Всем привет! Да, оставили мы Матвеича в скверном положении, чего уж там. Так бывает, да. Ну ничего, сейчас к нему вернемся!
Седьмая часть здесь.
Но тут звук повторился. Он раздавался где-то сзади, и Матвеича охватил такой ужас, что он снова закричал. Крик этот, казалось, зарождался где-то в животе и рвался наружу всё нарастающей звуковой волной, рвущей и так сорванные связки, разрывающей грудь, гасившей остатки разума…
И вот тут, на самом пике страха и отчаяния, он услышал ответ. Женский голос, дрожащий и испуганный, спрашивал:
–Кто здесь? Вы где? Что случилось?
–Помогите! – из всех сил заорал Матвеич, запрокинув голову и вглядываясь в стену ближайших кустов, за облетевшими ветками которых, как ему показалось, мелькнуло что-то светло-голубое, как крыло сойки.
Это оказалась шапочка на голове невысокой девушки, которая, цепляясь рыжими волосами за кусты, пробиралась к нему.
–Осторожнее! – хрипло крикнул Матвеич. – За мной кто-то есть! Я слышал хруст.
Девушка, внимательно ощупывая ногой, куда наступить, подошла к яме и наклонилась над стариком. Потом внимательно посмотрела испуганными глазами в плотный подлесок за его спиной.
–Не видать никого, – наконец сказала она.
–Распугал я все зверье своими криками, – кивнул Матвеич. – Маринка! Ты, что ли? Так, слухай сюды… Ты это… попробуй ружье с меня снять. Я не смог… Оно, мож, и не намокло-то. Только там все в ветке запуталось…
Веткой оказалась макушка огромной упавшей берёзы, которая частично была в воде, частично на краю ямы. Кое-как девушке удалось пообламывать многочисленные тонкие побеги, и Матвеич получил хоть какую-то свободу движений. Он вытянул руку, опустил голову, и через полчаса совместных мучительных усилий и ружье, и большой, видавший виды рюкзак с разорванным боком уже лежали на траве рядом с ямой.
–Тут слышь, что за дело… Нога у меня там застряла. Зацепилась за что-то. А так бы я сам вылез… Думаешь, не вылез бы? И не из такого выбирались… А вот поди ж ты!
Маринка кивнула, обвела глазами вокруг, отыскала длинную ветку и обломала сучок так, что получилась рогатина. Очень медленно она опустила ее в яму и стала исследовать ловушку, в которую угодил старик.
–Что там? – спросил он.
–То ли корень, то ли ветка, – ответила Маринка и, с трудом развязав веревки на рюкзаке, вытащила завернутый в бумагу размокший бутерброд и протянула Матвеичу. Тот неловко взял его двумя руками, зажал в негнущихся пальцах и с аппетитом откусил от толстого кругляшка колбасы.
–Там нож в чехле, прям сверху должен быть. Да-да, вон тама… Нащупала? И фляжка на дне, во-во! Давай-кось ее сюды…
Маринка отыскала мятую алюминиевую фляжку, с усилием отвинтила крышку и протянула старику, который с жадностью приложился к остаткам самогонки. Потом вытащила из кожаного чехла широкий нож с черной рукояткой и прочным лезвием и, осторожно обойдя яму, принялась где ломать, где срезать многочисленные побеги берёзы, так некстати взявшей в плен старика. Попытки ее передвинуть ни к чему не привели. Работа была непростой, и когда он смог повернуться, насколько позволяла зажатая нога, уже почти совсем стемнело.
–Дай-кось ножик, – размяв затекшие пальцы, распорядился оживший после самогонки Матвеич.
Они осторожно присел в яме, нащупал петлю толстого корня.
–Не перережу, – понял он и начал разрезать толстую резину сапога. Когда он справился с этим, уже совсем стемнело. Но они привыкли к темноте, и последняя часть операции по спасению Матвеича прошла быстро. Берёза, которая так долго издевалась над своим пленником, не позволяя ему даже снять ружья, теперь сыграла роль того спасительного моста, по которому он выбрался из ловушки. Замерзший, с синими трясущимися губами, не чувствуя ног, одна из которых к тому же была только в мокрой портянке, смутно белеющей в темноте… С него лила вода, и с четырех прикрепленных за лапы к поясу уток тоже. Он только на воздухе почувствовал их тяжесть и с помощью девушки отстегнул пояс.
Прежде всего он закурил, благо, папиросы были в непромокаемом портсигаре, а запасной коробок спичек – плотно замотанным в полиэтиленовый пакет.
–Надо костер разжечь. Интересно, где мы? Я, кажись, заплутал маленько, – жадно затягиваясь, спросил Матвеич.
–Да здесь недалеко. Там Пустой овраг, а там уж и дорога, – махнула рукой Маринка.
–Ну надо же! Эт я, значит, кругаля дал…
–Дойдешь, Матвеич? Тебе б быстрее в тепло.
–Дойду, конечно! Правда, ног не чую. Ну, ничего, домой приду, сразу водкой оботру, и внутрь. Эх, печка у меня перетухла небось. Я же со сранья как закинул маленько, так и всё. Думал, здеся на разведку схожу и вернусь. А тут полный голяк. И такая меня охота разобрала до болота мотануть, глянуть, что как… А там их сила, уток тех! Ну, и увлекся маленько…
Был уже девятый час, когда они доплелись, наконец, до дома Матвеича. С облегчением скинув с плеч его рюкзак и снова избавив старика от пояса с добычей, Маринка оставила его с бутылкой водки, а сама бросилась растапливать печку.
Вскоре по дому прошла волна теплого воздуха, и Маринка засобиралась домой: мама уже наверняка волнуется. «Надеюсь, ОН уже напился и спит», – поморщившись от воспоминаний об отчиме, подумала она.
Несмотря на Маринкины возражения, Матвеич настоял, что выйдет ее проводить. Напялил валенки, зимнюю шапку и уже было собрался выйди следом, как его повело в сторону. Она помогла ему добраться до кровати и повернулась к выходу, когда он спросил:
–Слышь, а ты-то че там делала? Уж и грибов в лесу нету…
–Да так, за брусничным листом ходила, – соврала Маринка.
–Ты это… не того, не лазий по лесу одна-то… Там и звери всякие ходють. Я вот хруст слышал – ладно б лось, а то и вовсе медведь…
Наконец Маринка вышла на воздух. «Нет, Матвеич, это был не медведь. А мой отчим, который заметил, что я за ним следила… И еще не известно, кто опаснее», – поёжилась девушка, вспомнив полный жестокой насмешки взгляд, который он бросил на нее, прежде чем скрыться в лесу под дикий крик Матвеича.
«Если бы он не попал в ту яму, то, может, мое тело бы там потом нашли», – и Маринка, прислушиваясь, осторожно поднялась на крыльцо маминого дома.
*
Вышедшая из туалетной кабинки Маша во все глаза глядела, как Инна, кое-как приведя себя в порядок, жадно пьет воду прямо из крана.
Это было так на нее не похоже, что остатки злости куда-то делись. Ну, вот такая она, чего уж тут. Золотая заморская жар-птица с влиятельным папой. Избалованная единственная дочка, ни в чем не знавшая отказа. Самодурная, взбаламошная, без тормозов… Но и труженица, каких мало: Леонид с удивлением рассказывал, как много она читает к занятиям, в том числе пробираясь сквозь дебри англоязычных статей, как упорно осваивает компьютер, занимается с репетитором английским…
И еще Инна никогда не врет. Даже простейшая социальная ложь дается ей с трудом. «Могу себе позволить!» – с гордостью заявляла она об этой своей особенности. Это значит, что про Леонида она сказала правду, – вдруг сообразила Маша. Ей вдруг стало жалко всех: его, себя, эту фифу Инну… «Да что ж такое-то?» – и она встала рядом и тоже открыла кран. Мыла в туалете не бывало, поэтому она просто тщательно промыла царапину и подставила руки под холодную струю сушилки.
–Ин, ты это, не сердись на меня, – не поворачиваясь, сказала она. – Я испугалась просто сильно. Ну, когда ты сказала… И мне было проще решить, что ты всё выдумала. Забыла, что ты не врёшь.
–Иногда вру, – буркнула Инна. – Но сейчас нет. Ладно, извинения приняты. Ты тоже… Она замолчала. Подошла, встала рядом, тоже сунула руки в сушилку.
–Твои такие красивые, – вдруг сказала Маша. – С маникюром, лак такой яркий. И форма рук прям как у аристократки. Не то, что у меня – лопата какая-то.
–А толку? – фыркнула Инна. – Все равно он меня не… – и она снова заплакала, потом, явно рассердившись на себя за эти слёзы, резко выпрямилась и прямо посмотрела на Машу. Так они и стояли какое-то время, не зная, что сказать. Наконец, Маша спросила:
–Что делать-то будем? Ну, с ним? Он вообще никакой там. Только не говори, что тебе всё равно.
–Мне не всё равно. Но в армию спасения я играть не намерена. И тебе не советую, знаешь ли. Вот прям очень не советую.
Маша некоторое время молчала, потом тихо спросила:
–Что, оно… сползёт?
Инна кивнула. Потом глубоко вздохнула и осторожно дотронулась до рукава Маши:
–Ладно, пошли. И правда, не натворил бы дел. Наверное, не надо было мне это всё… Отползла бы тихонько, а то прям драму устроила. Иногда из меня лезет моя тётя. И меня несёт просто.
–И что ты ему скажешь?
–Правду, что еще? – снова фыркнула Инна, а потом добавила: – Только не знаю, как… И голова ещё эта… Зачем она ему понадобилась? А может, он сам колдун?!
–Точно нет, – помотала головой Маша. – А про голову я ничего не знаю. Жуть вообще. Слушай, вот мы у него и спросим.
По дороге Инна вытащила из сумочки большой Марс, решительно разорвала обертку и, протянув половину Маше, торопливо откусила от своей.
–Я не ужинала вчера, и сегодня не завтракала. Только одно яблоко смогла съесть, уже ночью. Ну как съесть… Мартини закусывала. Напилась, как дура, думала, засну. Но только голова разболелась.
–Переживала, да? – спросила Маша, которой стало очень жалко Инну.
–Я как вчера вечером от колдуньи вышла…
–От колдуньи?! – воскликнула Маша.
–Ну да. Ясновидящая! И меня такая злость охватила! На него, на тебя. Я думала, что вы всё знаете и решили меня использовать как… влажную салфетку. Ну, чтобы оно на меня слилось, проклятье это. Колдунья предупреждала! Ну, я и надумала себе целый заговор.
–Да не было никакого заговора! – схватилась за голову Маша, чувствуя, что ее мозг разрывает от избытка важной, но абсурдной информации.
–Ну да, я уже поняла, – примирительно кивнула Инна. – Вела себя как дура!
–Мы обе хороши, конечно… Так, видишь его?
Всем хорошего дня! ❤️
Следующая часть здесь.