Дом встречал их знакомым уютом — свежий запах трав и лёгкий ветерок, играющий занавесками в окнах.
Нина ощущала, как внутри всё наполняется теплом и спокойствием — ведь теперь этот дом стал их настоящим очагом.
Егор, вернувшись к своим обязанностям лесника, по-прежнему бережно охранял лес и поддерживал порядок. Но теперь его сердце было полно новой радости — рядом с ним была Нина, и это придавало силы даже в самые трудные дни.
— Дом лесника всегда будет моим местом силы, — говорил он Нине, — но теперь я живу и здесь, с тобой.
Лисёнок, который всю дорогу назад молча сидел у ног Егора, слегка хмурился, обходя поселок стороной. Новое место казалось ему слишком шумным и чужим.
— Он хочет остаться в доме лесника, — объяснил Егор. — Там он чувствует себя в безопасности, среди старых деревьев и знакомых троп.
Нина понимала лисёнка. Каждому нужна своя стихия, и она была рада, что у их маленького друга есть своё место, где он по-настоящему счастлив.
Вечерами семья собиралась вместе — Нина готовила травяной чай, Егор рассказывал истории из леса, а лисёнок уютно устроился у камина, словно охраняя их покой.
Жизнь постепенно входила в привычное русло, но магия в доме Нины и Егора не утихала — наоборот, словно лес сам посылал им знаки и просьбы о помощи.
Первым новым клиентом стал старик Пётр, местный рыбак, который рассказывал о загадочных тенях, появлявшихся у озера в сумерках. Говорил, что звуки там — не просто ветер, а чьи-то тихие шаги и шёпоты.
Нина и Егор отправились вместе с ним на озеро, где лес словно затаил дыхание. Ветер шуршал в тростнике, а вода блестела под луной. Вдруг из тени показалась тонкая фигура — прозрачная и светящаяся.
— Это дух воды, — прошептала Нина, чувствуя, как холодок пробежал по спине. — Он, наверное, хочет что-то сказать.
После короткого, но загадочного общения дух показал место, где кто-то забыл старинный амулет — ключ к спокойствию озера.
Разобравшись с этим, Нина и Егор почувствовали, как лес вокруг снова наполняется спокойствием и жизнью.
Другим утром к ним пришла молодая женщина с просьбой найти и вернуть потерянную семейную реликвию — амулет, который, по её словам, охранял дом от злых сил.
Нина с интересом выслушала женщину — та сжимала в руках платок, и глаза у неё были тревожные, будто ночь не спала. Амулет, по её словам, передавался в семье по женской линии, и с тех пор как он исчез, в доме начали тухнуть свечи, сыпаться посуда и во снах слышались странные голоса.
— Он сам выбрал уйти, — сказала Нина тихо, прикоснувшись к ладони женщины. — Такое бывает, если в доме кто-то перестаёт верить.
Они втроём отправились в деревню, где стоял этот дом. В нём чувствовалось напряжение: в углах скапливался холод, часы сбивались, а воздух казался чуть гуще обычного. Нина села в кресло у печки, закрыла глаза и прислушалась. Голос амулета пришёл не сразу, но чётко — он спрятался в стене между кухней и спальней, где когда-то бабушка прятала свои письма и обереги. Нашли его в старой жестяной коробке, вся в пыли и паутине. Как только амулет оказался в руках хозяйки, в доме словно распахнулись окна — стало легче дышать, и сквозняк прошелестел, как лёгкий смех.
— Он простил, — улыбнулась Нина, и женщина заплакала от облегчения.
На следующий день на крыльце появился новый посетитель — парень лет двадцати, не по годам серьёзный. Он держал в руках странного вида деревянную шкатулку, обвитую тонкими корнями.
— Я нашёл это в земле, когда копал яму под колодец, — сказал он. — С тех пор у меня в огороде ничего не растёт, и собака стала бояться заходить во двор.
Нина взяла шкатулку в руки, и сразу почувствовала — это не просто находка, а печать. Кто-то закрыл в ней нечто, что не должно было быть потревожено. Они с Егором поехали на место, где шкатулка была найдена. Земля там была выжженной, трава не росла, даже муравьи обходили стороной.
— Здесь когда-то сожгли ведьму, — сказал Егор, присев рядом. — Старая история, её боялись.
— А теперь её гнев проснулся, — Нина провела пальцами по земле. — Но можно договориться.
В ту ночь они зажгли свечи, встали в круг и позвали дух. Из шепота ветра и шелеста листьев вышел силуэт — не злобный, а скорбный. Женщина в потёртом платке, сгорбленная, с глазами, полными обиды и боли. Она не просила мести. Она просила признания. Имя. Покой.
На утро на месте круга вырос цветок — высокий, с фиолетовыми лепестками, которые не должны были расцвести в это время года. А в огороде парня впервые за месяц взошёл укроп.
Слухи о Нине и Егоре начали разлетаться всё шире. Вечером к их дому постучала девушка с ребёнком на руках. Мальчик был бледный, не разговаривал, а по ночам ходил по дому, будто искал что-то.
— Мы не знаем, что с ним, — тихо сказала мать. — Он стал таким после поездки в старую усадьбу. Там было… неуютно.
Нина обменялась взглядом с Егором. Работы впереди было много, и каждая история была особенной. Но в каждой — магия, тайна, и шанс вернуть свет в чью-то жизнь.
— Заходите, — сказала Нина. — Нам нужно немного чая и немного времени. Всё остальное — найдётся.
Девушка с ребёнком прошла в дом, прижимая сына к груди. Он был худощав, с чересчур большими глазами — как будто видел слишком многое. Мальчик молчал, не реагировал ни на ласку матери, ни на присутствие посторонних. Только иногда сжимал кулачки и водил взглядом по углам, словно что-то там искал.
— Как его зовут? — мягко спросила Нина, ставя на стол кружки с горячим молоком.
— Савелий, — прошептала мать. — Ему шесть. Всё было нормально, пока мы не поехали в усадьбу. Это было просто… экскурсия. Я не думала…
— Он привёл что-то с собой, — перебил её Егор, глядя на ребёнка. — Или кто-то пришёл за ним.
Нина села напротив мальчика и осторожно взяла его за руку. Ладошка была холодной, будто он только что вышел из погреба. Внутри неё пряталась дрожь — не телесная, а будто изнутри, как эхо чужого страха.
— Савелий, ты помнишь, что увидел в усадьбе?
Мальчик поднял глаза. И тогда Нина почувствовала, как по комнате скользнуло что-то чужое. Тень, не от лампы. Дыхание, не от людей.
Он кивнул.
— Там была девочка. В подвале. Она плакала и звала.
— Ты открыл дверь? — Егор наклонился ближе, и мальчик снова кивнул. — И она пошла за тобой.
Савелий вдруг прижал ладони к ушам и зашептал:
— Она говорит, что мы одинаковые. Что я тоже забытый.
Нина медленно встала. Дом, хоть и защищённый, начинал дрожать — не физически, а тонко, на уровне волокон. Эта девочка-призрак не злая. Она привязалась. Потому что кто-то однажды не пришёл за ней.
— Мы поедем туда, — сказала Нина твёрдо. — Сегодня же вечером.
Девушка с ребёнком прошла в дом, прижимая сына к груди. Он был худощав, с чересчур большими глазами — как будто видел слишком многое. Мальчик молчал, не реагировал ни на ласку матери, ни на присутствие посторонних. Только иногда сжимал кулачки и водил взглядом по углам, словно что-то там искал.
— Как его зовут? — мягко спросила Нина, ставя на стол кружки с горячим молоком.
— Савелий, — прошептала мать. — Ему шесть. Всё было нормально, пока мы не поехали в усадьбу. Это было просто… экскурсия. Я не думала…
— Он привёл что-то с собой, — перебил её Егор, глядя на ребёнка. — Или кто-то пришёл за ним.
Нина села напротив мальчика и осторожно взяла его за руку. Ладошка была холодной, будто он только что вышел из погреба. Внутри неё пряталась дрожь — не телесная, а будто изнутри, как эхо чужого страха.
— Савелий, ты помнишь, что увидел в усадьбе?
Мальчик поднял глаза. И тогда Нина почувствовала, как по комнате скользнуло что-то чужое. Тень, не от лампы. Дыхание, не от людей.
Он кивнул.
— Там была девочка. В подвале. Она плакала и звала.
— Ты открыл дверь? — Егор наклонился ближе, и мальчик снова кивнул. — И она пошла за тобой.
Савелий вдруг прижал ладони к ушам и зашептал:
— Она говорит, что мы одинаковые. Что я тоже забытый.
Нина медленно встала. Дом, хоть и защищённый, начинал дрожать — не физически, а тонко, на уровне волокон. Эта девочка-призрак не злая. Она привязалась. Потому что кто-то однажды не пришёл за ней.
— Мы поедем туда, — сказала Нина твёрдо. — Сегодня же вечером.