить своих коллег, живших там же в гостинице, и принять на грудь пару-тройку стопок виски. А потом, вернувшись в зал с мокрыми от пота рубашками, мечтать об океане, чтобы хоть немного прохладиться...
Раз в неделю на стареньком английском автобусе «Бедфорд» зеленого цвета организовывались поездки в Аден на базар и магазины для закупки продуктов. В обязательном порядке посещали «Холодный» магазин для иностранцев «Cold store», в котором продавались изысканные продукты. Женщины покупали там мясной фарш, сделанный на их глазах в мощной электромясорубке, колбасу, которая не продавалась в местных лавках, а мужчины заворожено смотрели на алкогольные напитки, включая французский коньяк и русскую водку, но купить их решались единицы – цены кусались. Впрочем, в «Бедфорде», как правило, были одни женщины с одним-двумя сопровождающими мужчинами. Для переводчиков это был кайф, особенно на обратном пути, когда останавливались в Хормаксаре, где можно было выпить в баре бутылочку-вторую крепкого датского пива…
***
…Начальник военного колледжа капитан Касим Яхья, высокий для йеменца, слегка надменный и немногословный – общался с русскими исключительно по вопросам колледжа, в совместных застольях под любыми предлогами не участвовал, ни к кому из советников в гости не ходил, поэтому никто ничего о нем толком не знал, кроме лишь того, как сделал вывод полковник Царьков, что он – приверженец идей социализма, но это старается не афишировать.
А вот майор Хадар Саид, заместитель начальника колледжа, полненький смуглый йеменец невысокого роста на вид лет сорока с небольшим, был человеком интересным. Он закончил военный колледж в Великобритании, служил в британских войсках в Индии, откуда приехал с женой наполовину индианкой, принявшей ислам, политикой абсолютно не интересовался, поэтому после революции в Южном Йемене его новые власти не тронули. Но руководство военным колледжем не доверяли, лишь иногда на небольшой срок ему позволяли замещать начальника, но ни один документ под явно надуманными предлогами он принципиально не подписывал. То ли сам не хотел, то ли ему запретили. Каждый месяц Хадар Саид, не скрываясь, посещал посольство Великобритании, где регулярно получал пенсию от британской королевы.
Хадар с удовольствием общался с советскими спецами в Салах Эд-Дине, так как жил в одной из вилл рядом с ними, приглашал к себе в гости, с гордостью демонстрируя домашних коз и курочек, обитавших в его владениях. Особенное удовольствие он получал от общения с переводчиками, владевшими и арабским и английским языками.
- Господин Хадар, расскажите, пожалуйста, как вы восприняли Великобританию? – Спросил его однажды Полещук, устроившись в мягком кресле в холле его виллы. – Жена майора, Муна, миловидная стройная женщина в индийском сари, хлопотала, разжигая благовония. Потом принесла на подносе чай.
- Знаете, Александр, - сказал Хадар, подождав пока Муна ушла, - меня совершенно не интересовали достопримечательности Лондона типа Биг Бена или Вестминстерского аббатства, я простой йеменец был далек от всего этого. А вот когда мне предложили завтрак: случился конфуз – мы же не умели пользоваться вилками и ложками – и я стал есть руками, как у нас в Йемене принято, чем вызвал недоумение. Тогда я сказал: любая еда вкуснее, если ее есть руками…
Полещук, прихлебывая ароматный чай по-йеменски — с молоком и пряностями, промолчал, размышляя о том, что Хадар был в Лондоне и представил себе, как этот, тогда полуграмотный йеменец, хватает руками пищу с тарелки… Интересно, подумал он, а не является ли Хадар, такой уж слишком благополучный майор, агентом МИ-6? Ведь интересуется он активно русскими, постоянно напрашивается в гости к нам…
Под вечер, незадолго до отъезда на Сокотру, Полещук забежал наскоро на виллу майора Хадара. Отогнав двух козочек, щипавших траву и побежавших к нему в расчете на угощение, он постучал в дверь. Открыл майор Хадар, облаченный в традиционную йеменскую футу, мужскую юбку, и обычную рубашку поверх нее.
- Немного тороплюсь, - сказал Полещук у порога, - возможно послезавтра лечу на Сокотру.
- Александр, зайдите, пожалуйста, - произнес Хадар с улыбкой. – Не принято у нас, чтобы гость стоял на пороге…Чай, кофе?
- Спасибо, господин майор. Нет времени, еще не совсем собрался…
- Муна! – Крикнул Хадар. – Два кофе!
- Да не нужно, я действительно тороплюсь.
- Ялла, давай, Александр, выпьем по чашечке кофе, и ты мне расскажешь, какого че@рта ты летишь на дикую Сокотру.
- Я толком ничего не знаю, - сказал Полещук, глядя как Муна в индийском сари с поклоном и улыбкой расставляет на столике чашки и наполняет их кофе.
Хадар молча ждал, когда она закончит церемонию с кофе, потом не выдержал и резко сказал:
- Все, Муна, спасибо! Иди к себе!
Муна ушла.
- Честно говоря, - сказал Полещук, - меня, Хадар, интересует все, связанное с Сокотрой. Я же ничего не знаю об этом острове. Может, поможешь?
- Я был однажды там, - задумчиво произнес Хадар, - дикий остров, дикие обитатели… Больше ничего не знаю. Да, еще там растет дерево «Дамм аль-ахавейн» («Кровь двух братьев» - ар. яз.), странное такое, с зонтиком на верхушке, говорят, больше нигде в мире подобного нет. Местные жители лечат раны его высушенной смолой красного цвета. Дикари, одним словом. И еще там удивительные деревья с пузатыми стволами типа огромных огурцов и цветками на вершине… Говорят эти дикари на странном языке, мало кто знает арабский. А ты мне скажи, Александр, с кем ты туда летишь и зачем?
- Лечу с полковником Леонидом и еще с кем-то из Адена, а зачем – не знаю. Что-то вроде рекогносцировки…
…После ухода Полещука майор Хадар долго размышлял по поводу предстоящей и пока непонятной поездки русского полковника, которого он успел оценить, как незаурядного офицера с аналитическим складом ума – поэтому не случайно именно его выбрали для выполнения этой миссии (и скорее всего, мистер Леонид будет там не один) и пришел к выводу, что интерес насчет острова отнюдь не случаен… Утром Хадар, как обычно, не скрываясь, посетил посольство Великобритании, где сообщил о том, что русские интересуются Сокотрой, предположительно, планируя создать там свою военную базу.
Полещук, не зная того, оказался почти прав в своих предположениях насчет связи йеменского майора с МИ-6, правда, Хадар Саид значился в этой секретной службе ее Величества как источник под псевдонимом «Индус».
Владимир Дудченко. Редактировал BV.
Все главы повести читайте здесь.
======================================================
Желающие приобрести роман с авторской надписью "Судьба нелегала Т." обращаться ok@balteco.spb.ru
======================================================
Друзья! Если публикация понравилась, поставьте автору лайк, напишите комментарий, отправьте ссылку другу. Спасибо за внимание.
Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно.
======================================================