У Мари Дюплесси было много биографов. Но все они использовали один основной источник, опубликованный в 1887 году, – «Правда о Даме с камелиями». Его автор – Фредерик-Ромен Вьенн, сын владельца гостиницы и почтмейстера в Нонане, который знал Мари с детства. Он был свидетелем на похоронах и заменял сестру Мари, Дельфину, на аукционе и в других процедурах. Только спустя много времени после смерти Мари у него возникла идея рассказать то, что он знал о ней. Хотя Вьенн не был свидетелем «дебюта» Мари в Париже и полагался на рассказы других лиц. Более того, имена персонажей в его повествовании скрыты под псевдонимами.
Жорж Соро в книге «Жизнь Дамы с камелиями» (1898) следовал тексту Вьенна шаг за шагом, но добавил результаты глубоких исследований родословной Мари и раскрыл истинные личности её любовников.
В 1923 году появилась по-настоящему убедительная биография Мари, созданная Йоаннесом Гро – интересная, эрудированная работа «Александр Дюма и Мари Дюплесси» (Alexandre Dumas et Marie Duplessis par Johannes Gros). На протяжении переизданий книги автор продолжал искать и прояснять то, что скрывалось за «одной из величайших загадок нашего времени», по словам Жюля Жанена. Все, кто написал о Мари после этой работы (Анри Лионне «“Дама с камелиями”Александра Дюма» в 1930 г., Эдит Сондерс «Блудный отец: Дюма-отец и сын и Дама с камелиями» в 1951 г., даже Андре Моруа в замечательном биографическом романе «Три Дюма» в 1957 г.) не внесли новых фактов или прозрений.
Родословная
Женщина, которую, как говорят, билетёрша в Опере назвала «Дамой с камелиями», по прямой женской линии происходит из династии Дю Мениль. Благородная и состоятельная семья в течение нескольких столетий в период правления Людовика XV разорилась, а мезальянсы завершили прогрессирующее обнищание.
Вернее сказать разорилась старшая ветвь семьи Дю Мениль, тогда как младшая разбогатела. Глава старшей ветви в лице Жермена был вынужден распродавать имущество предков, и продал особняк двоюродному брату, который обогатился благодаря удачному браку. Семья поселилась в небольшой усадьбе недалеко от Сен-Жермен-де-Клерфей, затерянной среди высоких древних дубов.
У главы младшей ветви Габриэля, господина Бюиссона, офицера герцогини Орлеанской, была дочь Жанна, которая вышла замуж за Жака Хейса, «англонормандца» из семьи дю Парк. Родственники по материнской линии старшей ветви стали слугами этой семьи.
Один из потомков Жермена, Пьер дю Мениль, женился на Маргарите Дулен, но рано умер, оставив двух детей, одна из них Анн. Его вдова повторно вышла замуж за мелкого землевладельца из этой местности и фактически бросила детей.
В возрасте двадцати лет Анн, не имевшая состояния, предвидя, что может остаться старой девой, но жаждая любви, утешилась с деревенским Дон Жуаном, слугой с соседней фермы. Пасторальная любовь мадмуазель дю Мениль и Этьена Деэ какое-то время скрывалась, но однажды пришлось взглянуть фактам в лицо. Этьен Деэ всё же оказался порядочным малым и поспешил исправить ошибку. 20 мая 1756 года они поженились.
Жили они небогато, но любили друг друга и родили шестеро детей, включая Луи. В 1789 году Луи женился на симпатичной местной крестьянке Мари-Мадлен Луизе Марр, которой покровительствовал господин поместья. Но Луи был сговорчивым мужем и даже пользовался таким положением дел. У них родилась дочь Мари-Анн, прелестное создание, которое сравнивали с Девой Марией Сен-Жерменской, красивой статуэткой, которую можно было увидеть в сельских церквях.
Марен Плесси, незаконнорожденный сын священника Луи Декура, который принял духовный сан против своей воли, и торговки любовью по всей нормандской глубинке Луизы Рене Плесси, известной под многозначительным прозвищем «Генушетон». Хотя Генушетон вряд ли точно знала от кого она родила ребенка, но Луи Декур, согласно хронике, остается дедушкой по отцовской линии «Дамы с камелиями».
Марен родился в Луже-Сюр-Мэр (Орн) и когда вырос его взял к себе на службу фермер. Он был красивым молодым человеком, но с юности порочным и хотел овладеть дочерью фермера, в результате чего его прогнали с работы. Он подался в уличные торговцы галантерейными товарами, бродил от деревни к деревне, привлекая всеобщее внимание, и во время своих обходов встретил Мари Деэ.
Грубый и развратный Марен Колдун, как его называли в округе, несмотря на свои пороки, нравился почти всем женщинам. И Мари полюбила его. Несмотря на протесты семьи, она вышла за него замуж. Ей было двадцать шесть лет, ему тридцать. После женитьбы пара поселилась в Нонан-ле-Пен, в двух километрах от Сен-Жермена, в маленьком домике на перекрестке дорог из Руана в Бордо и из Парижа в Гранвиль. Они открыли небольшой галантерейный и бакалейный бизнес, которым управляла Мари, в то время как Марен вернулся к бродячей жизни торговца.
Прошло немного времени, и Мари пожалела, что не последовала мудрому совету своей семьи. Но она переносила жестокость мужа поистине с ангельским смирением. Через год замужества Мари родила дочь Дельфину. Она надеялась, что этот ребенок принесет счастье в дом. Но Марен, который хотел сына, вымещал свое недовольство на жене. Снова зачав, она родила 16 января 1824 года девочку, которую назвали Розой Альфонсиной. Ярость Марена была настолько велика, что он угрожал убить жену.
Как рассказывает Ромен Вьенн, семья Плесси скоро оказалась в плачевном состоянии, была вынуждена закрыть лавку и переехать в обветшалый дом примерно в трех километрах от Нонана, в открытой местности. Постоянно пьяный Марен ругался на Мари, избивал её и даже поднимал руку на маленькую Альфонсину. Вечером в праздник Богоявления произошла сцена, которая положила конец физическому и моральному мученичеству Мари Деэ. Марен вернулся с ярмарки пьяным и разжег огонь.
«Но мой друг, ты спалишь дом», – сказала Мари.
«И тебя тоже я хочу поджарить», – закричал Марен. Он бросился на жену, пытаясь затащить её в очаг.
Женщина, понимая ужасную опасность, защищалась отчаянно, цепляясь за стол, кровать. Измученная и обессиленная она умоляла мужа о пощаде и уже готова была сдаться, когда дверь с грохотом распахнулась. Её крики услышал проезжавший из Нонана в Руан Анри Обер. Он остановил упряжку, плечом выбил дверь и бросился на Марена. Он отвез Мари и детей к другу.
Опасаясь, что жандармерия узнает об этом злодеянии, Марен исчез на следующий же день. Какое-то время Мари скрывалась у родственников в Сен-Жермене. Около 1829 года она устроилась работать экономкой у леди Андерсон Ярборо, которая делила свою жизнь между Парижем и Женевой, благодаря дружеским связям с семьёй дю Хейс. Мари доверила детей своей тёте Мари Мениль из деревни Ла Труйер (в Сен-Жермен-де-Клерфей). Она больше никогда их не увидела. Мари Деэ умерла в Женеве два года спустя, заболев туберкулезом, в резиденции Ярборо на берегу Женевского озера.
Детство
Марен обещал платить тётке восемь франков в месяц на содержание девочек, но так ничего и не дал. Семья женщины бедствовала, и она умоляла забрать хотя бы Альфонсину обратно, но тот игнорировал её просьбы. Девочке даже приходилось просить милостыню. Во время сбора урожая она подбирала случайные колосья, но поговаривали, что Альфонсина воровала и снопы пшеницы. Жнецы вели при ней неприличные разговоры и показывали непристойные жесты. Инстинкт любопытства, подкрепленный печальными примерами бродячей жизни на полях, привел к тому, что однажды августовским вечером, в возрасте двенадцати лет, она оказалась в объятиях батрака, едва старше ее самой.
Узнав об этом, тётушка, не желая больше брать на себя ответственность, которая будет расти с каждым днем, отвезла девочку обратно к отцу. Плесси быстро избавился от нее, на следующий день пристроил девочку к швее за десять франков в месяц. Добродушная девочка расположила к себе хозяйку. Альфонсина подавала надежды стать отличной работницей, умелой и трудолюбивой. Но снова появился отец, который, наблюдая какой красивой и нежной стала дочь, решил воспользоваться этим.
В первое воскресенье каждого месяца Альфонсина приезжала провести время с отцом в Сен-Жермен-де-Клерфей. Марен отвез её в дом богатого старого развратника по имени Плантье в Эксме. Хозяйка не видела Альфонсину до вечера понедельника.
Каждые две недели под предлогом посещения отца Альфонсина отправлялась в Эксм и не возвращалась до вечера понедельника. Она больше не была той послушной маленькой девочкой. Однажды ее не было три дня. На этот раз швея, желая узнать правду, задала ей вопросы, и когда девочка цинично призналась в своей связи со стариком, она прогнала ее. У Плантье она пробыла несколько месяцев, но однажды, определенно устав от старческой галантности она сбежала и нашла убежище в гостинице на Гранд-рю в Эксме. Её приняли служанкой за шестьдесят франков в год. Она жила мирно и счастливо до того момента, пока снова не приехал отец. Он забрал её и устроил продавщицей зонтиков в Гасе, где она пробыла два месяца.
В течение двух недель Альфонсина жила с отцом. Затем они отправились в Париж, пешком, иногда ночуя в конюшнях и время от времени Марен заставлял девочку просить милостыню. В Париже он оставил её на попечении дальних родственников, которые владели фруктово-овощной лавкой на рю де Дё-Экю. Марен обманул, что едет в Пикардию, бросил дочь и вернулся в Нормандию.
На пути к гризетке
Через несколько дней после прибытия в Париж Альфонсина поступила в ученицы к прачке, бегала по поручениям, потом работала у изготовителя корсетов, у модистки-портнихи. Приехав в Париж в лохмотьях и деревянных башмаках, она наблюдала за нарядными и кокетничающими девушками, которые прокладывали себе путь к легкой жизни. Она хотела стать одной из них, гризеткой. Так называли девушек, работавших в магазинах, у портных, которые считались сексуально доступными, чем они пополняли свои доходы.
Ей шел шестнадцатый год, и маленькая нищенка из Сен-Жермена стала такой красивой, такой изящной, что все оборачивались, чтобы полюбоваться ею. Она накопила деньги на скромное шелковое платье, которое заменило домотканую юбку, выбрала чепчик, который кокетливо обрамлял её личико, обулась в черные кожаные ботильоны. Присоединившись к племени гризеток, она бегала на танцы, довольствуясь галетами и стаканом лимонада от угощавших её кавалеров.
Французский писатель Нестор Рокплан, будущий директор Оперы, двадцать лет спустя вспоминал встречу с ней примерно в это время.
«Однажды вечером я поднимался по первым ступеням моста Пон-Нёф. Бурлящий жир пел на сковороде фритюрнице, и перед этим гармоничным градом стояла изумленная и словно зачарованная зрелищем высшего блаженства девушка, хорошенькая, нежная и нечистая, как плохо ухоженная улитка. Она грызла зеленое яблоко, которое, казалось, ненавидела. Жареная картошка была ее мечтой. Я предложил ей большой рожок». Внезапный румянец выразил счастье бедной девушки. Свершив свой акт «щедрости», Нестор ушел, машинально бросив "увидимся завтра"».
Наступил момент, когда Альфонсине надоела работа в мастерской. Её приютили студенты. Но затем наступили плохие дни. Случайные встречи привели Альфонсину в «самые подозрительные круги». По словам журналиста и писателя Гюстава Клодена, она заплатила за свое легкомыслие недвусмысленным пребыванием в «Сен-Лазар» («тюрьма-больница» тесно связанная с развитием проституции).
Первый состоятельный любовник
Следующей ступенькой для Альфонсины было стать лореткой. Лореток щедро поддерживали множество поклонников или «Артуров». Одетые по последней моде они порхали между бутиками, кафе и любовниками.
Альфонсине не пришлось долго ждать, чтобы осуществить свои амбиции. Посещая танцы в городе в течение недели (ибо танец тогда был неотделим от «физиологии» гризетки), она следовала за потоком страсти, который по воскресеньям уносил молодежь стремительными потоками в пригородные места.
Со времени восшествия на престол Луи-Филиппа… «никогда колокола безумия не звонили с таким блеском», как свидетельствует Максим Дюкан (журналист, редактор журнала «Revue Nationale»)… Как и во времена Директории, «люди танцевали повсюду», и не было ни одного публичного концерта, который не был бы поводом для бала…
В конце лета или в начале сентября 1839 года (в ярмарочные недели) Альфонсина и её приятельницы собрались на фестиваль в Сен-Клу. У Альфонсины не было денег, и она заняла пять франков у подруги. Наступило долгожданное воскресенье, но лил дождь. Три девушки укрылись под галереями Пале-Рояль, любуясь витринами и разглядывая прохожих. В шесть часов они вошли в ресторан в галерее Монпансье. Хозяин, месье Нолле, вдовец около пятидесяти лет, мужчина, который, казалось, уже не в том возрасте, чтобы шалить, но все еще галантный, поспешил к молодым женщинам, и пока они рассказывали о своей неудаче, мужчина, очарованный грацией и красотой Альфонсины, предложил отвезти их в Сен-Клу в следующее воскресенье. Месяц спустя влюбленный месье Нолле поселил девушку в очаровательный мезонин, который он обставил на улице Аркад и дал ей три тысячи франков на первоначальные нужды. Дела, казалось, пошли на поправку.
Вирджиния Роундинг, писательница и литературный критик, специализирующаяся на истории России и женщин, пишет: «Кто кого соблазнил, кто кого эксплуатировал – вопрос спорный. Альфонсина… была легкой добычей для мужчины с определенной утонченностью, который искал молодую и красивую любовницу, в то время как она быстро поняла, что если она правильно разыграет свои карты, Нолле сможет предложить ей выход из жизни, полной тяжелой работы и относительной бедности…».
Альфонсина была благодарна своему покровителю, но трех тысяч франков едва хватило на месяц, она наслаждалась жизнью и не знала цены деньгам. Сделав два подарка своей любовнице, месье Нолле оказался достаточно мудр, чтобы не рисковать своим положением ради этой дамы сердца и больше не вернулся к ней.
Девушка, окрыленная быстрым богатством, мечтая только об ухажерах-миллионерах, не печалилась. Спустя два дня после «бегства» месье Нолле заменил молодой биржевой маклер. Её острые зубки на этот раз откусили «любезного любовника» в двадцать тысяч франков. Но и для него поцелуи прелестницы оказались не по карману, и вскоре он оставил своего слишком дорогого друга.
Громкое имя, большое состояние…
Однако Альфонсину Плесси ждало провидение. От «великого сеньора» она получила предложение о натурализации в галантном обществе. Это был один из самых красивых мужчин в Париже, носивший одно из величайших имен во Франции. Антуан Аженор Альфред, известный как герцог де Гиш, пока в 1855 году он не унаследовал титул герцога де Грамона (Антуан X де Грамон). Лучшего покровительства в её случае и желать нельзя.
Подобно деду и отцу, оба были возведены в звание генерал-лейтенанта благодаря своей привязанности к Бурбонам, молодой герцог де Гиш был предназначен для военной карьеры. Поступивший в Политехническую школу в 1837 году он покинул ее два года спустя, чтобы пройти стажировку в артиллерийских службах в школе прикладной артиллерии в Меце. Однако побуждаемый другими амбициями или жаждущий большей независимости, он не стал упорствовать в армии, и в 1840 году вышел в отставку в звании второго лейтенанта. Либертинизм занимал его досуг вплоть до женитьбы в 1848 году на мисс Эмме Мэри Маккиннон, дочери Уильяма Александра Маккиннона, 33-го вождя шотландского клана Макиннон, что предшествовало его поступлению на дипломатическую службу.
Но впереди у него ещё было восемь лет, которые он без сожаления пожертвовал галантной идеологии. «В сапогах из самой лакированной кожи, в перчатках из самой ослепительно белой лайки», герцог де Гиш был «Антиноем 1840 года». Его прозвище (синоним которого «красивый любовник», в честь прекрасного юноши, возлюбленного римского императора Адриана) было каламбуром в то время. Отпрыск знатной аристократической семьи, член элитного Жокей-клуба, Аженор, обладавший доходом в 80 000 франков, был большим поклонником красивых женщин и уже прославился своими связями со знаменитыми куртизанками как Паива и Элиза Рашель. Родившись 14 августа 1819 года, он был на пять лет старше Альфонсины, и ему едва исполнилось двадцать, когда эта девушка покорила его своими прекрасными черными глазами.
Нестор Рокплан, который в то время занимал свое место среди гуляк и встречался с Аженором в местах, где было не скучно, описывал его как «высокого молодого человека, свежего, как роза, светловолосого и кудрявого, как Купидон». Однажды вечером в саду Ранелаг блестящий Аженор пришел на встречу с директором Варьете и представил ему свою новую «победу». «Он вел под руку очаровательную, элегантно одетую особу, которая была не кем иным, как моей гурманкой с Пон-Нёф... С тех пор Мари Дюплесси, пройдя все предварительные стадии галантности, посещая неприглядные места и уродливых людей, наконец, попала в руки человека, который ее возвысил». Он похитил ее, «когда она выходила из Баль дю Прадо» (Bal du Prado – название парижского общественного места для танцев, которое находилось в саду Булье). Остроумный Рокплан нашёл Аженора тем вечером крайне удовлетворенным, он «демонстрировал» свою любовницу «с удовольствием изобретателя».
Аженор поселил Альфонсину в квартире на улице Мон-Табор, 28, посадил в свою ложу в Опере, торжественно провез по курортным городам Европы.
Письмо сестре Дельфине от февраля 1842 года показывает беззаботную красавицу, восхищенную запланированной поездкой на курорты Германии. Она не сообщала, какой кавалер платит за это, но не делала секрета из своего положения, которым она, по-видимому, была довольна. Перед отъездом Альфонсина приглашала свою сестру и кузину провести с ней несколько дней. Возможно, думая о скромном положении, которым Дельфина была обязана своей добродетели, Альфонсина имела «великодушное» намерение проповедовать ей мораль выгоды от дурного поведения. Открывая ей мираж своего радостного существования, она писала ей: «Если бы ты однажды увидела прекрасный город Париж, ты бы никогда не захотела его покидать, и ты бы привыкла к нему». Но Дельфина, обручившаяся с крестьянином, осталась в своей деревне.
Мари находила время писать родным и делать подарки сестре и кузине Мари Ланос. Она даже отправилась однажды летом провести несколько недель в Ла Труйер с дядей, который стал ее опекуном по акту, составленному в реестре мирового судьи Сен-Жермен-де-Клерфей после смерти Марена Плесси (8 февраля 1841 года).
Фредерик-Ромен Вьенн утверждал в книге «Правда о Даме с камелиями», что в начале марта 1841 года виконт де Мериль поселил Мари в Версале в скромном жилище, смежном с квартирой акушерки, где она родила мальчика, которого сразу же отдали на попечение кормилицы. После этого врач посоветовал Мари отдохнуть в деревне, и она отправилась в Нонан, где встретила Вьенна и рассказала ему о своём материнстве. Спустя несколько месяцев она потеряла всякий интерес к ребенку, считая, что он умер, хотя у неё не было никаких доказательств этому.
Насколько правдива эта история, никому не удалось установить. Кроме того, невозможно соотнести имя с псевдонимом этого виконта (Вьенн тщательно скрывал настоящие имена «партнеров» Мари). В любом случае, сам он нисколько ни сомневался: «Жив ли ребенок? Случай вероятный. Однако я могу привести только один факт в поддержку своего предположения. В 1869 году молодой человек двадцати восьми лет с изысканной вежливостью представился мадам Паке (Дельфине, сестре Мари), которая жила в Сен-Эвруль-де-Монфор, близ Гасе, и попросил показать ему портрет Мари Дюплесси. Он долго созерцал его в тишине, с видимым волнением, не в силах скрыть несколько слез, которые увлажнили его глаза. Он поблагодарил и любезно поклонился и оставил свою карточку: «Жюделе, служащий в Туре». Едва он ушел, как мадам Паке воскликнула: «Боже мой! Как он похож на мою сестру!». «Конечно, он похож на портрет...», – добавили дети. На следующее утро мадам Паке отправила старшую дочь, навести справки во всех отелях Гасе. Никто не видел этого молодого человека. Мадам Паке немедленно отправила карточку мэру Тура, попросив его предоставить ей точную информацию. Мэр Тура ответил через восемь дней, что человека с таким именем в городе или в каком-либо деле нет. С тех пор никаких следов». Жорж Соро, который в своей книге воспроизводит информацию от Вьенна, обратился к мэру Версаля в 1898 году, чтобы узнать, правда ли, что Альфонсина Плесси родила там около 1841 года. Ответ был отрицательным. Однако Анриетта Эскалье (вторая жена Дюма-сына), утверждала, что ее муж часто намекал на рождение ребенка...
Аженор не отказывал ей ни в чем… великолепная одежда, драгоценности, лошади… Но главное, он организовал для неё обучение… французскому языку, танцам и музыке, хорошим манерам… Альфонсине было уже за восемнадцать, но она оставалась невежественной, для переписки ей приходилось прибегать к услугам подруги. Она едва была способна подписаться неуклюжим росчерком.
Аженор стал её настоящим Пигмалионом. Это придало некогда нищей бродяжке вид исключительности и утонченности, которые сделали ее, как позже заметил Лист, «уникальной в своем роде».
Альфонсина быстро училась читать, писать, играть на пианино, всегда была в курсе последних скандалов в парижском обществе. Меньше чем через месяц единственное, о чем говорили в Опере, в бульварных кафе, так это о новой любовнице герцога. Для завершения преображения Альфонсина поменяла имя на «Мари» (в честь Девы Марии) и взяла фамилию Дюплесси, чье благозвучие отсылало к дворянской частице «du». Фактически, именно на имя «Ms. Marie Duplessis, rantière» (госпожа Мари Дюплесси, рантье) префектура полиции выдала ей паспорт для Баден-Бадена 13 июля.
По возвращении из Германии она поднялась на новую ступеньку лестницы благосостояния. Она переехала с рю дю Мон-Табор, 28 на рю д'Антен, 22 (в доме № 7 на той же улице Дюма поселил свою Маргариту Готье). Квартира состояла из гостиной, будуара, столовой и двух спален, одна из которых в отчетах обойщика обозначалась как «гостевая комната». Смета на обустройство составляла около двадцати тысяч франков.