— Либо ты делаешь мне предложение, либо мы расстаемся, — отрезала я, глядя в глаза своему мужчине. — Я больше не намерена влачить жалкое существование в статусе сожительницы.
— Ну, давай поженимся, — выдохнул он с такой обреченностью, что в моих надеждах похоронным колоколом прозвонил похоронный марш. Свадьбе не бывать.
Он меня не любит… Эта мысль резанула, как бритвой.
Я сидела напротив Димки за праздничным столом, ощущая себя незваной гостьей на собственном празднике жизни. Свадьба друзей бурлила вокруг, словно бурная река, вино лилось рекой, тосты становились все более витиеватыми, а вопросы гостей — все более бесцеремонными.
— Ну-у-у, а когда ваша очередь, голубки? — брат жениха подмигнул нам сальным взглядом и неуклюже поднял бокал. — Три года вместе, а на пальчике — ни колечка, в волосах — ни фаты!
Я выдавила из себя улыбку, такую же искреннюю, как обещания политика перед выборами. Руки под столом судорожно комкали салфетку, пытаясь скрыть предательскую дрожь.
— Да ладно тебе, не все сразу, — попыталась я отшутиться, бросив на Димку мимолетный взгляд, полный надежды.
А он… он просто зарылся в телефон, словно мой вопрос адресовался призраку за его плечом! И, не поднимая глаз от светящегося экрана, прогрохотал через весь стол:
— Колян, ну что там у тебя? Как вчера футбол? Какой счет?
Внутри меня что-то болезненно оборвалось, словно тонкая нить, связывающая наши сердца. Ещё прошлой осенью он шептал:
— «Нам пора бы задуматься о свадьбе…
» А теперь весна почти на пороге, полгода пролетели, как стая перепуганных птиц, а воз и ныне там. Горькая усмешка тронула мои губы.
Домой мы ехали в тягостной тишине. В такси я прижалась лбом к холодному стеклу, считая капли дождя, бегущие по стеклу, как слезы по щекам. Дима, поглощённый своим телефоном, лишь изредка хмыкал что-то невнятное. Потом вдруг, словно очнувшись, положил руку мне на колено:
— Классная свадьба была, правда?
Я поморщилась, отводя взгляд:
— Нормальная.
— Чего такая кислая? — он слегка сжал мое колено, в его голосе прозвучало раздражение. — Устала?
Мне хотелось выпалить что-то язвительное, но я сдержалась, проглотив обиду. Внутри бушевал ураган невысказанных слов, хотелось закричать: «А когда наша свадьба? Или ты будешь вечно притворяться, что не слышишь моих намёков?»
Но я снова промолчала, заперла свои чувства за семью замками.
Таксист остановился у нашего подъезда.
— Приехали, — буркнул он, уставший от молчаливых пассажиров.
Димка расплатился, и мы вышли под мелкую морось. Я смотрела, как капли оседают на его тёмных волосах, и внезапно поняла, что больше не могу так.
— Дим, — я остановилась у подъезда, чувствуя, как ком подступает к горлу. — А ты вообще когда-нибудь думаешь о нас?
— В смысле? — он недоуменно моргнул, вырванный из мира своего телефона.
— В прямом… Ну… о будущем, о свадьбе, — я запнулась на последнем слове, словно оно было запретным. — Помнишь, ты осенью говорил, что нам пора бы пожениться?
Дима тяжело вздохнул, запустив руку в волосы и взъерошив их.
— Света, давай не сейчас, ладно? Третий день не сплю, я вымотан.
— Ага, — я кивнула, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Конечно, не сейчас. Как всегда.
Дома я долго стояла под душем, пока горячие струи не сменились ледяным безразличием. Смотрела, как вода, словно слезы по стеклу, бежит по кафелю, и мысли роились в голове, как потревоженные осы. Три с половиной года вместе… Два года этот человек живет в моей квартире, в моей жизни. Я — повар, прачка, уборщица, фея домашнего очага. А Димка? Что он вкладывает в этот союз, кроме собственного комфорта?
Выскользнув из плена влажного мрака ванной, я прошла на кухню. В спальне уже раздавался сонный гул — Димка храпел. Даже не потрудился почистить зубы, предательски выдавала сухая щетка в стакане.
Я опустилась на стул у окна и закурила. Дым — горький и терпкий — заполнял легкие, как отчаяние. Курю редко, только когда в душе шторм. А сейчас там бушевал настоящий девятый вал.
Взгляд скользнул по разбросанным по кухне вещам:Долго стояла под душем, пока кипяток не сменился ледяной колючестью. Смотрела, как дрожат капли на кафеле, как они бегут вниз, унося с собой остатки дня и надежды. Три с половиной года… Две весны в моей квартире. Я – тень у очага: готовлю, стираю, создаю уют из ничего. А Димка? Кто он в этой пьесе?
Вышла из ванной, проплыла на кухню, словно призрак. В спальне уже раздавался его богатырский храп. Даже не потрудился почистить зубы, предательски сухая щетка – безмолвный свидетель его равнодушия.
Уселась у окна, закурила. Редкая гостья, эта сигарета, появляется лишь в минуты отчаяния. Сейчас – именно такой случай.
Взгляд скользнул по разбросанным вещам: кроссовки, застывшие у холодильника, словно изваяния из грязи и усталости, куртка, небрежно брошенная на спинку стула, осколки его перекуса, застывшие в грязной посуде… И внезапно, как удар молнии, пришло осознание: ему просто до одури удобно со мной. Квартира – моя, еда – на столе, носки – выстираны и разложены по полочкам.
Полный пансион, all inclusive, без малейших обязательств.
Ночные огни города плясали на линолеуме, превращая его в зловещую шахматную доску. Квадраты света и тени. И я вдруг почувствовала, как моя жизнь тоже размечена на «до» и «после» Димы. И где-то на этих клетках, в этой сложной игре, я потеряла саму себя.
Утром Димка проснулся, словно заново родился. С сияющей улыбкой ворвался на кухню, обнял со спины, уткнулся небритой щекой в шею.
— Доброе утро, Светик! Что у нас на завтрак, солнце?
Резким движением вырвалась из объятий.
— Что приготовишь, то и съешь.
— У-у-у, — протянул он, изображая страдание. — Кто-то встал не с той ноги? Или вчерашнее вино еще бродит в крови?
— А что вчерашнее? – в упор посмотрела на него.
Дима рухнул на стул.
— Ну, эти ваши бабские разговоры про свадьбу.
— И что с ними не так?
— Да ничего… Просто накинулись все, как коршуны, словно я тебя в рабстве держу, — фыркнул он. — Надоело.
-Ты обещал жениться на мне еще осенью.....
-И что?
-А сейчас весна!..Вот что!
Дима с досадливым взмахом руки отмахнулся от моих слов.
— Не знаю! Может, я вообще жениться пока не хочу!
Сердце болезненно сжалось. Вот оно, то самое, чего я подспудно боялась все эти месяцы. Я застыла, словно пораженная молнией, глядя на его растерянное лицо, и вдруг с леденящей душу ясностью осознала – он никогда не будет "готов". Ему и так тепло и уютно в этом коконе стабильности, зачем что-то менять?
— Знаешь, Дим, – прошептала я, чувствуя, как в горле нарастает ком, – мне кажется, тебе просто удобно.
— Да что за чушь?! – он резко дернулся, словно от пощечины. – Ты меня в альфонсы записала?
— Нет, не в этом дело. Но, согласись, ты живешь в моей квартире…
— Я платил за ремонт!
— Да, вложил тысяч десять… – я прикусила губу, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Ты забираешь мою заботу, мое время, мою…
Я осеклась. На языке вертелось слово "жизнь", но оно казалось непомерно пафосным, слишком обнаженным.
— Мои годы, – выдохнула я наконец.
Дима смотрел на меня так, словно видел впервые, изучающе и настороженно.
— Света, ты сейчас серьезно? – его лицо исказилось гримасой недоумения и обиды. – Я думал, мы вместе потому, что любим друг друга, а не потому, что кто-то кому-то что-то должен!
— Если любишь, докажи.
— Чем? Штампом в паспорте? – он с саркастической усмешкой покачал головой. – Это какой-то детский сад. Взрослые люди…
— Взрослые люди держат слово! – не выдержала я, повысив голос. – Ты обещал!
Дима с шумом отодвинул стул и резко встал.
— Отлично! Аппетит как рукой сняло. Спасибо, что умудрилась вынести мне мозг с самого утра!
Он хлопнул дверью, оставив меня сидеть в оцепенении, с горьким привкусом разочарования и полной неопределенности впереди.
Следующие несколько дней Дима словно надел маску безразличия, между нами лишь сухие фразы по необходимости. Однажды ночью он вернулся домой, окутанный густым облаком табачного дыма и алкогольного перегара. Я не проронила ни слова, не спросила, где он пропадал. Лишь лежала, отвернувшись к холодной стене, и слушала плеск воды в ванной, скрывающий его движения.
Но я не собиралась сдаваться без боя. В воскресенье, словно заговорщица, я испекла его любимые сырники, надеясь этой сладкой приманкой смягчить его сердце перед предстоящим разговором.
— Вкусно, — пробормотал он, не поднимая глаз. — Спасибо.
— Дим, — я села напротив, чувствуя, как внутри нарастает тревога, — давай не будем играть в молчанку. Я хочу еще раз поговорить о свадьбе… Просто скажи, чего ты ждешь? Какого знака свыше? Что должно произойти, чтобы ты понял, что это — пора?
Он отложил вилку, и тихий звон металла резанул тишину, словно предвестник бури.
— Слушай, зачем опять начинаешь? Только ведь умиротворились.
— Мне необходимо понять! — Я силилась сохранить спокойствие, хотя внутри все клокотало. — У меня нет вечности в запасе. Я…
Слова застряли в горле, словно ком.
— Дим, мне тридцать три. Я мечтаю о семье, о детях. Я не хочу быть просто… соседкой по квартире.
— А я что, против детей? — Он наигранно удивился, вскинув брови. — Рожай, кто тебе мешает!
— Без штампа в паспорте? — Я чуть не задохнулась от возмущения.
— Ну и что? Сейчас каждая вторая пара так живет.
Я смотрела на него, словно сквозь толщу мутного стекла, и не узнавала. Неужели это тот самый Дима, который еще год назад грезил о семейном очаге? Тот, кто шептал, что «совсем скоро мы станем настоящей семьей»?
Или, может быть, я никогда и не входила в его понятие "семья"? Горькая догадка с каждым днем крепла в моей душе.
Дима начал пропадать на работе допоздна, все чаще предпочитал компанию друзей моему обществу. Однажды и вовсе исчез до глубокой ночи, оставив меня в томительном ожидании. Я отправила короткое сообщение: «Ты где?»
Ответ пришел лишь спустя мучительно долгие полчаса: «С коллегами, не жди».
«С какими именно?» — напечатала я, стиснув зубы.
Но Дима промолчал, оборвав связь, словно перерезав нить нашей былой близости.
Во вторник, движимая отчаянной надеждой, я решила навестить его на работе, чтобы устроить сюрприз, пригласить на обед. Может быть, откровенный разговор в нейтральной обстановке сможет что-то изменить, вернет нас к прежней близости?
Димин офис располагался на третьем этаже сверкающего бизнес-центра. Поднявшись наверх, я свернула за угол коридора и замерла, словно пораженная молнией. Дима стоял у кофемашины с какой-то незнакомой девушкой, что-то увлеченно ей рассказывая. Она смеялась, запрокидывая голову, и кокетливо касалась его локтя своими холеными пальчиками. Яркая блондинка, высокая, в обтягивающем платье цвета фуксии — полная, вопиющая моя противоположность.
Я отступила в тень, за угол. Сердце колотилось так бешено, что казалось, каждый удар отзывается гулом в висках.
— Просто невероятно! — донесся до меня звонкий женский голос. — Дим, ты просто обязан попробовать!
— Когда? — в голосе Димы прозвучал неподдельный интерес.
Такой заинтересованный, такой… живой, каким он не был со мной уже давно.
— Да хоть завтра! — девушка заразительно рассмеялась. — Я тебя приглашаю.
Я прижалась спиной к холодной стене, словно ища в ней опору. Вот оно что. Вот почему он задерживается допоздна, почему избегает любых разговоров об обязательствах. Собравшись с духом, я медленно вышла из-за угла. Дима увидел меня и буквально подскочил, словно его застигли на месте преступления.
— Света?! Ты… что ты здесь делаешь?
— Сюрприз хотела сделать, — мой голос прозвучал на удивление ровно, хотя внутри бушевала буря.
Девушка растерянно переводила взгляд с меня на Диму.
— Привет! А ты…
— Я жена Димы, — отрезала я, глядя ей прямо в глаза. — Светлана.
Челюсть у Димы буквально отвисла.
— Что?
Девушка явно потеряла дар речи.
— О… Я не знала… Дима говорил, что…
— Лиля, — Дима нервно откашлялся, — это Света. Моя… мы живем вместе.
— Жена? — Лиля недоуменно вскинула брови.
— Нет же! — Дима затравленно огляделся. — Мы просто… живем вместе.
— Три с половиной года, — добавила я, наслаждаясь его замешательством.
— Ой, — Лиля попятилась, — я, пожалуй, пойду. Рада знакомству.
Она практически сбежала, оставив нас с Димой смотреть друг на друга. В его глазах плескался гнев и… страх?
— Ты… — начал он, запинаясь. — Ты что творишь?
— А что я такого сказала? — я скрестила руки на груди, стараясь казаться невозмутимой. — Разве я солгала?
— Мы не женаты! — он понизил голос до шепота, опасливо оглядываясь на коллег. — Зачем ты врешь людям?
— А разве я вру? — я пожала плечами. — Я ведь исполняю все обязанности жены, пусть и без штампа в паспорте. Ты пользуешься всеми благами семейной жизни, так почему не хочешь называть себя мужем?
Дмитрий вцепился в мой локоть, словно клещами, и поволок к лифту.
— Пошли, только не устраивай здесь балаган!
В тесной кабине лифта я вырвала руку из его хватки.
— Больно же!
— Извини, — пробурчал он, не глядя мне в глаза. — Но это… Это просто за гранью! Выставила меня полным идиотом перед всем офисом! Что теперь коллеги подумают?
— А что, правда глаза режет? — в моем голосе не было ни грамма тепла. — Три года жил со мной, клялся в вечной любви, обещал семью, а теперь воркуешь с этой… Как там ее? Фифой из бухгалтерии?
— Да не воркую я! — вспылил Дмитрий. — Лиля — просто коллега, она пригласила всех нас в ресторан, не только меня! Мы отмечаем успешное завершение проекта! Это чисто деловое общение!
Я смотрела на этого человека, с которым делила постель и мечты три с половиной года, и не узнавала его. В глазах плескалась чужая, неприятная мне фальшь.
— Значит, ты все врал? — прошептала я, ощущая, как в груди нарастает ледяная пустота. — И про серьезные отношения, и про эту Лилю…
— Да верь во что хочешь, — отрезал он, отворачиваясь к дверям лифта. — Мне надоело выслушивать твои бредни.
После той встречи в офисе Дима словно присмирел, стал возвращаться домой засветло. Видимо, испугался моего внезапного вторжения в его налаженный мирок. Но во мне что-то безвозвратно сломалось. Осточертело быть тенью, безмолвной женой, за спиной которой хихикают похотливые коллеги. Хватит. С меня довольно.
Когда Дима вернулся, без опьяняющего запаха спиртного, но все равно поздно, я уже ждала его на кухне, где на столе мерцал свет свечей.
— Ого, — удивился он, удивленно вскинув брови, — что за праздник?
— Садись, — мой голос был ровен, взгляд — тверд. — Нам нужно серьезно поговорить.
Он медленно опустился на стул, настороженно вглядываясь в мое лицо.
— Что это за… представление?
— Дима, — я смотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда, — у меня есть предложение. Два варианта развития событий. Первый: мы сообщаем родителям о нашей скорой свадьбе, начинаем готовиться, выбираем дату и через пару-тройку месяцев идем в ЗАГС.
– А второй? – он скептически приподнял бровь, словно оценивая мою глупость.
– Ты собираешь вещи и уходишь. Сегодня же, – отрезала я, стараясь вложить в каждое слово сталь.
Дима замер, словно громом пораженный, и уставился на меня. Затем выдавил нервную усмешку.
– Ты шутишь, Света? Это все какая-то нелепая шутка?
– Более серьезной я не была никогда, – мой голос оставался ровным, как лед. – Устала быть вечной запасной.
Дима медленно провел рукой по лицу, будто стирая с него маску безразличия.
– Света… ты ставишь мне ультиматум?
– Я просто хочу определенности. Да или нет, выбор за тобой.
Долгая пауза повисла в воздухе, густая и тягучая, словно смола. Наконец, он проговорил, словно выталкивая слова из глубины:
– Ладно. Давай поженимся, – в голосе не было ни тепла, ни радости, лишь усталая обреченность. – Только без этого… без показухи и торжеств. Просто распишемся и все.
Я смотрела на него и видела, как за этим согласием прячется лишь страх. Страх потерять уютную постель, горячий ужин, выглаженные рубашки. Квартиру. Удобство.
– Хорошо, – кивнула я, стараясь скрыть горечь, затопившую душу. – Через две недели? У меня как раз отпуск.
Я решила ускорить события, не дать ему времени передумать, найти новые отговорки. Подтолкнуть к краю пропасти.
– Пусть будет через две недели, – он поднялся и направился к ванной. – Я в душ.
Я сидела, глядя ему вслед, и в этот момент что-то сломалось внутри. Словно хрустальная ваза, наполненная надеждами, разлетелась на мелкие осколки. Я окончательно решила, что уйду. Он соглашается на брак не из любви, а из страха перед потерей комфорта. И этой правды мне было достаточно.
Такой брак – пустая трата жизни. Слова – шелуха, обещания – пыль. Довольно. Решение вспыхнуло в голове молнией.
Я не скажу ему прямо. Знаю, начнется спектакль: мольбы, клятвы, возможно, даже жалкие слезы. Но я выжгла веру в его слова каленым железом. Пусть хоть немного ощутит ту грызущую боль, которой он щедро одаривал меня все эти месяцы.
Боль неопределенности, изматывающее ожидание, горький привкус несбывшихся надежд.
Две недели протекли сквозь пальцы, словно зыбучий песок. Дима играл в счастливую семью. Я подыгрывала, с замирающим сердцем ждущая развязки. Мы подали заявление в ЗАГС, словно вступали в преступный сговор, никому не обмолвившись ни словом – ни родителям, ни друзьям.
— Потом отметим, — бросил Дима, словно речь шла не о нашей свадьбе, а о сдаче квартального отчёта.
Накануне торжества он вернулся домой около одиннадцати. Очередные «коллеги», как всегда, задержали допоздна, но меня это уже не трогало. Сердце превратилось в ледышку, не способную чувствовать боль.
— Привет, — он вяло чмокнул меня в щеку. — Чего не спишь?
— Не хотелось, — натянуто улыбнулась я. — Как день?
— Нормально, — зевнул он, не удосужившись даже взглянуть в глаза. — Завтра в два у ЗАГСа, да?
— Да, — кивнула я. — Всё как договаривались. Как будто речь шла о деловой встрече, а не о дне, который должен был стать началом нашей совместной жизни.
Утром я сказала Диме, что поеду в салон, чтобы подобрать платье. Призналась, что хочу выглядеть особенно в этот день. Соврала.
Притаившись за углом, я увидела, как Дима, уткнувшись в телефон, торопливо уходит на работу. Кому-то бесконечно строчит сообщения на ходу (Кому-то? Конечно, своей Лиле). Вернулась домой. Там уже ждал слесарь. Новый замок встал на дверь, пока я запихивала вещи Димы в дорожные сумки.
Потом я украдкой пробралась к ЗАГСу. Издалека наблюдала, как Дима мечется у входа. Нервно курит, то и дело поглядывая на часы, тщетно пытается кому-то дозвониться. На этот раз, наверное, уже мне.
Но я отключила телефон. Пусть помучается, понервничает всласть. Он это заслужил.
— Даже костюм не надел, — прошептала я, разворачиваясь. — Пришёл в джинсах. Чтоб ещё раз подчеркнуть, как мало я значу… Как будто на похороны мечты явился в рабочей одежде.
Когда Дима вернулся, его встретили сиротливо примостившиеся на лестничной клетке две сумки. Сердце екнуло недобрым предчувствием. Ключ предательски не подошел к замку, и дверь осталась глуха к его попыткам проникнуть внутрь. Тогда он заколотил в нее, словно одержимый.
— Света, что за дурацкие шутки?! Света, открой сейчас же!
Я стояла по ту сторону двери, оцепенев, и слушала. Молчание было моим ответом. Дима, словно хищник, учуял неладное и разразился потоком проклятий. Каждое слово, как удар хлыста, обжигало мою душу. Слушая его ядовитые тирады о "никому не нужной тетке" и "распоследней мерзавке", я чувствовала, как последние осколки моей любви к нему испаряются, словно роса на солнце.
В конце концов, обессиленный, Дима подхватил свои сумки и, понурившись, побрел к лифту. Я выдохнула, и вместе с этим выдохом ушла целая эпоха. Эта глава моей жизни была бесповоротно закрыта.
Нет, Дима не отступил так просто. Мой телефон разрывался от сообщений, словно раненый зверь. Сначала ядовитые стрелы злости:
«Ты в своем уме?»
«Что за ребячество?»
Затем жалкие мольбы, дрожащие от отчаяния:
«Пожалуйста, давай поговорим?»
«Я все осознал».
Я хранила ледяное молчание. Ни единого ответа.
Иногда сомнения, словно призрачные тени, терзают меня. Может, стоило протянуть руку Диме, дать ему еще один шанс?
Но стоит лишь вспомнить его лицо в тот момент, когда он произнес это обреченное «давай поженимся», – ни искры радости, ни тепла любви, лишь безысходность загнанного в угол человека.
Нет, я больше не буду ждать милости от мужчины, осчастливливающего меня своим решением. Не стану томиться в мучительном ожидании. Три с половиной года – это целая вечность, чтобы понять, горит ли в тебе пламя желания быть с человеком или нет. Пусть Дима плетет свои сети кому-нибудь другому.