Дверь поддалась легко, и Тая вошла. В палате было несколько коек, но взгляд ее сразу выхватил Егора. Он лежал, отвернувшись к стене, и не видел ее. Сердце забилось с такой силой, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Она тихонько подошла к его кровати и окликнула:
— Егор…
Он медленно повернулся, и Тая едва смогла сдержать крик.
Лицо было всё обожжено, а через щёку пролегал рваный фиолетовый шрам. Он смотрел на нее невидящим взглядом. В его глазах плескалась какая-то мутная пустота, будто не было в них ни радости, ни боли, лишь отстраненное безразличие. Тая опустилась на стул рядом с кроватью и взяла его руку в свою. Рука была горячей и шершавой.
— Это я, Тая, — прошептала она, надеясь, что он ее узнает.
Егор молчал. Его губы были плотно сжаты в тонкую линию, и казалось, что он даже не дышит. Тая провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони, пытаясь вернуть его в реальность. В палате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом листвы за окном. Тая не знала, что сказать. Слова казались пустыми и бессмысленными перед лицом той трагедии, что обрушилась на её любимого. Она просто сидела и держала его руку, надеясь, что он почувствует ее присутствие, ее любовь и поддержку. Наконец, Егор медленно моргнул и его взгляд немного прояснился. Он с трудом сглотнул и прохрипел:
— Девушка, а вы кто, я вас не знаю.?
Тая почувствовала, как сердце ее оборвалось и на мгновение, даже перестало биться. Слова Егора прозвучали как приговор, как окончательное подтверждение той страшной реальности, которую она до последнего момента отказывалась принимать. Не узнает? После всего, что между ними было? Красочный мир окружающий её померк и полетел в бездну. Слова Егора прозвучали как приговор. Неужели он не помнит ее? Неужели огонь забрал не только его красоту, но и их прошлое, их любовь? Слезы невольно покатились по щекам. Она сжала его руку чуть крепче, пытаясь удержать хоть какую-то связь с ним.
— Егор, это же я, Тая. Неужели ты правда меня не помнишь?
— Я не знаю вас девушка, — колючим голосом прохрипел он.
— Репнин, брось разыгрывать комедию, — вмешалась в их разговор медсестра, — девушка столько километров проехала, чтобы встретиться с тобой, а ты тут цирк устраиваешь.
Егор перевел взгляд на медсестру, в его глазах мелькнуло что-то похожее на раздражение.
— Я не знаю эту девушку, — повторил он, отворачиваясь к стене.
Тая почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она смотрела на Егора, пытаясь найти хоть какой-то намек на знакомое тепло в его глазах, но видела лишь пустоту и отчуждение. Неужели это конец? Неужели все их мечты, все их планы на будущее сгорели в том огне, что истерзал его тело?
Собрав остатки сил, она снова заговорила, пытаясь достучаться до его памяти, до его сердца.
— Егор, вспомни! Наш первый поцелуй на берегу Смородинки… Помнишь, как мы занимались с тобой математикой, как ты дразнил меня Птичкой? Вспомни, Егор, вспомни меня!
Егор молчал, его лицо оставалось непроницаемым. Казалось, что он не слышит ее слов, не видит ее слез. Тая чувствовала, как надежда медленно угасает в ее душе. Она опустила голову, и слезы градом покатились по ее щекам.
— Ладно, — прошептала она, с трудом сдерживая рыдания. — Я понимаю. Если ты не помнишь меня, я не буду тебя мучить. Но я буду здесь, рядом. Буду ждать, пока ты вспомнишь.
Она повернулась и вышла из палаты.
— Да всё он прекрасно помнит, — ответила ей медсестра, — просто вбил себе в голову, что такой никому не нужен, вот и симулирует тут амнезию.
— Он мне нужен, — решительно вскинула подбородок Тая.
— А родителей у него нет, он сирота что ли? Обычно мать как только узнает что приключилось с сыном, тут же приезжает, сидит у постели и никакими судьбами её не прогнать. А тут уже месяц лежит и никого, хотя родных кажется оповещали.
— Мать Егора громом убило, год назад. Отец через месяц после похорон в дом другую женщину привёл. А ей до Егора нет никакого дела. Правда сестрёнка ещё есть, но она только в шестой класс перешла, маленькая ещё.
— Теперь понятно, почему он так себя ведёт, родным не нужен, а тебе боится быть обузой, — вздохнула медсестра, — ну ничего, если ты будешь рядом, он оттает. Не гляди что такой стал, в Москву переведут, там операцию сделают, лицо конечно прежним не станет, но многое исправят.
— Он мне любой нужен, я люблю его, — твёрдо ответила Тая.
— Тебе жить-то есть где?
— Нет, я с вокзала и прямо сюда.
— Понятно. Зовут тебя как?
— Тая, Таисия Жданова.
— А меня Вера, вот и познакомились. Тогда поступим так, я тебя к себе возьму, пока ты здесь будешь. У меня сегодня смена дневная, так что держи ключи, — дом прямо напротив госпиталя, второй подъезд сорок шестая квартира, помоешься с дороги, отдохнёшь, а вечером я приду.
— Ой, не нужно, — стала отказываться Тая, — я лучше в гостинице.
— Держи говорю, — Вера силой вложила ключи Тае в руку, — ты знаешь какие цены в гостинице. Да и не дело, молодой девушке одной там жить, а ты ещё к тому же и светленькая. У нас хоть и трубят на каждом углу, что все народы братья, да только тут русских не слишком жалуют. Так что осторожной нужно быть. Иди, отдохнёшь, в порядок себя приведёшь, потом решим как дальше с твоим упрямцем быть.
Тая, ошеломленная щедростью и участием незнакомой женщины, не знала, что и сказать. Сердце переполняла благодарность, смешанная с тревогой за Егора. Она крепко сжала ключи в руке.
— Спасибо вам огромное, Вера, — прошептала Тая, — я постараюсь не доставить хлопот.
— Да какие хлопоты, — отмахнулась Вера, — мне наоборот веселее будет, а то живу одна как сыч. Иди, не стой, а вечером чайку попьем, поговорим.
Тая вышла из госпиталя, словно во сне. Дом Веры оказался совсем рядом, обычная пятиэтажка с обшарпанными стенами и разбитыми почтовыми ящиками. Квартира Веры была небольшой, но уютной. Чистая, светлая комната с простенькой мебелью, на окнах висели цветастые занавески, а на столе стоял горшок с геранью. Тая почувствовала себя немного спокойнее.
Приняв душ и переодевшись в чистое, она прилегла на диван, и не заметила как уснула. Проснулась от звонка в дверь, это Вера вернулась со смены. Они попили чай, поговорили о жизни, Тая рассказала о себе и Егоре, о том что учились в одном классе, и поначалу он относился к ней мягко говоря не очень.
— А потом разглядели друг друга, что ли, — тихо говорила Тая, отпивая из чашки чай, — влюбились, и стали встречаться. В армию его так быстро забрали, я даже не знала, и не смогла проводить. А потом он в Афганистан попал. Ну а дальше, ты наверное знаешь.
— Да, немного знаю, — подтвердила Вера.
— Послушай, а здесь действительно русским не безопасно?
— Как тебе сказать, с виду всё вроде тихо и спокойно, но одной лучше не ходить. Если нужно будет куда, на рынок например или в магазин, мне говори, вместе ходить станем.
— А ты давно здесь?
— Пять лет, сразу после училища по распределению попала. Квартиру вот эту дали, только она ведомственная, если рассчитаюсь, сразу отберут. Но я здесь вечно жить не собираюсь. Год ещё поработаю, и уеду, меня подруга к себе, в Рязань зовёт, вот к ней и поеду.
— Вера, как мне с Егором быть, посоветуй, как объяснить чтобы понял. Он мне любой нужен, я приму его такого какой он есть.
— Будешь приходить к нему, разговаривать, может он это поймёт, перестанет Ваньку валять. Он кроме ожогов, израненный весь, ему одно лёгкое удалили, и почку, отбили в плену. Всё тело в шрамах от осколков. Так что готовься, тяжело тебе с ним будет. Но если любишь по-настоящему, то со всем справишься.
Тая кивнула, потому что в горле стоял ком, и произнести что-либо было сложно. Она понимала, что Вера говорит правду. Жизнь с Егором после всего пережитого не будет легкой. Но разве любовь измеряется удобством и беззаботностью? Нет, любовь – это готовность быть рядом в любой ситуации, поддерживать и оберегать, даже когда тяжело. Вечером она снова пошла в госпиталь. Егор по-прежнему лежал, отвернувшись к стене. Она села на стул, взяла его руку и просто молчала. Молчала долго, надеясь, что он почувствует ее присутствие, ее любовь. Наконец, он медленно повернулся.
— Уходи, — прохрипел он, — я калека, а калеки никому не нужны.