Суета сует
— Мафусаил, ну объясни же наконец! — Николай Сергеевич размахивал руками, как мельница на ветру. — Мне завтра презентацию проводить, послезавтра отчет сдавать, а еще жена велела забор покрасить! Как ты так спокойно можешь лежать?
Галапагосская черепаха медленно повернула голову. Её глаза, похожие на два тёмных озера, в которых отражалась вся мудрость мира, внимательно рассмотрели взволнованного человека.
— Николай Сергеевич, — произнесла черепаха голосом, который был похож на шелест листьев дуба, переживающего уже пятый век, — а скажи мне, сколько тебе лет?
— Сорок три! И что?
— А мне сто восемьдесят. Знаешь, сколько презентаций я видел за свою жизнь? Сколько заборов покрашено, перекрашено и снова покрашено? Сколько отчетов написано, забыто и переписано заново?
Мафусаил вздохнул. Даже его вздохи были неторопливые, словно он экономил воздух на следующие полвека.
— Сядь, — кивнул он на камень рядом. — Расскажу тебе одну историю.
Николай Сергеевич нетерпеливо потоптался на месте, посмотрел на часы, потом всё же сел. Времени действительно не было, но что-то в голосе черепахи заставляло остановиться.
— В тысяча восемьсот сорок втором году, — начал Мафусаил, — ко мне подошёл один молодой человек. Совсем как ты: торопился, нервничал, всё время куда-то спешил. Говорил, что у него важная встреча, что от неё зависит вся его жизнь, что он обязательно должен произвести впечатление на какого-то графа... Как его звали? Забыл уже. А граф-то тот через три года умер от несварения желудка.
— Но ведь бывают же действительно важные дела! — возразил Николай Сергеевич.
— Бывают, — согласился Мафусаил. — Только вот что интересно: чем больше человек торопится, тем больше ошибок делает. А чем больше ошибок, тем больше времени потом тратит на их исправление. Получается замкнутый круг, как у белки в колесе.
Мафусаил замолчал и прикрыл глаза. Чайка где-то кричала, как будто её обидели, листья шуршали, а солнце висело в небе и думало свою солнечную думу.
— Знаешь, что я понял за эти сто восемьдесят лет? — продолжил Мафусаил. — Время не река, которая течёт мимо тебя. Время — это воздух, которым ты дышишь. Попробуй дышать быстрее — задохнёшься. Попробуй жить быстрее — пропустишь саму жизнь.
— А как же карьера? Успех? — не сдавался Николай Сергеевич.
— А что такое успех? — Мафусаил усмехнулся уголком рта. — Я знавал людей, которые считали себя успешными. Один построил завод, другой стал министром, третий написал книгу... Знаешь, где они все сейчас?
Николай Сергеевич поёжился.
— Под землёй, — тихо ответил он.
— Под землёй. А их заводы? Снесли. Их должности? Упразднили. Их книги? Забыли. И только я всё ещё здесь сижу, грею бока на солнышке и думаю: а не зря ли они так торопились?
Мафусаил потянулся, и этот процесс занял добрых полминуты. Его движения были настолько медленными, что казались частью природы — как рост травы или движение теней.
— Понимаешь, Николай Сергеевич, главная проблема вас, людей, в том, что вы путаете срочность с важностью. Срочно покрасить забор, срочно сдать отчет, срочно произвести впечатление... А важное остаётся в стороне.
— А что важное? — спросил Николай Сергеевич, и в его голосе появилось что-то похожее на любопытство.
— Вот сейчас солнце светит. Это важно. Ты дышишь — это важно. Мы с тобой разговариваем — это важно. А твоя презентация? Она случится или не случится, мир не изменится. Через сто лет о ней никто не вспомнит.
Николай Сергеевич хотел возразить, но вместо этого вдруг почувствовал, как напряжение в плечах медленно отпускает.
— Но я же не могу всё бросить и стать черепахой!
— А кто тебя просит? — Мафусаил засмеялся. — Будь человеком. Только помни: тебе дано, может быть, лет восемьдесят жизни. Не трать их на то, что не стоит и восьми секунд беспокойства.
Черепашьи мысли
Николай Сергеевич ушёл, а Мафусаил остался. Он всегда оставался.
Вокруг творилось обычное зоопарковское безобразие: люди щёлкали телефонами, дети визжали от восторга, а служители таскали вёдра с едой. Ничего особенного, но Мафусаил иногда думал, что это похоже на спектакль, только актёры каждый день новые, а пьеса та же самая.
Мафусаил прикрыл глаза и поплыл мыслями в прошлое.
За сто восемьдесят лет в голове накапливается разного. И главное, что он понял: все люди устроены примерно одинаково, просто у одних спешка быстрая, у других – не очень.
Девятнадцатый век помнил хорошо. Тогда люди тоже никуда не успевали, но хотя бы знали, куда бегут – на балы, в театры, к любимым. Красиво суетились, что ли. А сейчас носятся, как угорелые, и сами не понимают зачем.
Мафусаил разлепил веки и уставился на толпу туристов. Молодая мама пыталась заставить трёхлетнего сына позировать рядом с ограждением. Малыш не хотел, крутился, вырывался.
— Стой спокойно! — сердилась мама. — Быстрее, быстрее, нам ещё к слонам надо!
Черепаха вздохнул. Даже детей заставляют торопиться. Они ещё не успели понять, что такое время, а их уже учат его тратить впустую.
Рядом с ограждением появился старик с тростью. Он стоял тихо, не фотографировался, не спешил. Просто смотрел на Мафусаила, и в его взгляде было что-то понимающее.
— Ты мудрый, — сказал старик негромко. — Наверное, многое видел.
— Видел, — согласился Мафусаил. — И понял главное: мудрость не в том, чтобы много знать. Мудрость в том, чтобы знать, что не важно.
Старик улыбнулся.
— Мне восемьдесят стукнуло, — сказал он. — И только недавно дошло: всю жизнь бежал не в ту сторону.
— Поздно не бывает, — ответил Мафусаил. — Время ведь не монеты, которые тратишь в магазине. Время больше на воздух похоже – пока дышишь, оно рядом.
Старик постоял ещё немного, потом медленно побрёл дальше. Его шаги были размеренными, неторопливыми. Он больше не спешил.
Мафусаил посмотрел на солнце. Оно клонилось к западу, как клонилось вчера, как будет клониться завтра. Постоянство — вот что действительно важно. Не достижения, не успехи, не признание. Солнце, дыхание, то, что жизнь идёт своим чередом – вот что не меняется.
Сколько их было за все эти годы – людей, которые приходили сюда. Их было много, очень много. Все торопились, все беспокоились, все считали свои проблемы самыми важными в мире. А потом уходили, старели, умирали. И каждый раз Мафусаил думал: зачем они так спешили? О чём беспокоились? Ведь всё равно всё проходит.
Но сегодня он подумал по-другому. Может быть, дело не в том, что люди зря торопятся. Может быть, дело в том, что у них слишком мало времени, чтобы понять, как его правильно тратить.
Мафусаил потянулся к листку салата, который лежал рядом. Медленно, очень медленно откусил кусочек. Почувствовал вкус, солёность, свежесть. Это было хорошо. Это было важно.
А где-то в городе Николай Сергеевич готовил презентацию. Но теперь он делал это не торопясь. Он думал о каждом слайде, о каждой фразе. И почему-то был уверен, что завтра всё пройдёт хорошо.
Время не торопилось. Время просто было.
И этого было достаточно.
Так же рекомендуем:
Что коты думают о наших привычках
👍 Ваши лайки и подписки вдохновляют на новые хвостатые приключения!
💬 Расскажите о своих питомцах в комментариях – возможно, именно ваш пушистик станет героем следующего рассказа 😼