Это был тот самый поезд — длинный, лениво грохочущий, пахнущий рельсами, чайными пакетиками и советским детством. Пахнущий несбывшимися ожиданиями. Я ехал в Крым. Не в отпуск, конечно. Тогда никто из нас никуда не ехал в отпуск — мы просто бежали. От чего-то. От кого-то. От себя чаще всего.
Сел в вагон — и сразу понял: попал.
Сначала это были просто голоса. Множество голосов. Высоких, звонких, истерически-счастливых. Потом они стали материализоваться — рюкзаки с пайетками, розовые чехлы, майки с надписью «Artek 2020» (или 19-й? я тогда плохо считал время). Передо мной стоял целый выводок подростков — как цыплята, только агрессивные и с маникюром.
— Девочки, не шумим! — строго говорила сопровождающая.
— Это вот он шумит, — тут же настучала одна с косичками, кивнув на меня.
— Я вообще молчал, — сказал я, неуверенно.
— Ну вот, теперь ещё и спорит, — хмыкнула вторая, делая вид, что печатает жалобу в прокуратуру на айфоне.
К вечеру поезд уже превратился в некое подобие школы-интерната, где взрослые боятся, дети командуют, а туалеты — оплот хаоса. В вагоне было два: один слева, другой справа. Как будто их количество что-то могло изменить.
Я пошёл туда, пока был шанс. Всё же рассчитывал — начало пути, мало ли. Открыл дверь — и сразу пожалел.
На полу уже валялась туалетная бумага. Мусорка — если её ещё можно было назвать так — выдыхалась бумажными кишками. Кто-то явно ел в туалете. Кто-то, возможно, даже жил там до меня. Воздух — смесь дешёвой химии, пота и клубники. Видимо, гель.
— Занято! — прокричал кто-то изнутри.
— Я знаю, — сказал я, как будто это что-то объясняло.
Вернулся на место. Сосед по полке, мужик с лицом и судьбой из «Судьбы человека», только без войны, но с разводом, глянул на меня:
— Ты бы вечером не рисковал. Там одни эти… как их… модницы. Утром по часу сидят, глаза мажут.
И правда. Утром, в шесть ноль-ноль, очередь в туалет извивалась по коридору, как змея из «Ну, погоди!». Впереди сидела одна — милая, на вид лет пятнадцать, — и делала стрелки. Полчаса. Затем вышла, надушившись так, что вагон вздрогнул.
— Следующая! — звонко крикнули сзади.
— Я вообще-то в душ хотела, — буркнула девочка лет десяти.
— Ну и дуй на море, там тебе и душ, — огрызнулась старшая.
Я стоял, наблюдая за этим маленьким балом тщеславия. Вагон гудел от их смеха, визгов и мелких трагедий. Одна потеряла наушник. Другая — лак. Третья — девственность, по её интонации судя, хотя, возможно, речь шла просто о потерянной резинке.
На третий день я стал философом. Я сидел и думал о том, что в аду, вероятно, нет огня. Там просто вечная поездка в поезде Москва—Симферополь с вагоном школьниц, едущих в Артек. Там постоянно заняты туалеты. Там на каждом углу звучит «чё ты как батя?» Там туалетная бумага сражается за выживание. Там зеркало в туалете запотело не от пара, а от эго.
С утра я встретил ту самую с косичками.
— Вы всё ещё едете с нами? — спросила она.
— А ты думала, я эвакуировался вертолётом?
— Можно было бы. Вам же тяжело с нами. Вы всё время смотрите, как будто... всё это не по-настоящему.
— Очень по-настоящему. Как кошмар во сне.
Она задумалась. Возможно, впервые за три дня.
— Просто нам никто не говорил, как себя вести. Мы дома... ну, за нас всё делали. Мама, папа.
— Понимаю. А теперь вот выросли. И загаживаете пространство вокруг себя, как взрослые.
Мы помолчали. В туалете хлопнула дверь. Очередная фифа вышла, держа в руке зеркало.
— Ну, вы хотя бы пишете об этом? — спросила девочка.
— Уже. Но вряд ли тебе понравится.
И вот теперь я вспоминаю этот поезд как некий символ. Символ наивности, эгоизма, и будущего, которое по ошибке посадили в один вагон с прошлым. Иногда они переглядываются. Иногда — ругаются. Но чаще просто делают вид, что не замечают друг друга.
Пока один красит губы.
А другой — ищет бумагу.