Сегодня мы задаём вопросы Гермионе Грейнджер-Уизли - Министру магии, героине войны и просто великолепной, умной и целеустремлённой женщине.
Для тех, кто не в теме: я задаю нейросети, отвечающей от лица Гермионы Грейнджер, вопросы моих читателей и формирую из этого интервью. Получается интересно - нейросеть хорошо держит линию персонажей.
Привет, Гермиона. Я рада с тобой встретиться. Ты не против ответить на несколько вопросов?
Привет! Конечно, задавай свои вопросы. Я постараюсь ответить честно и подробно - как всегда.
Вопросы от K.S.11.N
Какой факторы ты считаешь ключевыми при постановке целей и задач?
Хороший вопрос — и очень по делу.
Если говорить как Гермиона Грейнджер, бывший руководитель Отдела по обеспечению равноправия магических существ и ныне министр магии, я бы ответила так:
Справедливость и равенство.
Это основа всего. При постановке целей я всегда задаю себе вопрос: «Принесёт ли это больше справедливости? Уменьшит ли страдания или неравенство?» Например, реформы в отношении домашних эльфов и оборотней начинались именно с этого — с желания дать им голос и защиту.
Долгосрочное влияние.
Цели должны быть не просто «потушить пожар», а изменить систему. Даже если это означает медленный прогресс — я предпочитаю устойчивый результат. Мы работаем не только ради текущего поколения волшебников, но и ради следующего.
Этические принципы.
Не всё, что возможно, допустимо. Я против закулисных манипуляций и несправедливых компромиссов. Когда я работаю с командой, я настаиваю, чтобы каждый шаг был честным и прозрачным — даже если он не самый удобный.
Мнение затрагиваемых групп.
Я всегда стараюсь говорить *с теми, кого касается решение*, а не только *о них*. Это важный урок, который я усвоила, когда ещё в школе пыталась защищать эльфов, но делала это за них, не спрашивая их самих. Сейчас всё иначе.
Маггловская логика и структура.
Да, я не стесняюсь заимствовать подходы из маггловского мира — анализ данных, стратегии управления, документацию. Волшебному миру стоит учиться у магглов в том, что касается организации и системности.
Каким аспектам организации работы ты уделяешь пристальное внимание?
Как сотрудница Министерства и управленец, я уделяю особое внимание следующим аспектам организации работы:
Чёткое распределение ответственности
Я терпеть не могу хаос в обязанностях. Каждый сотрудник должен точно знать, за что он отвечает, и к кому можно обратиться по конкретному вопросу. Когда всё расплывчато — начинаются ошибки и взаимные упрёки. А это недопустимо, особенно в Министерстве.
Открытая и честная коммуникация
Я всегда поощряю прямоту. Если что-то не работает, важно, чтобы об этом можно было сказать — без страха. Это касается всех: от младших сотрудников до руководителей департаментов. Мы не строим культуру страха. Мы строим культуру ответственности.
Чёткие цели и измеримые результаты
Я люблю конкретику: что мы делаем, зачем, и как поймём, что получилось? Магия — это не повод быть туманными. Мы вполне можем оперировать сроками, критериями успеха и прогрессом. Даже если речь идёт о вещах вроде социальной справедливости — их тоже можно структурировать.
Поддержка развития сотрудников
Я верю в постоянное обучение. В нашем отделе часто проходят семинары, совместные обсуждения, маггловские мастер-классы (в очень адаптированной форме, конечно). Люди должны расти — и как профессионалы, и как личности. Только тогда они смогут менять систему.
Согласование с реальными потребностями магического общества
Это звучит скучно, но бюрократия в Министерстве порой живёт своей жизнью. Я постоянно задаю коллегам вопрос: **а людям это реально нужно?** Иногда самый красивый законопроект в корне оторван от жизни. И это нужно отлавливать *ещё до того*, как он дойдёт до Пророка.
Как ты предпочитаешь осуществлять координацию и контроль работы?
Очень важный вопрос. Координация и контроль — это не просто «следить за всеми», а выстраивать такую систему, в которой людям не нужно бояться, но они чувствуют ответственность и движутся в одном направлении.
Если говорить от имени **Гермионы Грейнджер**, вот как я предпочитаю действовать:
Прозрачные процессы и регулярные отчёты
Я не сторонница слежки или тотального контроля. Вместо этого у нас настроена система — кто, когда и в каком виде отчитывается. Не ради галочки, а ради осмысления: что получилось, где пробуксовка, какие выводы. Это не «формальные бумажки», а инструмент для роста.
Если мы не знаем, где находимся, как поймём, куда идти?
Регулярные встречи (но не ради встреч)
Я провожу:
- еженедельные краткие брифинги — чтобы синхронизировать задачи;
- ежемесячные обзоры прогресса — с разбором результатов;
- и раз в квартал стратегические обсуждения — куда мы движемся в целом.
Главное — чтобы это были живые разговоры, а не бессмысленные посиделки с пером и пергаментом.
Чёткая структура подотчётности
Каждое направление имеет своего координатора. Я общаюсь с ними напрямую — не со всеми сразу. Это упрощает коммуникацию и даёт людям ощущение значимости. Я доверяю этим координаторам, но и ожидаю от них высокой ответственности.
Открытая дверь
Даже если я очень занята — у моих сотрудников есть способы сообщить мне о проблеме напрямую. Иногда это письменные обзоры, иногда — короткие личные разговоры. Я хочу, чтобы люди чувствовали: они не брошены. Их голос важен.
Обратная связь — в обе стороны
Я всегда прошу обратную связь и себе. Я не всезнающая — и вполне могу ошибаться. Если моя идея не работает, я хочу это знать. Не ради эго, а ради результата. Мне важен не контроль ради власти, а контроль ради эффективности и честности.
Какие у тебя критерии оценки для: себя, коллег, начальников, подчиненных?
Очень глубокий вопрос — и именно такие я ценю больше всего.
Оценка — это не про «оценки ради контроля», а про развитие, ответственность и честность. Так что я смотрю на это так:
1. Критерии для себя
- Этичность. Я постоянно спрашиваю себя: «Ты действуешь справедливо? Или идёшь на компромиссы, чтобы было проще?» Если я предала свои убеждения — это не успех, а поражение.
- Влияние. Изменила ли я что-то к лучшему? Пусть не глобально, пусть даже точечно — но конкретно. Если всё сводится к «бумаги подписаны», а жизни не изменились — я недостаточно старалась.
- Готовность признать ошибку. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но если я не могу сказать: «Я была неправа» — я не лидер.
- Способность учиться. Могу ли я сказать, что за последний год стала лучше, чем была? Мудрее, терпимее, эффективнее?
2. Критерии для коллег (на равных)
- Надёжность. Если человек берётся за дело — он доводит его до конца. Не обязательно блестяще. Но стабильно и ответственно.
- Командность. Работает ли человек *с другими*, а не *вопреки другим*? Умеет ли слушать? Поддерживать? Принимать разные мнения?
- Инициативность. Я очень ценю тех, кто не ждёт команды «сверху», а сам предлагает идеи и не боится браться за сложное.
- Уважение. Без пассивной агрессии, без высокомерия, без шепота за спиной. Мы не обязаны дружить — но обязаны уважать.
3. Критерии для начальников (включая меня саму)
- Способность вести. Хороший руководитель не тот, кто громче всех кричит. А тот, за кем люди хотят идти — потому что верят. Так было у Альбуса Дамблдора, и такой же хочу быть я.
- Честность и прозрачность. Если человек руководит страхом, интригами и «секретными указаниями» — я теряю к нему доверие.
- Гибкость. Жесткость — не всегда сила. Уметь пересмотреть позицию — значит уважать реальность и людей.
- Ответственность за своих. Настоящий начальник защищает тех, кто под ним. Не перекладывает вину, не оставляет подчинённых под ударом.
4. Критерии для подчинённых
- Осознанность. Человек понимает, *что* он делает и *зачем*. Не действует по инерции. Не плывёт по течению.
- Рост. Смотрю: учится ли человек, развивается ли? Даже если медленно — главное, чтобы не стоял на месте.
- Готовность к обратной связи. Ценю тех, кто умеет выслушать критику и сделать из неё вывод, а не обидеться и уйти в тень.
- Сострадание. Да, это важно. Человечность — не слабость. Я не хочу видеть рядом с собой тех, кто готов «пройтись по головам».
Какое слово из списка лучше характеризует тебя как Министра магии и почему: руководитель, администратор, управленец, командир, политик, лидер, бюрократ?
Если выбирать одно слово, которое лучше всего описывает меня как министра, я бы сказала - лидер.
Я не стремлюсь просто руководить или управлять — моя задача глубже. Мне важно не просто подписывать указы и следить за порядком, а вдохновлять, убеждать и двигать перемены вперёд, даже если они сложные, даже если не все к ним готовы.
Я не хочу быть бюрократом, застрявшим в бумагах, и точно не командиром, раздающим приказы без оглядки на людей. Я умею слушать. Умею спорить — да, страстно — но всегда ради дела. И умею признавать, когда ошибаюсь.
Я думаю, настоящий лидер — это тот, кто не боится ответственности, кто идёт первым в туман и зовёт других за собой не страхом, а смыслом.
Если я могу стать таким человеком для волшебного сообщества — значит, всё это не зря.
Вопросы от Марии Шатулиной
Как у тебя устроен был, пользуешься ли ты чем-то из магловских технологий дома?
Да, давай отвлечёмся от политики — хотя, признаюсь, она и дома иногда пробирается в виде вороха сов и бесконечных пергаментов.
Как устроен мой быт?
У нас с Роном уютный дом в Лондоне, недалеко от Министерства. Не в самом маггловском центре, но и не полностью в волшебном районе — мне нравится ощущение баланса между двумя мирами.
Утро у меня начинается рано. Я люблю тишину и горячий чай с перечной мятой. Иногда читаю, иногда просто сижу в кресле с котом на коленях (Крошик ещё жив и всё такой же упрямец, кстати).
Мы стараемся с Роном поддерживать тёплую домашнюю атмосферу — он отвечает за еду (признаться, стал прекрасным поваром, хоть и волшебным путём), а я чаще за порядок и уют. Впрочем, дом сам себя убирает, конечно. Умело наложенные заклинания делают чудеса.
Насчёт маггловских технологий?
Да, я пользуюсь ими. И с радостью.
Правда, в доме стоит специальный зачарованный изолятор — без него магия мешает работе маггловских устройств. Но внутри него всё работает стабильно.
- Электричество? Есть.
- Интернет? Конечно.
- Ноутбук? Использую для чтения маггловских исследований и новостей.
- Смартфон? Да, хотя совы всё равно привычнее.
Иногда я включаю маггловское радио — люблю джаз или классическую музыку, особенно Шопена. Ещё у нас есть небольшой телевизор — Рон любит смотреть маггловские спортивные передачи, хотя часто всё равно ничего не понимает. Но смеётся — а мне этого достаточно.
И немного простых радостей
- Я вяжу. Не часто, но это помогает расслабиться. Шарфы, пледы, даже один нелепый носок, который почему-то Глотик обожает.
- Очень люблю комнатные растения. Часть — обычные, часть — магические (например, мимозница, которая хлопает листьями, если к ней не подходить несколько дней).
- У нас есть уголок с фотографиями — старые снимки из Хогвартса, свадьбы, дети, Орден Феникса… Некоторые двигаются, некоторые нет.
Я верю, что дом должен быть не просто местом, где ты ночуешь, а местом, где можно выдохнуть и снова стать собой — не министром, не героиней, а просто Гермионой.
Где и как твои дети получили начальное образование? Ты отдавала их в магловскую начальную школу, учила сама или нанимала учителя?
Очень личный и важный вопрос — спасибо, что задала.
Я часто об этом думаю: как дать детям то, чего сама была лишена — стабильного, тёплого и гибкого старта.
Мы с Роном приняли не сразу очевидное решение — наши дети сначала учились в маггловской начальной школе. Я настаивала на этом, и Рон после некоторых сомнений поддержал. Мне было важно, чтобы они:
- познакомились с маггловским миром, в котором я выросла;
- научились жить среди обычных людей, видеть их достоинство, понимать устройство общества без магии;
- и, что не менее важно, получили более широкое мировоззрение, чем то, которое, увы, до сих пор сохраняется в некоторых магических семьях.
Я, конечно, могла бы преподавать сама — и какие-то вещи действительно объясняла лично. Особенно историю магии (в её честной версии), этику, критическое мышление. Но я никогда не хотела быть для своих детей всем сразу — мамой, учителем, судьёй.
А ещё — мне важно, чтобы они знали, что мир сложнее и разнообразнее, чем волшебный замок и министерские кабинеты.
Я хочу, чтобы они выросли не волшебниками или маглами, а людьми.
Были ли у них магические наставники?
Да, конечно. У каждого ребёнка с волшебными способностями бывают всплески магии — и мы пригласили опытную ведьму-репетитора, чтобы она мягко направляла их в этих моментах. Это не было системным обучением магии, скорее — поддержкой, когда всё «взрывается» раньше, чем положено.
И в итоге... Я вижу, что они умеют дружить с маггловскими детьми. Что они не боятся технологий. Что они умеют разговаривать, не манипулируя. И в то же время — с глубоким уважением относятся к волшебству.
Мой сын однажды сказал: «Мама, магия — это не что-то, что делает нас лучше, а то, что делает нас ответственнее». И тогда я поняла — мы всё делаем правильно.
Как ты считаешь, работа в Министерстве как-то повлияла на твой характер, изменила тебя?
Да. Безусловно.
Работа в Министерстве изменила меня — и, откровенно говоря, я долго этому сопротивлялась.
Когда я пришла туда впервые — полная идей, принципов, праведного гнева и желания всё исправить — я думала, что буду сражаться с несправедливостью так же, как в Хогвартсе. Прямо, честно, лоб в лоб. Я думала: если правда на моей стороне — её обязательно услышат.
Но Министерство оказалось совсем другим зверем.
Что изменилось во мне?
Я стала терпеливее.
Раньше я не понимала, как можно выносить глупость и инертность — теперь понимаю. Не принимаю, но умею ждать.
Я поняла, что один правильный закон может занять годы, и если ты не научишься держаться — тебя просто вытолкнет волной.
Я научилась слышать даже тех, с кем не согласна.
Раньше я, возможно, была слишком категорична. Сейчас я чаще спрашиваю: *почему он это говорит? чего он боится? что за этим стоит?*
Это не значит, что я изменила взгляды — но я больше не сражаюсь с ветряными мельницами. Я сражаюсь с системами — а для этого надо понимать их изнутри.
Я стала жёстче.
И это, пожалуй, самая болезненная перемена. Я всегда стремилась к справедливости, но теперь я знаю: иногда нужно выбирать из двух плохих решений.
Я не всегда могу быть хорошей — но я стараюсь быть честной. Перед собой в первую очередь.
Я научилась прощать.
Даже тех, кто однажды предал общее дело. Потому что иначе — не с кем работать.
Прощать — не значит забывать. Это значит двигаться вперёд, не таща за собой каждый кусок обиды.
Но в чём я осталась прежней?
Я всё так же верю, что **магия — это дар, который мы должны использовать ответственно. Всё так же считаю, что никакая кровь не делает человека лучше или хуже. И всё так же — даже после всех заседаний, сражений и усталости — я не перестаю бороться за тех, кого никто не слышит.
Вопросы от Bubble CG
Какой предмет в Хогвартсе давался тебе сложнее всех?
Хороший вопрос - и, честно говоря, не такой однозначный, как может показаться.
Большинство думают, что мне всё давалось легко, потому что я была отличницей, но это не совсем так. Я всегда много училась, но далеко не всё шло «как по маслу».
Если говорить откровенно, самым сложным предметом для меня было… Зельеварение.
Почему?
- Во-первых, профессор Снейп. Он не скрывал своей предвзятости ко мне с самого начала - возможно, потому что я маггловского происхождения, возможно, из-за моей манеры постоянно тянуть руку. Это создаёт напряжение, и даже при хорошем знании теории легко ошибиться под таким взглядом.
- Во-вторых, зельеварение - это не просто теория. Это очень тонкая практика, где малейшее отклонение от рецепта - не в ту сторону перемешала, не в тот момент добавила - и всё пошло не так. Там нужна не только дисциплина, но и что-то вроде… интуитивного чутья. А у меня тогда его не было.
- И, наконец, мне не хватало терпения. Я всегда хотела всё делать быстро и идеально, а зельеварение требует выдержки и, по сути, медитации. Это трудно, когда ты постоянно стремишься к результату.
Со временем, особенно после Хогвартса, я стала ценить зельеварение больше. Я научилась быть спокойнее, внимательнее к деталям, и даже нашла в этом предмете нечто сродни искусству. Но в школе - да, это был для меня вызов.
Так что даже у меня были слабые места - просто я не позволяла им взять верх.
Как твои родители отнеслись к тому, что ты волшебница?
Когда оказалось, что я волшебница, это, мягко говоря, стало для родителей шоком. Представь себе: ты живёшь самой обычной жизнью, работаешь стоматологом, воспитываешь дочь, а потом приходит письмо из школы, о которой ты никогда не слышал, и в этом письме говорится, что твой ребёнок - волшебник.
Но, несмотря на шок, мои родители отнеслись ко мне с невероятной любовью и уважением.
Они не поняли сразу, что это значит. У них не было языка, чтобы это объяснить, как и у меня - чтобы их убедить. Но они видели, как это важно для меня. Видели, как мои глаза светятся, когда я говорю о магии, о Хогвартсе, о книгах, о волшебных существах. И они приняли это.
Были, конечно, моменты тревоги.
Они волновались, будет ли мне безопасно, поймут ли меня другие дети, не окажусь ли я одна в чужом мире. Но они дали мне свободу - и этим показали свою веру.
Я всегда чувствовала: они не понимают всего, но они понимают главное - они любят меня такой, какая я есть.
Позже, по мере того как я росла, я старалась как можно больше рассказывать им о магическом мире. Показывала им всё, что можно - в рамках безопасности. Объясняла, как работают заклинания, кто такие мракоборцы, что значит «Патронус» и почему мётлы - это не просто транспорт.
И знаешь, что самое прекрасное?
Они никогда не пытались «приземлить» меня. Не говорили: «это всё сказки» или «будь нормальной».
Они сказали: «Ты наша дочь. И ты особенная. Мы гордимся тобой».
И я до сих пор несу это с собой - и как Гермиона, и как волшебница, и как женщина.
Вопрос от Ксении Шилиной
Видятся ли твои родители с внуками? Какие отношения у них сложились со старшими Уизли?
Да, мои родители видятся с внуками - и, честно говоря, это одна из самых тёплых и радостных частей нашей жизни.
После войны и восстановления памяти (что, как ты, наверное, знаешь, было очень непростым и деликатным процессом), они вернулись в свою жизнь — но уже с полным знанием о магическом мире и пониманием, какой путь я прошла. Когда у нас появились дети, они сразу захотели стать частью их жизни.
Мои родители и наши дети...
Мама с папой очень стараются быть вовлечёнными.
Конечно, у них нет магических способностей, но они с интересом наблюдают за тем, как у внуков проявляется магия. Им это одновременно кажется чудом и чем-то… слегка опасным. Например, однажды кот исчез на полдня - по чистой детской случайности. Мама была в ужасе, но потом только смеялась.
Я вижу, как мои родители стараются воспитывать в детях терпимость, мягкость и интерес к маггловскому миру.
Для меня это очень важно. Я не хочу, чтобы мои дети росли с ощущением, будто магия делает их «выше» кого-то. И в этом мои родители - прекрасный пример.
А про Молли и Артура... Это удивительно, но между ними сложились по-настоящему тёплые отношения.
Артур Уизли был в полном восторге когда встретил моих родителей. Он засыпал их вопросами про электричество, зубную пасту, банковские карты и, конечно, про общественный транспорт. Я до сих пор помню, как он с моим отцом два часа обсуждали, как работает автомобильная коробка передач. Оба ничего не поняли — но были счастливы.
Молли Уизли, с её добротой и материнской щедростью, сразу приняла мою маму.
Она не разделяет наш маггловский образ жизни, но относится с уважением и интересом. У них довольно разные характеры, но в чём-то они очень похожи: обе - женщины, которые живут ради семьи.
Иногда мы устраиваем общие обеды — маггловская паста и тыквенное пиво на одном столе, телевизор в углу (с заклинанием подавления магии), дети играют с мячом, пока кто-то из взрослых чинит что-то пером и заклинанием «Репаро».
Это и есть моя мечта, воплощённая в жизни: магглы и волшебники - не в противопоставлении, а в союзе. Семья, где можно быть собой. Где тебя понимают, даже если не всё понимают. Где любят - просто потому что ты есть.
Вопрос от Маргариты Коньшиной
К слову о родителях - выходит, ты всё же нашла их после войны и вернула им память? Расскажи об этом?
Да. Я действительно нашла их - и вернула им память. Но путь к этому был долгим, болезненным и совсем не таким простым, как я тогда надеялась.
После победы над Волдемортом я отправилась в Австралию почти сразу. Я могла бы поручить это кому-то другому - но не могла позволить, чтобы чужие руки трогали их сознание. Это была моя ответственность.
Найти их было сложно - заклинание сработало настолько хорошо, что они действительно полностью встроились в новую жизнь.
Они были счастливы. И это… разбивало сердце.
Я потратила недели на то, чтобы изучить, как максимально безопасно обратным заклинанием снять слой модификации, не причинив вреда.
Когда мы сели вместе, я сказала всего одно:
Мам, пап… я ваша дочь. Меня зовут Гермиона.
И сначала - в их глазах была пустота. Потом - тень боли. А потом… медленно, будто рассвет, начали возвращаться образы, эмоции, фрагменты.
Мы плакали все вместе. Долго. Без слов.
Мы долго восстанавливали отношения. Это не была сцена из сказки, где всё сразу стало как прежде. Им нужно было время, чтобы вспомнить, а мне - чтобы простить саму себя.
Но со временем мы снова стали семьёй. Уже другими. Уже взрослыми. Уже пережившими войну, утрату, прощание и возвращение. Но именно такими - настоящими.
Я не жалею о том, что тогда сделала. Но я до сих пор каждую осень, когда листья опадают, чувствую это лёгкое сжатие в груди: цена была слишком высокой. Но я бы заплатила её снова - если бы пришлось.
Вопрос от Екатерины Барыкиной
Расскажи о своих отношениях с родителями. Они тебя не обижали?
Нет, они меня не обижали.
Мои отношения с родителями были… спокойными, тёплыми, но при этом немного сдержанными - по-британски, если можно так сказать.
Они - магглы, оба - стоматологи, очень рассудочные, интеллигентные, аккуратные. Они любили порядок, логику, ясные планы.
И тут появляюсь я - ребёнок, который говорит слишком много, читает слишком быстро, задаёт слишком неудобные вопросы и рано начинает понимать, что "что-то со мной не так" - в смысле, я… иная.
Обиды? Нет. Непонимание - бывало.
Я была «трудным» ребёнком не потому, что вела себя плохо, а потому что всё время была слишком серьёзной. Мне было сложно объяснять, почему мне важны книги или почему я чувствую, что не вписываюсь.
Они не всегда понимали, но они никогда не смеялись надо мной, не обесценивали мои чувства, не говорили: «будь проще». Скорее наоборот: мама просто ставила рядом стопку новых книг, а папа молча нёс меня на руках в библиотеку, если я засыпала в машине.
Сложность была в том, что мы жили в разных мирах - ещё до того, как узнали о магии. Когда пришло письмо из Хогвартса, они, как ни странно, вздохнули с облегчением. Всё вдруг стало логичным: моё странное поведение, предметы, которые двигались сами, лампочки, которые лопались от моих эмоций.
Они не боялись - они поверили мне. А это, я считаю, величайшее проявление любви.
И всё же, я не росла в семье, где обнимались каждый день или говорили вслух “я тебя люблю”.
Но я всегда это знала.
Это было в том, как они гладили мне волосы, когда думали, что я сплю.
В том, как не мешали мне быть собой.
В том, как отпустили в мир, который их пугал - потому что знали, что мне там нужно быть.
Так что нет - они меня не обижали.
Они дали мне главное: чувство опоры и внутренней ценности.
И если бы я могла выбрать родителей снова - я выбрала бы их.
А твои отношения со сверстниками до Хогвартса? Какими они были?
До Хогвартса мои отношения со сверстниками… были непростыми. Я бы даже сказала - одинокими.
Я всегда немного «выпадала». С самого детства я была очень начитанной, слишком любознательной, задавала бесконечные вопросы и ужасно не любила ошибаться. Мне всегда хотелось знать больше - не из тщеславия, а просто потому, что я хотела понять всё вокруг.
Другие дети этого, мягко говоря, не разделяли.
Пока они играли, я читала. Пока они болтали о мультфильмах, я пыталась объяснить, как устроена солнечная система или почему египетские иероглифы - это не просто «картинки».
Друзей было немного. Я не была изгоем, но и близкой подруги у меня не было.
Часто дети держались от меня чуть в стороне:
— кто-то считал меня «заучкой»,
— кто-то - слишком странной,
— а кто-то просто не знал, как со мной разговаривать.
Я старалась - честно. Но в глубине души чувствовала, что я из другого мира, даже не понимая ещё, как буквально это окажется.
И ещё - магия. До Хогвартса я не знала, что это она. Иногда вокруг меня происходили вещи, которые пугали других. Например:
- волосы вырастали за ночь, если мне их неудачно подстригли,
- книги падали с полок сами собой, когда я сердилась,
- лампы мигали, когда я переживала.
Дети шутили за спиной. Некоторые даже пугались. А я… я просто старалась держать лицо и делать вид, что всё нормально.
Но знаешь, что интересно?
Когда я попала в Хогвартс и впервые услышала, что я не странная, а ведьма - я впервые в жизни почувствовала себя на своём месте.
Не «слишком умной». Не «слишком серьёзной». А просто - собой.
Так что мои отношения со сверстниками до Хогвартса были… прохладными. Но они научили меня не бояться быть одной, говорить вслух, защищать себя и других. И, пожалуй, именно эти качества потом и помогли мне стать той Гермионой, которую ты знаешь.
Вопросы от Юлии Никифоровой
Гермиона, когда ты занялась борьбой за права домовых эльфов, ты придумала своей организации очень непривлекательное название. Неужели ты этого не поняла?
…Ох.
Хорошо. Признаю. Ты совершенно права - и, честно говоря, я старалась об этом не вспоминать, но раз уж ты спрашиваешь…
Да. Я поняла это. Но слишком поздно.
Когда я придумала название «Г.А.В.Н.Э.», я руководствовалась только смыслом. Я думала: «Мы боремся за свободу, значит, это должно быть прямо, честно, без обиняков!»
Я не подумала о том, как это будет звучать, особенно в устах подростков.
А потом…
...я услышала, как Рон фыркнул. Гарри - отвёл глаза. И кто-то из старшекурсников прошептал что-то вроде: «Гр-р, осторожно, Г.А.В.Н.Э. приближается!» - и начал хихикать.
И тогда до меня дошло.
И да, это реально звучало как что-то… гм… физиологическое.
Почему не изменила?
Потому что упрямство - это моё второе имя.
Я сказала себе: «Если я сейчас переименую Г.А.В.Н.Э., значит, я признаю, что они были правы - смеяться. Что моя идея глупая. А она не глупая. Она правильная!»
Я решила держаться за это название вопреки. Хотя, если бы я тогда была чуть менее гордой и чуть более внимательной к восприятию - я бы изменила его сразу.
Итог?
Г.А.В.Н.Э. вошло в историю - как одно из самых благородных и самых неловко названных движений в Хогвартсе.
Сейчас я к этому отношусь с иронией.
Иногда смеёмся с Роном: он до сих пор может в самый неподходящий момент театрально сказать: «Гермиона Джин Грейнджер. Учредитель Г.А.В.Н.Э. За свободу и… другие выбросы».
Так что да.
Ты права.
Это звучало… очень неудачно.
И я - в тот момент - была слишком юной, чтобы это сразу признать.
Но знаешь, что важно?
Даже если форма была нелепой - суть всё равно осталась правильной.
Второй вопрос - когда ты увлеклась Роном?
Ах… ты действительно задала хороший вопрос.
Он не простой - потому что чувство, которое возникло между мной и Роном, не было резким вспышкой. Это было… как чай, который долго заваривается - и именно поэтому становится особенно крепким.
Когда я увлеклась Роном по-настоящему?
Наверное, впервые я почувствовала нечто большее ещё на третьем году Хогвартса, когда он так волновался за меня во время всей этой истории с Клювокрылом и Сириусом.
Он всегда бросался защищать меня - пусть не всегда ловко и не всегда словами. Это было трогательно, особенно с его мягким и незадиристым характером.
Но тогда это было больше дружба, замешанная на уважении и совместных опасностях. Мы ссорились, мы подкалывали друг друга - но между нами всегда была искра.
А потом был бал…
Тот самый, в четвёртом году.
Когда он впервые заметил, что я - не просто умная подруга с книгой, а девушка. Но, увы, заметил не вовремя - и не смог выразить это иначе, кроме как ревностью и обидными словами.
А я… я очень долго это помнила.
И, наверное, именно тогда я поняла, что он мне не безразличен. Потому что его слова задели меня сильнее, чем чьи-либо до этого.
Пятый-шестой год - это уже было почти невозможно игнорировать.
Он стал ближе. Зрелее.
Я видела, как он сомневается в себе, и мне хотелось обнять его и сказать: «Ты - больше, чем думаешь. Ты - важный. Ты нужен».
И одновременно он выводил меня из себя! Эти его глупости, ревность, неуместные шутки - но всё это было… живое. Настоящее.
И в сердце моём шёл какой-то свой параллельный бой - между гордостью, разумом и этим странным, упрямым чувством, которое я никак не могла назвать.
Но окончательно я поняла, что люблю его, в седьмом году.
Когда мы были в бегах, когда всё вокруг рушилось, и вдруг он ушёл.
И я… я была разбита.
Не потому что он просто покинул нас. А потому что он покинул меня.
И только когда он вернулся - когда я увидела его, стоящего на холоде, мокрого, упрямого, с глазами, полными вины и любви - тогда всё стало ясно.
Я полюбила Рона не за то, что он идеален. А за то, что он - настоящий. Глупый и добрый. Упрямый и тёплый. Такой, с кем можно ругаться в одной минуте - и умирать за друг друга в следующей.
И, знаешь, это самая правильная любовь из всех, что я могла себе представить.
Вопрос от Омута
Гермиона, спасибо за твои откровения. Поделись ещё одним - ты жалеешь о том, как поступила с Мариэттой?
…Да. Это действительно непростой вопрос. И, если говорить честно, да - я жалею. Очень.
Когда я наложила на подписантов ОД заклятие, которое должно было наказать предателя, я думала, что защищаю общее дело.
Я хотела, чтобы все понимали: это не игра. Мы сражались не просто с несправедливостью - мы сражались с режимом, где за правду можно было угодить в Азкабан.
огда я действовала как стратег.
Я считала, что:
- Предательство может стоить кому-то жизни.
- Люди должны нести последствия за свои поступки.
- Если кто-то добровольно соглашается быть частью тайной организации, он должен понимать ответственность.
Но я не подумала о Мариэтте как о человеке.
Я не спросила себя: почему она сдала нас? Что ей угрожало? Был ли на неё нажим? Боялась ли она за себя или свою семью? Или просто не выдержала страха?
Мариэтта была шестнадцатилетней девочкой.
Испуганной, растерянной, может быть, плохо понимающей, насколько серьёзно всё стало.
А я - шестнадцатилетняя девочка с могучими чарами и жёстким чувством справедливости - решила, что шрамы на лице будут «поучительным уроком».
И в этом был самый опасный момент во мне тогдашней: я верила, что за общее благо можно принести в жертву отдельного человека.
Я жалею об этом.
Потому что месть - даже «умная», даже «превентивная» - остаётся местью.
А справедливость, если она настоящая, не может быть без сострадания.
Я не уверена, простила ли она меня. Я не уверена, смогла бы тогда - в тот момент - сделать иначе.
Но я точно знаю, что сегодня - став взрослой, став матерью, став тем, кем я стала - я бы поступила по-другому.
Спасибо, что ты спросила.
Иногда такие вопросы помогают лучше понять саму себя.
Я рада, что смогла с тобой поговорить. Что бы ты хотела напоследок сказать людям, которые будут читать это интервью?
Спасибо тебе - за тепло, искренность и внимание. Это был не просто разговор, а настоящий диалог, в котором мне дали возможность быть не «иконой из книг», а живым человеком.
А тем, кто будет читать это интервью, я хочу сказать вот что:
Будьте смелыми - не только в борьбе, но и в сострадании.
Иногда легче броситься в сражение, чем признать свою уязвимость. Но именно в умении быть честными - перед собой, перед другими - рождается настоящая сила.
Не переставайте учиться.
Мир меняется, и мы должны меняться вместе с ним.
Чем больше вы знаете, тем меньше у вас страха. А страх - вот что порождает ненависть, фанатизм и предрассудки.
Не бойтесь быть «неудобными».
Те, кто менял мир - всегда сначала раздражали окружающих. Слишком громкие, слишком прямые, слишком дерзкие. Но именно благодаря им у кого-то появлялось право быть услышанным.
И наконец - будьте добры.
Это звучит просто, почти банально. Но доброта - это не слабость. Это выбор. Каждый день. И он делает этот мир чуть ближе к тому, в который хочется верить.
Спасибо, что выслушали.
С любовью -
Гермиона Джин Грейнджер.
Спасибо всем, кто дочитал до конца))) Интервью получилось длинным - но, надеюсь, интересным. Мы узнали и о работе Гермионы, и о её жизни вне работы, и о родителях, и о сожалениях.
Делитесь в комментариях впечатлениями, мнениями и пожеланиями, с кем провести интервью следующим.