Когда нотариус зачитал завещание, я чуть не упала со стула. Трёхкомнатная квартира в центре города доставалась мне, а не её родному сыну. Но радость длилась ровно минуту — до того момента, как я услышала условие.
— Наследство переходит к Марине Сергеевне при условии, что она будет осуществлять уход за Олегом Николаевичем Петровым, сыном завещателя, до конца его жизни, — монотонно зачитывал нотариус. — В случае отказа от выполнения данного условия или передачи Олега Николаевича в специализированное учреждение, квартира переходит к благотворительному фонду.
До оглашения завещания я вообще не понимала, зачем меня туда пригласили. Мы с Сергеем развелись три года назад, и с тех пор я не имела никакого отношения к семье Петровых. Анна Николаевна никогда меня не любила, двадцать лет брака прошли под аккомпанемент её язвительных замечаний и «добрых» советов. Мы с Сергеем не могли иметь детей. Врачи разводили руками, анализы были нормальными, а беременность всё не наступала. Свекровь винила в этом исключительно меня. «Бесплодная, как пустыня», — однажды сказала она подруге по телефону, не заметив, что я стою в коридоре.
Тишина в кабинете была оглушительной. Я чувствовала, как меня сверлят взглядом Сергей и его молодая жена Алина. Они поженились через полгода после нашего развода, и теперь ждали первенца. Олег — младший сын в семье, который после инсульта три года назад остался наполовину парализованным.
— Это какая-то ошибка, — выдохнул Сергей. — Мама не могла... Она же знала, что Марина нам уже не родственница.
— Никакой ошибки нет, — сухо ответил нотариус. — Завещание составлено в полном соответствии с законом. Анна Николаевна была в здравом уме и твёрдой памяти.
Алина, молодая блондинка в дорогом костюме, побагровела:
— Это просто издевательство! Мы с Сергеем планировали устроить Олега в хороший интернат, а теперь эта... эта женщина получает квартиру за наш счёт! Мы будем оспаривать завещание!
Я молчала, пытаясь осмыслить происходящее. Вспоминала, как Анна Николаевна всегда подчёркивала, что её старший сын мог бы найти себе женщину и получше. «В наше время жёны умели готовить», «Где внуки? Или ты думаешь только о карьере?».
А потом был развод. Сергей влюбился в молоденькую секретаршу из своего офиса. Двадцать лет брака, общие мечты, планы — всё это не стоило и копейки по сравнению с упругой грудью двадцатипятилетней Алины.
— Марина Сергеевна, — нотариус обратился ко мне, — вы готовы принять условие завещания?
— Я... мне нужно время подумать.
— Да о чём тут думать! — взорвался Сергей. — Отказывайся немедленно! Ты же понимаешь, что это значит? Превратить свою жизнь в ад!
— Твоя бывшая жена и так живёт в аду, — вмешалась Алина. — В однокомнатной квартирке на окраине. Небось думает, что сорвала джекпот.
Но я думала не о деньгах. Я думала об Олеге. Единственном человеке в семье Петровых, который всегда был на моей стороне. Который защищал меня от материнских колкостей, который поддержал меня во время развода, когда все остальные отвернулись.
— Дайте мне три дня, — попросила я нотариуса.
Домой я ехала на автобусе, вспоминая прошлое. Помнила, как Олег приехал ко мне в день, когда Сергей забирал свои вещи. Сидел на моей кухне, пил чай и говорил: «Марина, ты заслуживаешь большего. Мой брат — дурак, который променял золото на мишуру».
Помнила, как он навещал меня после развода, приносил продукты, помогал с ремонтом. Как говорил: «Ты для меня всегда была сестрой. Настоящей сестрой, не по паспорту, а по душе».
А потом случился инсульт. Олег в одночасье превратился из успешного программиста в инвалида. Левая сторона тела парализована, речь нарушена. Сергей и Алина тут же начали говорить об интернате. «Нам нужно думать о будущем, о детях. Мы не можем посвятить жизнь уходу за больным».
Я тогда хотела помочь, но Сергей категорически запретил мне появляться в доме. «Ты теперь чужая, не лезь в наши дела». Анна Николаевна взяла уход за сыном на себя. До последнего дня она не отходила от его кровати.
Той ночью я не могла уснуть. Лежала в своей маленькой квартирке, купленной после развода на деньги от продажи половины совместного имущества, и думала о цифрах. Десять миллионов — столько примерно стоила квартира свекрови. Мой оклад в частной бухгалтерии — тридцать пять тысяч. Я жила от зарплаты до зарплаты, экономила на всём.
Но дело было не только в деньгах. Дело было в Олеге. В том, что он был единственным, кто по-настоящему меня любил в этой семье. И теперь он нуждался в помощи.
Утром я поехала к нему. Квартира встретила меня запахом лекарств и болезни. Приходящая сиделка, которую оплачивали Сергей и Алина, открыла дверь.
— Марина Сергеевна? — удивилась она. — Как хорошо, что вы приехали. Олег Николаевич совсем расстроился после вчерашнего. Сергей Николаевич приезжал, кричал что-то про завещание.
Я прошла в комнату. Олег лежал в кровати, уставившись в потолок. Левая сторона его лица была неподвижна, но глаза оставались живыми и умными.
— Марина, — с трудом произнёс он, увидев меня. — Прости... за всё это.
— За что мне тебя прощать? — я села на стул рядом с кроватью.
— За... завещание. Мама... не спросила тебя.
— Олег, а ты знал?
Он медленно кивнул.
— Догадывался. Мама... последние месяцы часто... говорила о тебе. Что ты... единственная честная... в нашей семье.
— Честная?
— Ты... не бросила. После развода... всё равно... интересовалась мной. Звонила... спрашивала о здоровье. А они... — он с трудом повернул голову к окну, — они уже... выбрали интернат.
Я взяла его руку. Она была холодной и слабой.
— Олег, я хочу тебе кое-что сказать. Помнишь, как ты говорил мне после развода, что я заслуживаю большего?
— Помню.
— Так вот, я думаю, что ты тоже заслуживаешь большего. Чем интернат, чем равнодушие, чем жизнь, которую считают обузой.
Слёзы потекли по его щекам.
— Ты... хочешь сказать...?
— Я хочу сказать, что принимаю условие завещания. Если ты не против.
Он закрыл глаза и долго молчал. Потом прошептал:
— Спасибо.
Когда я сообщила о своём решении Сергею, он взорвался:
— Ты используешь моего больного брата ради денег! Это просто низко!
— Значит, ты считаешь, что использовать его для получения наследства — это низко, а сдать в интернат — это нормально?
— Мы не можем посвятить свою жизнь уходу за инвалидом! У нас будет ребёнок!
— А у меня не будет. Так что у меня есть время.
— Марина, одумайся! — неожиданно мягко сказал он. — Неужели ты хочешь связать свою жизнь с безнадёжно больным человеком?
Я посмотрела на него внимательно. Сергей постарел, появились морщины вокруг глаз, залысины на висках. Но он всё ещё был красивым мужчиной. И всё ещё был эгоистом, которого интересовала только собственная выгода.
— Знаешь, Сергей, когда мне было плохо после развода, когда я плакала ночами и не знала, как дальше жить, Олег был рядом. Он находил силы меня поддерживать. А ты где был?
— Я строил новую жизнь.
— Вот именно. А теперь я строю свою.
Алина попыталась предложить мне деньги. Миллион, полтора, два. Но я уже приняла решение.
Нотариус оформил все документы. Я стала собственницей квартиры и официальным опекуном Олега. Переезд занял неделю. Я продала свою однушку, часть мебели, оставив только самое необходимое.
— Марина, — сказал Олег в первый день, когда мы остались вдвоём, — я боюсь... что буду обузой.
— А я боюсь, что не справлюсь. Так что мы оба в одинаковом положении.
Первые месяцы были трудными. Я училась ухаживать за Олегом, он привыкал к новой жизни. Но постепенно мы притёрлись друг к другу. Я наняла сиделку на половину дня, чтобы успевать работать.
Олег оказался удивительным собеседником. Он много читал, следил за новостями в IT-сфере, был в курсе всех технологических новинок. Мы часами обсуждали книги, фильмы, жизнь.
— Марина, — сказал он однажды, через полгода после переезда, — а ты... счастлива?
— Знаешь, я думаю, что да. А ты?
— Я тоже. Странно, правда? Больной человек говорит о счастье.
— Болезнь — это не приговор. Это просто другая жизнь.
Мы начали работать над его восстановлением. Я нашла хорошего реабилитолога, логопеда, массажиста. Олег заново учился говорить, пытался двигать левой рукой, тренировался есть самостоятельно. Прогресс был медленным, но заметным.
— Я хочу... попробовать встать, — сказал он однажды.
— Врач говорил, что это опасно.
— Я знаю. Но я хочу... попробовать.
С помощью реабилитолога мы купили инвалидную коляску. Олег неделями тренировался пересаживаться из кровати в коляску. Это было мучительно трудно, но он не сдавался.
— Марина, — сказал он, когда впервые смог проехать по квартире самостоятельно, — я снова чувствую себя... человеком.
А ещё я поняла, что впервые в жизни по-настоящему кому-то нужна. Не как жена, которая должна готовить и убирать, не как работник, который должен выполнять обязанности. Я была нужна Олегу как человек. И он был нужен мне.
Через год после переезда мы впервые выбрались в парк. Олег ехал в коляске, я шла рядом. Весна была в самом разгаре, цвели яблони, пели птицы.
— Как давно я не видел... всего этого, — сказал Олег, любуясь цветущими деревьями.
— Теперь мы будем гулять каждый день, — пообещала я.
— Марина, — он взял меня за руку, — я хочу... питаться самостоятельно.
— Ты уже можешь есть ложкой.
— Нет, я хочу... готовить. Хотя бы простые блюда. Из коляски... это возможно?
Я улыбнулась. Год назад он считал себя обузой, а теперь строил планы на будущее.
— Конечно, возможно. Мы обустроим кухню так, чтобы тебе было удобно.
Мы медленно шли по парковой аллее, наслаждаясь тёплым весенним днём. И вдруг я увидела знакомую фигуру на лавочке. Сергей сидел с коляской, в которой спал малыш. Рядом с ним Алина что-то увлечённо рассказывала, размахивая руками.
— Марина? — Сергей увидел нас и растерянно встал.
— Привет, Сергей.
Он посмотрел на Олега, который сидел в коляске, но выглядел бодрым и ухоженным. Потом на меня — я похудела, хорошо выглядела, носила новую одежду.
— Олег, как дела? — неловко спросил он.
— Хорошо, — чётко ответил Олег. Его речь за год значительно улучшилась. — Мы... каждый день занимаемся.
— Это... это здорово, — Сергей явно не знал, что сказать.
Алина смотрела на нас с плохо скрываемой завистью. Она выглядела усталой, с кругами под глазами, в застиранной кофте.
— Ну что, Марина, — сказала она с фальшивой улыбкой, — как тебе роль сиделки?
— Мне нравится, — спокойно ответила я. — А тебе как материнство?
— Замечательно, — соврала она, но ребёнок в этот момент проснулся и начал плакать.
— Марина, — тихо сказал Сергей, пока Алина возилась с малышом, — ты... ты выглядишь счастливой.
— Я и есть счастливая.
— А я думал, что ты пожалеешь о своём решении.
— Нет, не пожалела. А ты? Ты счастлив?
Он посмотрел на плачущего ребёнка, на раздражённую жену, на свои потёртые джинсы.
— Я... да, конечно.
— Это хорошо, — сказала я. — Нам пора идти. Олег устает от долгих прогулок.
Мы попрощались и пошли дальше. Через некоторое время Олег сказал:
— Он не счастлив.
— Откуда ты знаешь?
— Видно. Он завидует нам.
— Нам?
— Да. Мы... семья. Настоящая семья. А у них только обязательства.
Я остановилась и посмотрела на него.
— Олег, а ты действительно считаешь нас семьёй?
— А разве нет? Мы заботимся друг о друге. Мы вместе строим планы. Мы любим друг друга. Не как... мужчина и женщина, но как родные люди.
— Да, — сказала я. — Мы семья.
Вечером, когда мы пили чай на кухне, Олег вдруг сказал:
— Марина, я понял, почему мама тебе завещала квартиру.
— Почему?
— Она знала, что ты единственная, кто сможет меня полюбить. Не из жалости, не из корысти. По-настоящему.
— Твоя мама была умной женщиной.
— Она была мудрой. Она поняла, что мы нужны друг другу. Ты дала мне веру в себя. А я дал тебе цель.
— И что теперь?
— Теперь мы... живём. По-настоящему.
Я посмотрела в окно на огни вечернего города. Где-то там, в панельной девятиэтажке, мой бывший муж менял памперсы своему ребёнку и мечтал о тишине. Где-то работали мои бывшие коллеги, считая дни до отпуска. Где-то женщины, похожие на прежнюю меня, соглашались на то, что им не нравилось.
А я была здесь. В квартире, которую мне завещала женщина, которая знала меня лучше, чем я знала себя. Рядом с человеком, который нуждался во мне не из слабости, а из любви.
— Спасибо, Анна Николаевна, — прошептала я. — Спасибо за урок.
И в этот момент я поняла, что по-настоящему счастлива впервые в жизни.
Вам будет интересно: