— В моей квартире этого не будет!
Слова Константина эхом отскакивали от голых стен пустой четырёхкомнатной квартиры. Риелтор Светлана Игоревна неловко покашляла и сделала вид, что изучает окна. Пятилетний Артём перестал бегать по комнатам и с удивлением посмотрел на папу.
Виктория почувствовала, как лицо заливается краской. Секунду назад она увлечённо рассказывала о планах ремонта: обои с цветочным принтом в спальне, розовые шторы в детской для будущей дочки, мягкий ковёр в гостиной...
— Костя, что тебе не нравится? Я просто...
— Просто что? — он повернулся к ней, серые глаза сверкали от злости. — Ты хочешь превратить нормальную квартиру в цыганский табор с твоими рюшечками и розочками?
Риелтор кашлянула громче.
— Может, я подожду вас в машине? Обсудите спокойно...
— Нет, всё в порядке, — быстро сказала Виктория. — Мы просто... у нас разные вкусы. В машине договорим.
Но в машине молчали всю дорогу домой. Артём заснул на заднем сиденье, а Виктория смотрела в окно и прокручивала в голове слова мужа. «В моей квартире». Не «в нашей», не «в семейной» — в моей. В его!
Дома, когда Артём лёг спать, она не выдержала.
— Костя, почему ты сказал «в моей квартире»?
Константин поднял глаза от ноутбука. В свои тридцать четыре года он выглядел солидно: высокий, статный, тёмные волосы аккуратно уложены. Руководитель отдела продаж в строительной компании, получал хорошо, умел вести переговоры.
— Потому что покупаю её я. На мои деньги плюс твоя двушка.
— Но мы же семья. Моя квартира тоже идёт в общий котёл.
— Ага, твоя однокомнатная трущоба за полтора миллиона плюс мои три с половиной. Математика простая.
Виктория сжала от злости кулаки. Та самая «трущоба» была её первым самостоятельным жильём. Покупала в двадцать три года, сразу после института, брала ипотеку на пятнадцать лет. Каждый рубль давался тяжело, работала менеджером в банке, подрабатывала репетиторством, экономила на всём. Лишь бы быстрее погасить.
— Костя, эта квартира не трущоба. Я её с нуля обустраивала, ремонт сама делала...
— Сорок два квадрата в панельной девятиэтажке на окраине. Обои ещё те, советские практически.
— Там обои не советские! Я их три года назад переклеивала!
— Викусь, не обижайся. Просто факт, моя доля в покупке больше. Значит, и решаю в основном я.
Она неприятно ощутила, как внутри всё переворачивается. Они вместе уже семь лет, женаты пять. Родился Артём, теперь ждут второго ребёнка, девочку. Всегда говорили «мы», «наши планы», «наша семья». А теперь вдруг «моя квартира».
— А если бы у меня была квартира дороже твоей? Тогда она была бы моей?
— Гипотетический вопрос. У тебя её нет.
— Но если бы была?
Константин помолчал, потом пожал плечами.
— Не знаю. Наверное, тогда ты бы решала.
— То есть в семье главный тот, у кого больше денег?
— Виктория, не утрируй. Просто здравый смысл. Кто больше вкладывает, тот больше влияет на решения.
Виктория встала и пошла на кухню. Заварила чай, села за стол, уставилась в окно. На улице Королёва светились фонари, редкие прохожие спешили домой. Обычный весенний вечер в спальном районе.
На следующий день она пришла на работу в центр материнства и детства, где работала психологом, и всё рассказала коллеге Ольге.
— Вика, ты не придумываешь? — Ольга, женщина лет сорока пяти с короткими рыжими волосами, отложила папку с документами. — Он так и сказал — «моя квартира»?
— Рассказываю дословно. И потом ещё объяснил, что раз он больше денег вкладывает, то и решает.
— Ну а ты что ответила?
— Ничего толкового. Растерялась.
Ольга покачала головой.
— Вика, а ты понимаешь, что происходит? Ты отдаёшь свою единственную собственность, чтобы он мог купить квартиру побольше. А в итоге становишься бесправной.
— Но мы же семья! Детям нужно больше места.
— Конечно, нужно. Но почему квартира должна быть его? Вы можете оформить долевую собственность пропорционально вкладу. Или вообще на детей оформить доли.
Виктория задумалась. Действительно, почему она об этом не подумала?
Вечером подняла тему снова.
— Костя, а давай квартиру в долях оформим? По вкладу каждого.
— Зачем? — он даже не поднял глаз от телефона.
— Ну, справедливо же. Я двушку продаю, материнский капитал вкладываю...
— Виктория, не усложняй. Я собственник, ты прописана. Тебе что, мало?
— А если мы разведёмся?
Теперь он посмотрел на неё внимательно.
— Ты о разводе думаешь?
— Нет! Просто... а если вдруг? Я останусь ни с чем.
— Не останешься. По закону половина совместно нажитого тебе полагается.
— Но если квартира куплена до брака или на добрачные деньги, то она не совместно нажитая.
— Откуда такие знания?
— В интернете прочитала.
Константин отложил телефон.
— Слушай, а ты что, реально о разводе думаешь? Может, тебе вообще не стоит квартиру продавать?
— Костя, я не о разводе думаю! Просто хочу понимать, в каком положении нахожусь.
— В положении жены и матери. Этого мало? Я не хочу дальше вести этот бессмысленный разговор.
На следующий день Виктория поехала к своей маме в ту самую двушку, которую собиралась продавать. Мама Людмила Петровна, учительница на пенсии, встретила её с пирожками и расспросами о внуке.
— Мам, у нас с Костей проблема возникла, — начала Виктория, когда они сели пить чай.
— Какая проблема?
Виктория рассказала всё. Мама слушала молча, иногда качала головой.
— Викуля, а ты помнишь, как эту квартиру покупала?
— Конечно помню. Ипотеку пятнадцать лет платила.
— А помнишь, как я тебе говорила: «Доченька, своё жильё, это твоя независимость»?
— Помню.
— Вот. А теперь ты хочешь эту независимость отдать.
— Но семье же нужно больше места!
— Нужно. Но не за счёт того, что ты становишься приживалкой в собственном доме.
Людмила Петровна встала, подошла к окну.
— Знаешь, я с твоим отцом двадцать лет прожила. Всё было общее, я считала. А когда он ушёл к другой, оказалось, что дача на него оформлена, машина на него, даже сберкнижка. Я осталась в коммуналке с тобой на руках.
— Мам, но Костя не папа. Он хороший семьянин.
— Может быть. Но предосторожности не помешают. У нас был уже один прекрасный семьянин.
Дома Виктория легла спать, но не могла заснуть. Рядом тихо дышал Константин, в соседней комнате посапывал Артём. Обычная семейная идиллия. Но что-то изменилось после того случая с квартирой.
Утром позвонила риелтор.
— Виктория Сергеевна, как дела с решением? Квартира очень хорошая, долго на рынке не задержится.
— Светлана Игоревна, а можно оформить покупку в долевую собственность?
— Конечно. Как хотите поделить доли?
— Пропорционально вкладу каждого.
— Без проблем. Согласуйте с мужем и звоните.
Вечером Виктория снова подняла тему.
— Костя, давай всё-таки оформим квартиру в долях. Я с риелтором говорила, никаких проблем.
— Виктория, опять за своё? — он поставил кружку с кофе на стол резче, чем обычно. — Я уже сказал, не хочу заморачиваться.
— Но почему? В чём проблема?
— В том, что я не хочу потом при каждом ремонте с тобой согласовывать. Моя квартира, мои решения.
— Опять «моя квартира»!
— Ну да, моя. А что не так?
Виктория почувствовала, как внутри закипает злость от несправедливости.
— А то, что я свою квартиру продаю! Свою собственность отдаю!
— За которую я доплачиваю три с половиной миллиона.
— Значит, ты меня покупаешь?
— Что за бред? Никого я не покупаю.
— Покупаешь! Покупаешь мою квартиру и считаешь, что я теперь тебе должна молчать и слушаться!
Константин встал, прошёлся по кухне.
— Виктория, ты беременная, нервная. Давай отложим этот разговор.
— Не смей списывать всё на беременность! Дело не в гормонах, а в том, что ты показал своё истинное лицо!
— Какое истинное лицо?
— Лицо собственника, который считает жену прислугой.
— Виктория, ты несёшь чушь.
Она встала и пошла в спальню. Легла на кровать, закрыла глаза. Внутри всё кипело от обиды и злости.
Вскоре пришёл Константин.
— Слушай, может, ты права. Давай оформим в долях.
— Правда? — она повернулась к нему.
— Да. Только потом не жалуйся, что я не с тобой советуюсь по мелочам.
— Не буду.
Но радости почему-то не было. Слишком много неприятного всплыло за эти дни.
На следующей неделе они подавали документы на покупку. Квартира оформлялась в долевую собственность: тридцать процентов Виктории, семьдесят Константину.
— Вот и славно, — сказала риелтор. — Теперь вы оба собственники.
Но когда они ехали домой, Константин вдруг сказал:
— Только помни — я основной собственник. Семьдесят процентов всё-таки.
Виктория промолчала. Но поняла, что проблема не решена. Просто приняла другую форму.
Дома она села за компьютер и начала читать про права собственников долевых квартир. Оказалось, что даже с тридцатью процентами она может многое решать. Продажа только с согласия всех собственников. Прописка — тоже. Сдача в аренду — тоже.
— Интересно, — пробормотала она.
Но самое интересное было не в законах, а в том, что изменилось в их отношениях. Раньше они были командой. Теперь, партнёрами с разными долями влияния.
Вечером, когда укладывала Артёма спать, он спросил:
— Мам, а почему папа на тебя кричал в той квартире?
— Не кричал, сынок. Просто обсуждали ремонт.
— А мне не понравилось. Папа был злой.
Виктория поцеловала сына в лоб.
— Всё хорошо, зайчик. Спи.
Но всё ли хорошо? Через месяц они переедут в новую квартиру. Большую, красивую, удобную. Но будет ли это их дом или его дом, где она живёт по милости?
И ещё один вопрос не давал покоя: если Константин так легко сказал «моя квартира» про будущее жильё, то что он думает про их брак? Тоже «мой» или всё-таки «наш»?
Виктория легла в постель рядом с мужем и долго смотрела в потолок. Завтра нужно было окончательно решать, продавать свою двушку или нет. Пока ещё можно было всё отменить.
Но что лучше для семьи? Остаться в тесноте, но сохранить независимость? Или переехать в просторную квартиру, но стать зависимой от мужа?
И главное, можно ли доверять человеку, который в момент покупки семейного дома думает о нём, как о своей собственности?