— Твоей матери больше нет, значит, и ты мне здесь больше не нужна! — прогремел голос отца, словно удар грома, расколовший тишину комнаты.
— Куда же я пойду? — прошептала Лена, и вопрос этот повис в воздухе, как обреченный вздох.
Глаза ее беспомощно скользили по наспех собранным сумкам, из которых небрежно торчали края ее вещей – словно обрывки прошлой жизни.
— Не знаю, меня это не касается! — отрезал он, и в голосе его звенело равнодушие, острое как лезвие.
— Пап, но у меня нет ни гроша, и учиться еще целых три месяца. Позволь хотя бы доучиться?
Лена стояла, опустив взгляд в серый ковер, словно в бездонную пропасть. Она знала: любви ей от него не дождаться. Никогда не ждала. Она была не тем, кого он хотел увидеть при рождении. И как бы ни старалась – быть послушной, прилежной, угождать ему во всем, – всегда находилась причина для его ледяного презрения. Словно она – вечный должник, не способный выплатить невидимый долг за само свое существование.
До недавнего времени между ними непроницаемой стеной стояла мать, ее ласковый голос, словно бальзам, успокаивал израненную душу дочери:
— Ничего, детка, он просто не умеет проявлять свои чувства. В глубине души он тебя любит, я знаю.
Девушка цеплялась за эти слова, словно за спасительную соломинку, надеясь, что в час нужды отец подставит плечо. Но реальность оказалась жестокой.
— Ты и так задержалась здесь, — прорычал он, словно зверь, потревоженный в своей берлоге. — Со дня похорон матери прошла целая неделя, так что…
Он грубо указал на сумки, набитые немногочисленным скарбом.
— А на что мне жить? — Лена с трудом сдерживала рыдания, готовые вот-вот вырваться наружу. — Дай мне хоть немного денег, чтобы первое время…
— Пф-ф, — скривился отец в презрительной гримасе. — Семнадцать лет! В твои годы люди уже вовсю пашут и сами себя кормят. Это твоя мать тебя разбаловала, жалела, не заставляла работать, пока ты учишься. Будь ты парнем, знала бы, как пробиться в этой жизни, а не нюни распускала!
Слова отца обжигали хуже клейма, хлестали, как удары плетью. Лена опустила глаза, и горячие слезы потекли по щекам, вспыхнувшим от стыда и унижения. Не поднимая головы, она схватила сумки и, словно затравленный зверь, поплелась в прихожую.
— Пришло время тебе самой о себе позаботиться, если твоя мать, конечно, хоть чему-то тебя научила, кроме как книги читать, — проскрипел он в спину. — Был бы у меня сын, я бы его точно научил… как выживать.
— Быть не может! — Машины глаза округлились от изумления. — Вот так, взял и выставил за дверь?!
— А я чего другого от него ждала? — Лена вызывающе вскинула подбородок, хотя в голосе сквозила горечь.
Затем, немного подумав, призналась:
— Хотя, нет… если честно, в глубине души ждала…
Слезы, как назойливые мухи, снова облепили глаза. Она сидела на кухне у подруги, куда прибежала, словно раненая птица, сразу после того, как отец захлопнул за ней дверь.
— Да ты попей чайку, девочка, поешь вот…
— Антонина Семеновна, мать Маши, бережно погладила ее по волосам.
— И не думай ни о чем, оставайся у нас, мы уж точно не выгоним.
— Спасибо, теть Тонь, — Лена размазала слезы по щекам. — Мне правда больше некуда идти.
— Эх, как же жаль, что с твоей мамой такое случилось… Такая молодая…
В кухне повисла тишина, тяжелая, как надгробная плита. Они молча вспоминали ту страшную аварию, оборвавшую жизнь Леныной матери всего две недели назад.
— И что же, у тебя совсем никого из родственников не осталось? — осторожно спросила Антонина Семеновна, стараясь не задеть кровоточащую рану.
— Мам! — укоризненно одернула ее Маша, предостерегающе расширив глаза.
— Да я не к тому, чтобы выставить, — поспешно оправдалась женщина. — Просто интересуюсь, может, надо сообщить кому-нибудь?
— У папы есть сестра, тетя Вера. Но у нее самой жилье – кот наплакал: втроем ютятся в однокомнатной квартире. Да и не пойду я туда, там Артем…
— Кто такой Артем? — с любопытством вскинула брови хозяйка.
— Это ее брат двоюродный, каких свет не видывал, — фыркнула Маша. — Зато для дяди Кости он – свет в окошке! Вот кого ее папаня любит больше родной дочери!
— Неужели это правда? — Брови Антонины Семеновны изумленно поползли вверх.
— Правда, — с горечью кивнула Лена. — Папа всегда мечтал о сыне, и Артем ему заменил…
Она снова шмыгнула носом, и Маша, сочувственно сжав ее ладонь, прошептала:
— Не реви, Лен, прорвемся! Вместе мы сила!
— Да, ситуация, конечно, сложная, — задумчиво произнесла Антонина Семеновна. — Как я уже сказала, можешь оставаться здесь, сколько тебе нужно. Но, думаю, твоей тете все-таки стоит знать, где ты и что произошло. Ты согласна? Какие у вас вообще отношения?
— Нормальные, — пожала плечами Лена. — Она всегда хорошо ко мне относилась.
Вера Николаевна взяла трубку практически сразу, словно ждала этого звонка.
— Ох, — выдохнула она, выслушав сбивчивый рассказ племянницы. — Я, признаться, чего-то подобного боялась, но до последнего надеялась, что у Константина хватит здравого смысла не поступать с тобой так…
— Я тоже, — буркнула Лена, пряча дрожь в голосе.
— А где ты сейчас? У тебя есть крыша над головой? — в голосе тётки Веры прозвучала неприкрытая тревога.
— Я у подруги… её мама пустила меня пожить… Только вот денег совсем нет, тёть Вер, отец не дал ни копейки…
Лена судорожно сглотнула, стараясь удержать подступающие слёзы. Казалось, за всю свою прежнюю жизнь она не пролила столько слез, сколько за эти мучительные две недели.
— Я всё верну, — твёрдо, с вызовом пообещала она. — Мне всего три месяца до диплома. А там я обязательно найду работу, сниму квартиру…
"И прощай, мечта…" – тоскливо промелькнуло в голове.
Пока мама была жива, Лена лелеяла надежду после колледжа продолжить учёбу. Её тяготила перспектива быть обычным бухгалтером, она грезила о высшем образовании, но отец был непреклонен.
— Тань, ну зачем ей этот институт? Она же девка! Пусть лучше поварихой идёт или на швейную фабрику.
— У Лены прекрасные оценки, — пыталась возразить мать, — ты мог бы ею гордиться. Будет обидно, если она упустит свой шанс.
— Нет и всё! — отрезал отец, раздражённо махнув рукой. — Девять классов – и в колледж! Выбрасывать деньги на ветер я не намерен.
— Но у нее есть шанс вырвать бюджетное место, — тихо возразила мать, словно боялась спугнуть надежду.
— Я сказал, нет, — отрезал отец, словно рубил концы мечты. — Пустая трата времени.
Им оставалось лишь покориться, но мать шептала ей вечерами:
— Ничего, солнышко, колледж станет трамплином, после него двери вуза откроются шире. А отец… Он увидит твои успехи и непременно изменит свое решение.
Но сейчас Ленина мечта меркла, словно далекая звезда, грозящая вот-вот исчезнуть в черной бездне.
— Конечно, милая, я помогу, — засуетилась тетка, словно фея-крестная. — Буду подкидывать тебе немного деньжат каждый месяц, пока не встанешь на крыло. И не вздумай возвращать, мы же семья.
Благодаря поддержке подруги, матери и щедрой тетки Лена окончила колледж и устроилась простым бухгалтером. Когда дочь Антонины Семеновны упорхнула в другой город, поступать в университет, женщина предложила Лене остаться.
Лена согласилась. Эта тихая гавань позволила ей, наконец, втайне от отца, подать документы в институт на заочное отделение.
Время летело неумолимо.
Елена окончила институт и вышла замуж. Александр, владелец небольшого, но надежного бизнеса, с собственной квартирой, стал ее судьбой. Они сразу же задумались о детях. И год спустя мир озарился двойным счастьем – на свет появились близнецы.
— Что за туча на горизонте? — спросил муж, ласково касаясь ее плеча и заглядывая через ее плечо в светящийся экран ноутбука.
Послеобеденная тишина окутала дом, пока годовалые близнецы мирно спали в своих кроватках. Лена, улучив момент, присела к ноутбуку в надежде отвлечься, просмотрев свежие новости. Но едва крышка откинулась, и экран ожил, залив комнату холодным светом, раздался знакомый сигнал оповещения. Сердце дрогнуло – она уже знала, кто нарушил покой. Сообщение от отца.
-Никогда бы не подумала,что мой отец будет сидеть в соц сетях...
— Да сейчас все там, — Александр фыркнул, будто выплеснул разом всё накопившееся раздражение. — Не девяносто же ему, Лен, в конце концов! У него тоже интересы какие-то, общение…
— Знала бы — выжгла бы страницу калёным железом, чтоб и следа не осталось, чтоб не нашел, — прошептала Лена, вперившись в экран ноутбука. Пальцы застыли над тачпадом, не решаясь ни открыть сообщение, ни отправить его в небытие корзины.
— И чего ему на этот раз приспичило? — Александр придвинул стул, словно чувствуя надвигающуюся бурю, и присел рядом, обнимая жену за плечи.
— Да всё то же, — буркнула Лена, словно выплёвывая слова. — Увидел Даньку с Санькой у меня на странице и воспылал желанием общаться.
— А ты что?
— А я — ничего! — Лена резко захлопнула крышку ноутбука, словно ставя жирную точку в этом бессмысленном разговоре. — Не хочу, чтобы он с ними общался! Он меня выгнал! Отрёкся, потому что я — не сын!
— Ну, ладно, ладно, — Александр успокаивающе замахал руками, стараясь погасить вспыхнувший пожар. — Не хочешь — не буду настаивать. Просто предложил подумать. Он же всё-таки твой отец, а значит, родной дед твоим сыновьям.
— Был родным, — отрезала Лена, поворачиваясь к мужу и впиваясь в него взглядом. — И это не помешало ему вышвырнуть меня на улицу с одними вещами, без копейки в кармане.
Голос дрожал, но в глазах стояла сталь.
— Он ни разу не спросил, где я, что ем, на что живу! Мне тётя Вера помогала, а он и знать не хотел. Я по чужим углам мыкалась, Саша, а ему было плевать!
— Ну всё, всё, как скажешь, только не злись, — сдался Александр, чувствуя, как волна обиды захлёстывает Лену.
Мария, подруга, вернувшаяся после учёбы в родной город и тоже нашедшая своё счастье в замужестве, оставалась её главной опорой, верной хранительницей секретов. Их встречи были глотком свежего воздуха, возможностью выговориться и почувствовать поддержку.
— И что ты думаешь? — спросила Маша, когда они устроились на скамейке в парке, окружённые мирным воркованием голубей и шелестом листвы.
День выдался на редкость погожим, словно сама природа сочувствовала их женским заботам. Дочка Марии мирно посапывала в коляске, ровесница Лениным близнецам.
— Думаю, что не хочу ни о чём этом думать! — отрезала Лена, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Когда я замуж выходила, он даже не позвонил, хотя тётя Вера ему сказала. Когда сыновья родились — ни слова, ни ползвука. А теперь, видите ли, фотографии увидел и проснулась у него отцовская любовь! Скучает, видите ли, общаться захотел!
— Тихо ты, — прошипела подруга, когда возмущение Лены вырвалось наружу криком.
— Я говорю, — продолжала та, понизив голос до зловещего шепота, — ему не я нужна, ему мои дети интересны, понимаешь? Не прощения он ищет за сломанную жизнь, а внуков требует! Словно я обязана ему их подать на блюдечке.
— И ты, разумеется, против… — констатировала Мария, стараясь подобрать нужные слова.
— Конечно, против! — воскликнула Лена и тут же прикрыла рот ладонью, словно выпустила опасного зверя.
Но дети, ангелы безмятежности, мирно спали в соседней комнате, не подозревая о буре, что клокотала вокруг.
— А может, стоит попробовать? — тихо спросила Маша, избегая взгляда подруги, словно боялась увидеть в нем бурю. — Все-таки он уже немолод… Возможно, в нем что-то изменилось. Может, он просто не знает, как попросить прощения, вот и заходит с другой стороны?
— Ты прямо как мой муж, прости его, не таи обиду, он же им родной дед! — с горькой усмешкой парировала Лена. — Все у вас такие сердобольные!
— А если он прав? Просто подумай об этом…
В разговор вмешалась и Вера Николаевна, словно призрак из прошлого.
— Леночка, здравствуй, — начала она своим обычным, рассудительным тоном. — У меня к тебе серьезный разговор…
Они говорили по телефону, пока Лена, вся в хлопотах, готовила обед, и ей пришлось включить громкую связь.
— О чем, теть Вера?
— Мне звонил твой отец… Говорит, ты избегаешь его…
— Неудивительно, правда? — усмехнулась племянница, не переставая ворочать шкворчащую картошку в сковороде, словно в ней таились ответы на все ее вопросы.
— Я понимаю, обида гложет тебя, Лена, — прозвучал в ответ вздох, полный сочувствия. — Но прошу тебя, подумай. Твой отец… он уже не молод. Да, он совершал ошибки, кто из нас без греха?
В памяти Лены всплыло последнее сообщение от отца, затерявшееся где-то в глубинах социальных сетей. Чем дольше длилось её молчание, тем отчаяннее звучали его слова. Он писал об одиночестве, о раскаянии, молил о прощении. Рвался в её дом, мечтая увидеть внуков, обещал наверстать упущенное и стать тем самым, любящим дедом, которого у них никогда не было.
— Ты же знаешь, он всегда мечтал о сыне. Как бы горько это ни звучало, как бы ни было тебе обидно, пойми, каким ударом для него стало твоё рождение… Это не оправдывает его, конечно, но хоть немного проливает свет на его мотивы, — голос в трубке звучал умоляюще.
Строка за строкой, Лена читала отцовские послания, и в её душе зарождалось сомнение. А что, если он действительно изменился? Имеет ли она право из-за своей личной боли лишать её сыновей общения с родным дедом? Неужели обида настолько сильна, что затмевает возможность прощения и примирения?
Всё-таки мальчишки… Чем больше родных мужчин рядом, тем крепче их шанс вырасти настоящими людьми.
— Особенно сейчас, когда он перестал общаться с Артёмом… — донеслось до Лены, и брови её невольно сдвинулись к переносице.
— Что случилось?
Она знала, что отец всё дальше и дальше отстраняется от некогда обожаемого племянника. Тот вырос «не тем», выбрал не ту дорогу, получил не ту профессию, зарабатывал и жил «неправильно».
— Ты же знаешь, твой отец души не чаял в Артёме, как в родном сыне, и тот его боготворил… — тётка тяжело вздохнула. — Я ведь рассказывала, что у меня внучка родилась? Так вот, Артём позвал дядю в крёстные, а тот как отрезал: «Нет». А теперь и вовсе общение прекратил…
Услышав последние слова тетки, Лена отложила ложку, и взгляд ее приковался к телефонной трубке. Глаза метали молнии.
— И после этого вы хотите, чтобы я впустила отца в жизнь своих сыновей?! Да ни за что!
Голос ее дрожал от негодования.
— А если они тоже его разочаруют? Что, если мои мальчики вырастут «не такими»? Не оправдают его царственных ожиданий, не будут соответствовать высоким стандартам? Что тогда, тетя Вера?! Скажите мне, что тогда?!
В трубке повисла тягучая тишина, словно бездна, поглотившая все звуки.
— Я должна буду сказать Даньке и Саньке, что дедушка больше не хочет с ними общаться, потому что они… не заслужили?! Не оправдали надежд?!
Лена рухнула на стул, словно подкошенная. Вытерла дрожащие руки о цветастый фартук и попыталась унять бешеное колотьё в груди. Тетка молчала, раздавленная ее словами, не находя ни единого аргумента в защиту отца.
— Нет, теть Вер! Если во мне еще теплилась хоть капля сомнения, то теперь она испарилась. Никогда, слышите, никогда я не подпущу отца к своим детям! Он ничуть не изменился, и, боюсь, уже не изменится. Со мной он хотя бы был честен с самого начала, не давал пустых надежд, но то, как он поступил с вашим сыном… эта рана никогда не заживет.
Снова повисла пауза, звенящая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Лены.
— Я с отцом не росла, и мои сыновья не будут. В конце концов, он сам сделал этот выбор…
В тот же день Лена, с каменным лицом и ледяным сердцем, написала отцу короткое сообщение, в котором сообщала, что не допустит его общения с внуками и не принимает его запоздалых извинений. Затем, без колебаний, заблокировала его номер навсегда, отрезав последнюю нить, связывающую их.
Узнав о причинах ее решения, ни муж, ни лучшая подруга не осудили ее. Тетка еще какое-то время пыталась уговорить племянницу, но Лена была непреклонна, словно скала, о которую разбивались все мольбы. Ее сыновья никогда не узнают, что значит быть нелюбимыми собственным дедом. Она выжжет эту возможность каленым железом, защищая их нежные сердца от горькой отравы разочарования.
После этого отец перестал делать попытки наладить общение, и дальнейшей его судьбой дочь не интересовалась.