Продолжаем читать сокращённую версию мемуаров Александра Сергеевича Яковлева «Цель жизни. Записки авиаконструктора».
Немецкие конструкторы
Не успев как следует освоиться на новой должности, я в марте 1940 года вновь оказался в Германии с экономической делегацией Тевосяна — так же внезапно, как и в первый раз. Сначала меня не включили в авиационную группу, которую представляли два десятка специалистов из промышленности и ВВС, но, как выяснилось позже, Сталин лично просмотрел списки, заметил моё отсутствие и распорядился назначить меня руководителем группы. За два дня до выезда он вызвал меня, подробно изложил задачу: в кратчайшие сроки закупить в Германии интересующую нас авиационную технику, сравнить её с нашей и изучить технические новинки. После его объяснений я задал несколько вопросов, в том числе — о праве пересмотреть состав группы, и получил на это немедленное согласие.
Второй вопрос касался материальных условий для членов делегации. Я заметил Сталину, что некоторые экономят на гостиницах, транспорте и чаевых, чтобы привезти домой подарки, но такое поведение за границей может бросать тень на весь Советский Союз. Сталин поинтересовался размером суточных — оказалось, что платят 15 марок, а я считал, что 20 было бы достаточно. Тогда он тут же позвонил Микояну и распорядился повысить суточные до 25 марок, чтобы наши представители чувствовали себя увереннее.
Я поблагодарил и поднял третий вопрос — о громоздкой системе оформления заказов: заявки шли через торгпредство, Наркомвнешторг и далее в ведомства, где решения принимали люди, не видевшие оборудования. Это тянуло время и мешало выполнению задачи. Я предложил дать делегации право закупать технику на месте под собственную ответственность. Сталин согласился, разрешил обращаться к нему напрямую при затруднениях и выделить валюту на внеплановые, но важные закупки. На мой запрос о 100–200 тысячах марок он сразу распорядился выдать миллион и добавить ещё, если потребуется. В конце он дал условный адрес для связи и спросил, есть ли ещё вопросы. Я ответил, что всё остальное зависит от нас.
Во время поездки по авиационным заводам Германии мы ближе познакомились с представителями немецкой авиации, особенно с Вилли Мессершмиттом — худощавым мужчиной лет сорока пяти с проницательным взглядом и заметной холодностью к русским. По статьям я уже знал о нём как о ведущем конструкторе, поэтому встреча представляла интерес. Мы осмотрели заводы в Аугсбурге и самолёты «Мессершмитт-110» и «Мессершмитт-109», которым немцы особенно гордились. Когда разговор зашёл о новой модели — загадочном истребителе «Мессершмитт-209», окружённом ореолом секретности и слухами о невероятных лётных качествах, мы, разумеется, захотели с ней ознакомиться.
Когда на аэродром выкатили якобы «Мессершмитт-209», сразу стало ясно — это лишь переделанный гоночный самолёт, а не боевой истребитель. Даже по внешнему виду было видно, что машина законсервирована. Особенно возмутился Супрун, напрямую обвинив немцев в попытке ввести нас в заблуждение. Несмотря на сопротивление представителей авиационного министерства, мы дали грамотную техническую оценку, с которой им пришлось согласиться. Они сболтнули, что настоящий «209» в ангаре, и, хоть и пытались отыграть назад, пришлось показать подлинную машину. Однако и она оказалась сырой, с сомнительными перспективами доводки. Мессершмитт, задетый нашей критикой, вспылил, заявил, что, по его мнению, это хорошая машина, но время показало обратное — «Мессершмитт-209» так и не стал боевым самолётом и в войне не участвовал.
Хейнкель резко отличался от Мессершмитта: невысокий, живой, словоохотливый старик, любящий шутки и подчёркивающий свою симпатию к русским. На одном обеде, где собрались его помощники, летчики и чиновники, он щедро угощал, тостовал, восхищался русской водкой и икрой, а в завершение неожиданно запел «Стеньку Разина», видимо, услышав её раньше в исполнении Шаляпина. В отличие от холодного и скрытного Мессершмитта, Хейнкель вёл себя тоньше, будто доверительно делился сверх разрешенного, шепотом намекал на секреты и не уставал повторять, что мечтает побывать в России. При этом он, как и Мессершмитт, был не только конструктором, но и крупным владельцем авиазаводов, создавшим знаменитый бомбардировщик «Хейнкель-111».
«Любовь» Хейнкеля к русским объяснялась тем, что в начале 1930-х советский заказ на катапульту и летающую лодку спас его фирму от краха. В мемуарах он вспоминал, как однажды к нему пришли двое русских — один молчал, второй переводил. Они без лишних формальностей предложили срочно выполнить заказ, пообещав прислать техзадание. Хейнкель ответил коротко: «Да». Через пару дней получил документы, а спустя неделю вернулись те же люди — теперь представившись: это были Алкснис и переводчик Саснов. Они заключили жёсткий, детализированный контракт с неустойками и контролем, который Хейнкель выполнил, отправив технику в срок. Этот заказ стал для него решающим.
В мемуарах Хейнкель вспоминал, как через несколько месяцев после первой поставки Алкснис внезапно сообщил, что летающая лодка им понравилась, и заказал двадцать экземпляров — самый крупный заказ в его практике. На вопрос о приёмке Алкснис ответил, что теперь комиссия будет больше: «Много самолётов требует много глаз». Русские приёмщики контролировали всё — проверяли каждую деталь, проводили сотни испытаний, буквально не давали покоя. Это заставило Хейнкеля усилить внутренний надзор, и завод стал работать точнее и быстрее, чем когда-либо. Он признавал, что такой контроль большевиков пошёл ему на пользу и что именно этот заказ помог пережить тяжёлый промышленный кризис.
Хейнкель продемонстрировал свой новейший истребитель He 100, который мы, несмотря на отличные летные качества, посчитали слишком проблемным в эксплуатации. В мемуарах он рассказывает, как 30 октября его завод одновременно посетили советская и японская комиссии, и немцам пришлось осторожно разводить их по ангарам. Особенно ему «запомнился молодой инженер Александр Яковлев, позже ставший знаменитым конструктором и шестикратным лауреатом Сталинской премии», якобы в тайне измерявший фюзеляж «пядями». Русские приобрели He 100 и пригласили Хейнкеля на приём в посольство, где угощали икрой и водкой и предлагали поохотиться на медведей. Летчик Супрун, ошибочно названный «морским», поразил немецких испытателей смелыми фигурными манёврами на самом быстром из испытанных самолётов.
Старейшие немецкие авиастроительные фирмы — «Фокке-Вульф» и «Юнкерс» — к тому времени уже не имели связи со своими основателями: Юнкерс умер в опале, а профессора Фокке выгнали, оставив лишь имя как символ надёжности. Руководство заводами «Фокке-Вульф» перешло к бывшему шеф-пилоту Геринга Курту Танку — крепкому пруссаку со шрамами от студенческих дуэлей и жёстким характером. В день нашего визита в Бремен он, желая произвести впечатление, сам сел в тренировочный самолёт и продемонстрировал высший пилотаж, после чего, сияя, предложил генералу Гусеву повторить. Но тот, не справившись с тормозами, скапотировал на самолёте, чем вызвал немалый конфуз.
После демонстрации Курт Танк пригласил нас не в директорскую, а в рабочую столовую, где обедали сотни человек, и сел за общий стол, заявив, что сам здесь ест. В огромной зале с длинными рядами столов нам сделали исключение, подав тарелки и ложки лично. Девушка принесла большую миску с серо-зелёным варёным горохом с кусочками ветчины — единственным блюдом рабочего обеда. Несмотря на простоту, еда оказалась вкусной и сытной, и я съел её с удовольствием.
Я вспомнил тот обед, когда в берлинском посольстве на дипломатическом приёме встретил Курта Танка, сидевшего за богато накрытым столом. Он много выпил, расчувствовался и пообещал показать нам свой новый истребитель со скоростью 700 км/ч, попросив никому не рассказывать. Позже на заводе я напомнил ему об этом, но Танк сразу ответил, что самолёт недавно разбился и показать его не сможет. Позже стало ясно, что это был «Фокке-Вульф-190» — мощный, но уступавший обещанной скорости на 100 км/ч и с 1943 года активно сбиваемый нашими истребителями. Возможно, поэтому Танк и отказался его демонстрировать.
После поездки И.Ф. Тевосян должен был встретиться с Герингом, и я ожидал поехать с ним, но вместо меня взяли артиллериста Савченко — немцы приглашали именно его. После встреч с Мессершмиттом, Хейнкелем и Танком наша авиационная комиссия решила закупать «Мессершмитт-109», «Хейнкель-100», «Юнкерс-88» и «Дорнье-215», но бюрократия торгпредства затягивала процесс. Заведующий инженерным отделом предложил обычную долгую процедуру согласований, что противоречило срочности задачи. Я попытался послать телеграмму напрямую в Москву на адрес «Иванову», но торгпредство задержало её. Только после объяснения, что Сталин дал мне право обращаться к нему напрямую, Тевосян разрешил не препятствовать передаче сообщения.
Через два дня пришёл ответ, разрешивший нам самостоятельно выбирать и закупать самолёты без согласования с Москвой, что удивило торгпредских чиновников и значительно облегчило работу. Вторая поездка в Германию была не просто ознакомительной, а деловой — мы выбирали и покупали нужную авиационную технику. Вечером в день возвращения меня вызвали к Сталину, который подробно расспрашивал о немецкой авиации, её уровне и искренности предложений. Я признал, что в первой поездке были сомнения, но теперь мы уверены в качестве выбранной техники. Сталин попросил меня подготовить подробный доклад, что я и сделал.
Остальные части доступны по ссылке:
Теперь вы знаете немного больше, чем раньше!
Подписывайтесь на канал, ставьте лайк!