Когда у меня кто-то спрашивает, чем я по жизни занимаюсь, я, без тени сомнения, отвечаю: «Воспитываю дочь. И по совместительству работаю оператором». Но, если уж быть абсолютно честным, то здесь я немного лукавлю. Насчёт работы оператором, это чистейшая правда. А вот насчёт воспитания дочери... Это с какой стороны посмотреть. Сначала я так и думал, что я её воспитываю, читал всякую умную литературу, смотрел ролики с советами умудрённых воспитательским опытом людей. А теперь понял, что моя Машка преуспела в этом деле гораздо больше, чем я. А если сказать ещё точнее, то эта мартышка с лёгкостью вьёт из меня верёвки. Но, что самое удивительное, я от этого просто балдею.
С чего всё началось.
Итак. Всё началось внезапно. Вера, обхватив руками огромный живот, вдруг взвизгнула:
— Пора! Началось! — и я сразу понял, что событие, которого мы ждали 8 с половиной месяцев внезапно, словно бешеный метеорит, свалилось на мою голову. Сердце забилось быстрее, руки начали потеть, а в голове — полнейшая паника.
Так... Что там Вера просила меня сделать? Ага, приготовить сумку в роддом! Я бросился собирать вещи. Шуршал пакетами, метался по квартире, заглядывал в шкафы, хлопал дверьми, вытаскивал пижамы, полотенца, кремы. Всё это сваливал на кресло, пока вещи не стали падать на пол. Пока ехала скорая помощь, Вера лежала на диване и с улыбкой наблюдала за моими инсинуациями.
— Ты точно ничего не забыл? — спросила она наконец. Я выдохся настолько, что смог услышать звук её голоса.
— Всё приготовил! — гордо ответил я, запихивая в сумку очередную футболку.
— Ну-ну,— произнесла жена. И я вдруг заметил, что она смотрит на меня с лёгкой усмешкой.
—Что? — спросил я, чувствуя, что что-то не так.
И тут она указала на сумку, стоящую рядом с ней — ту самую, которую я помогал собирать ей ещё неделю назад. В панике я абсолютно забыл про это. В моей голове всё перепуталось от страха перед надвигающимися событиями. А Вера была спокойна, будто не ей, а мне предстояло родить нашего первого ребёнка. У меня даже живот заболел в знак солидарности.
Я стоял с открытым ртом, а Вера смеялась. Вы даже не представляете, каким идиотом я себя чувствовал в тот момент. А Вера просто умница, стойко держалась! Стоит ли говорить, что в машине скорой помощи я так сильно волновался, что фельдшеру пришлось оказывать внимание не роженице, а её мужу. Я бы мог обойти сей факт вниманием, чтобы выглядеть в ваших глазах рыцарем без страха и упрёка, но... Кому, в конце-то концов нужны эти выдуманные рыцари?!
День выписки из роддома я ждал со страхом и трепетом. И вот он нагрянул! Я стоял в коридоре и, словно перед важным экзаменом, старался унять дрожь в коленях. Со стороны могло показаться, что я абсолютно спокоен, потому что проходившие мимо меня медики улыбались и поздравляли. И я во весь свой непослушный рот улыбался им в ответ. Кто бы мог подумать, что становиться отцом — это такая трудная задача!
Наконец, медсестра вышла, держа в руках полупустой конверт, в котором находилось нечто несоизмеримо мелкое, и сказала:
— Вот ваша красавица!
Я посмотрел на дочку и, честно говоря, почувствовал некое разочарование. В мыслях пронеслось: «Да уж, красавица!» И на самом деле, красотой Маша не блистала. Сами подумайте: лицо словно у старушки: морщинки, узкие глаза, носик в каких-то жёлтых точках. Я с ужасом подумал: «Как же девочка будет жить с такой внешностью?»
— Уже познакомился с дочей? — спросила, подойдя, Вера. Я протянул ей букет цветов и попытался изобразить на лице нечто, напоминающее довольную улыбку. Не знаю, насколько хорошо это у меня получилось, но, к счастью, жена отвлеклась на цветы и ничего не заметила.
— Держи ребёнка, папаша! — скомандовала акушерка и всучила мне конверт с ребёнком.
Пока я стоял, размышляя, как правильно держать дочку, чтобы ненароком ничего ей не повредить, Маша вдруг открыла глазки и — о чудо! — подмигнула мне! Это была не какая-нибудь там гримаса, а настоящее подмигивание! Я замер и тут же мгновенно и бесповоротно влюбился в это нелепое создание. Забегая вперёд, скажу, что вскоре дочь до неузнаваемости изменилась и стала настоящей красавицей, но тот миг нашего первого знакомства с ней я вспоминаю с особыми чувствами.
Моя первая важная миссия.
Не могу сказать, что до этого момента я не занимался воспитанием дочки. Но это было, как бы поточнее выразиться... не на передовой. Я был постоянно на второстепенных ролях. Жена находилась целыми днями с ребёнком, а я подключался только в выходные и по вечерам. Маше было уже 2,5 года, и Вера начала задумываться, чтобы в скором времени отправить дочь в садик, а самой выйти на работу. Всё осложнялось тем, что Маша никак не желала отрываться от материнской груди и использовала весь свой «боевой» арсенал, чтобы отвоевать право на монопольное использование сего источника своего питания. Если в течение дня ещё как-то удавалось минимизировать этот процесс, то вечером она вцеплялась мамину грудь мёртвой хваткой.
Жена, измотанная ночными кормлениями, предложила пойти на крайние меры: недельный побег к своим родителям. И тут на авансцену вышел я — отец, не имеющий опыта в искусстве грудного вскармливания, но полный энтузиазма (и, если честно, страха) перед предстоящим испытанием, поскольку мне предстояло целых 9 дней оставаться с собственным чадом один на один. Я взял неделю отпуска, вооружился детской книжкой о добрых динозаврах, запасом терпения (которое, как выяснилось впоследствии, было сильно ограничено) и большим пакетом крепкого кофе.
Первый день прошёл относительно хорошо. Точнее сказать, нервный срыв (пока!) я не получил. Мои попытки успокоить дочь игрушками и сказками перемежались её решительными попытками исследовать содержимое моей футболки на предмет наличия «запасной груди». Не обнаружив желаемое, дочь кривила лицо и выражала свой протест громким плачем. Мне удавалось на некоторое время отвлечь её от горестных мыслей, и это, поверьте, было не так уж легко. Но вечером, перед сном, началась настоящая война. Маша упорно отказывалась засыпать, постоянно прижималась к моей груди, отчего моя одежда насквозь пропиталась слезами и соплями. Я пел колыбельные (совершенно безголосые, должен признаться), на разные голоса читал ей сказки о храбрых рыцарях и прекрасных принцессах, но всё было тщетно. Маша рыдала, словно раненый динозавр из книжки, которая мне так и не пригодилась. Уже после полуночи дочь, обессилев, уснула, продолжая всхлипывать во сне. Я тоже мгновенно отрубился, прервав на середине мысль, что завтра попробую ещё раз прошерстить интернет на предмет действенных методов отлучения от груди.
Второй день. Интернет пестрил множеством советов. Я измучился, разбираясь в противоречивых советах, и, решив руководствоваться собственной интуицией, выбрал метод «мягкого воздействия» — постепенное замещение груди сказками, играми и обнимашками. Однако Маша оказалась непреклонной. Её упорство и настойчивость были достойны восхищения (и, признаюсь, меня немного пугали). Это же надо в её возрасте проявлять такой железобетонный характер!
Третий день стал переломным. Я решил применить новую тактику под названием «безумные отвлекалки». Мы строили высоченные башни из кубиков, потом их с воплями и грохотом разрушали. Рисовали немыслимых монстров, при этом издавали жуткие звуки, имитируя голоса этих «животных». Это вам не то, что было с мамой:
— Машенька, как курочка говорит?
— Ко-ко.
— А как коровка мычит?
— Му-у-у.
У нас были настоящие отцовские игры, достойные звания «Отец года»!
Когда мы уставали от игр, то я давал Маше пить сок из её любимой кружки с изображением кота. Медленно, но верно, время, проводимое дочей у моей, неприспособленной для кормления, груди сокращалось.
К концу недели я чувствовал себя полностью истощённым, но и гордым. Операция «Отрыв от груди» прошла успешно (хотя и с некоторыми потерями в виде моих нервных клеток. Помните, как в Бременских музыкантах: он был ощипанным, но не побеждённым). Маша практически перестала просить грудь. Конечно, были ещё несколько «нападений», но они были уже не такими настойчивыми. Когда Вера, наконец, вернулась, домой, Маша посмотрела на её грудь без прежнего энтузиазма, взяла меня за руку и потащила играть в прятки.
Кто молодец? Я молодец!!!