— Дрянь ты эгоистичная! — взвизгнула Маргарита, швыряя мою любимую кружку в раковину так, что та треснула пополам. — Давай, накрывай на стол и корми нас!
Я замерла у порога собственной кухни. В моей квартире. В воскресное утро. Золовка стояла посреди разгрома — разбросанные по столу крошки от торта, который принесла вчера на день рождения племянника, пустые бутылки из-под шампанского, жирные тарелки, сложенные горкой у мойки.
Как она вообще сюда попала?
— Ты что, оглохла? — закричала Маргарита.
— Рита, — я попыталась взять себя в руки, — объясни, что происходит?
— А что тут объяснять? — она смахнула рукой невидимую пылинку с блузки. — Илюша заболел, температура под сорок. А дети голодные. Вот и пришла к тебе. Семья же, между прочим.
Семья. Это слово всегда звучало в ее устах как приговор. Как железная цепь, которой она привязывала меня к своим потребностям вот уже два десятилетия.
— Но почему ты не предупредила? У меня планы на сегодня...
— Планы? — Маргарита расхохоталась, и этот смех был похож на скрежет ножа по стеклу. — У тебя? Одинокой тетки за пятьдесят? Какие планы могут быть у женщины, которая так и не смогла найти себе мужика?
Удар был точным и болезненным. Как всегда. Маргарита знала, куда бить, чтобы я сложилась пополам от боли. Знала про мой развод, про одиночество, про тихие вечера с книгой и чашкой чая. Про то, как я завидую ее шумной семье, несмотря на весь хаос.
— Мам, а где туалет? — в кухню заглянула девочка лет десяти с растрепанными волосами и заспанными глазами.
— Роза, поздоровайся с тетей Инной, — бросила Маргарита, не отрывая от меня взгляда.
Девочка послушно кивнула и исчезла в коридоре. Роза. Младшая дочь брата, которую я видела в последний раз полгода назад. Тогда она была тихой малышкой, а теперь...
— Где Павел? — спросила я, имея в виду старшего племянника.
— Дома, с отцом возится. — Маргарита опустилась на мой стул, будто это был трон, а она — королева. — Слушай, хватит расспросов. Я не к тебе в гости пришла, а по необходимости. Так что давай, готовь завтрак. Роза не ела с утра.
По необходимости. Значит, когда им что-то нужно, я семья. А когда празднуют успехи, приглашают друзей, строят планы — тогда я просто одинокая соседка по лестничной площадке жизни.
Я открыла холодильник, машинально перебирая продукты. Яйца, молоко, хлеб. Простые вещи для простого завтрака. Но руки дрожали, и я никак не могла сосредоточиться.
— Тет Инна, — Роза вернулась на кухню и села за стол рядом с матерью, — а можно я посмотрю твои книги? У тебя их так много...
— Конечно, солнышко.
— Не солнышко, а Роза, — резко оборвала дочь Маргарита. — И книги потом. Сначала поешь.
Девочка поникла, и мне стало жалко ее. В этом доме никто не называл детей ласковыми именами. Даже мать.
Я достала сковороду, включила плиту. Масло зашипело, наполняя кухню привычным звуком. За окном моросил дождь, и капли стекали по стеклу, как слезы. Мои слезы, подумала я и тут же отогнала эту мысль.
— Знаешь, — Маргарита вдруг заговорила тише, почти доверительно, — я иногда думаю, как же тебе повезло.
Я обернулась, не веря своим ушам.
— Повезло?
— Ну да. Никто не висит на шее. Никто не требует завтрак, обед, ужин. Никто не орет посреди ночи, что у него болит живот. Живешь для себя. Эгоистка.
Последнее слово прозвучало как пощечина. Эгоистка. Я, которая двадцать лет отдавала часть зарплаты на подарки их детям. Я, которая сидела с племянниками, когда им нужно было съездить отдохнуть. Я, которая молча сносила все оскорбления, потому что "семья превыше всего".
— Мама, — Роза тихо потянула мать за рукав, — не надо так говорить с тетей. Она добрая.
— Взрослые разговаривают, — огрызнулась Маргарита, но в голосе появилась неуверенность.
Я молча перевернула омлет и выложила его на тарелку. Поставила перед Розой, добавила кусочек свежего хлеба, намазанного маслом. Девочка благодарно улыбнулась, и эта улыбка согрела лучше любых слов.
— А мне? — требовательно спросила Маргарита.
— Ты взрослая, — ответила я спокойно. — Сама можешь приготовить.
Воцарилась тишина. Только слышно было, как тикают часы на стене.
— Что?
— Я сказала: ты взрослая. Сама можешь приготовить.
— Ты... ты серьезно? — в ее голосе появились злые нотки. — Я пришла к тебе за помощью, а ты...
— Ты пришла ко мне с требованиями, — перебила я, и собственный голос показался мне чужим. Твердым. Решительным. — Ворвалась в мою квартиру, обозвала меня, требуешь еды, как будто я твоя прислуга.
— Я твоя золовка!
— И что? Нечего мне хамить! — Я повернулась к ней лицом.
— Мы... мы семья, — растерянно проговорила Маргарита. — Семья должна помогать друг другу.
— Семья помогает, — согласилась я. — А не требует и не унижает. Семья просит, а не приказывает. Семья благодарит, а не считает помощь должным.
Маргарита открыла рот, но слов не нашлось. Впервые за двадцать лет я видела ее растерянной.
— Роза, — обратилась я к девочке, — допивай молоко. Если хочешь, можешь посмотреть мои книги. А потом я отвезу тебя домой к папе.
— А как же мама? — тихо спросила девочка.
— Мама взрослая, — повторила я. — Она сама решит, что ей делать.
Маргарита встала из-за стола. Лицо ее было бледным, губы сжаты в тонкую линию.
— Ну и су..а же ты, Инна, — процедила она сквозь зубы. — Настоящая су..а.
— Возможно, но знай, это моя квартира и мои правила — спокойно ответила я.
Она схватила сумочку и побежала к выходу, но в дверях обернулась:
— Ты пожалеешь об этом. Я все расскажу Илюше. Он узнает, какая ты на самом деле.
— Расскажи, — кивнула я. — Только расскажи всю правду. Как ты ворвалась сюда, не предупредив. Как обзывала меня. Как требовала еды, не сказав даже "спасибо". Расскажи все, Рита.
Рита ушла, а я осталась на кухне с маленькой Розой, которая пила чай и изредка поглядывала на меня исподлобья.
— Тетя Инна, — наконец сказала она, — а мама всегда такая злая?
Я села рядом с ней и погладила по голове.
— Нет, солнышко. Просто иногда взрослые не умеют правильно просить о помощи. И забывают говорить "пожалуйста" и "спасибо".
— А ты не злишься на меня?
— На тебя? — я удивилась. — За что?
— Ну... за то, что мы пришли без предупреждения. И мама кричала.
— Роза, ты не отвечаешь за поступки взрослых. Ты просто девочка, которая хотела завтракать. И это нормально.
Она улыбнулась, и в этой улыбке я увидела что-то новое. Надежду, наверное. Или просто понимание того, что мир может быть другим. Что можно жить без постоянных криков и требований.
За окном дождь начал стихать, и между туч пробились первые солнечные лучи. А я подумала, что этот день может стать началом чего-то нового. Не концом старой жизни, а началом другой. Где я не буду извиняться за то, что существую. Где я не буду покупать чужую любовь ценой собственного достоинства.
— Тетя Инна, — Роза отставила пустую тарелку, — а можно я приду к тебе еще? Просто так, поговорить?
— Конечно, — ответила я и поняла, что говорю правду. — Только в следующий раз позвони заранее. Договорились?
— Договорились.
И в этом простом слове прозвучало больше уважения, чем я слышала от взрослых членов семьи за все эти годы. Может быть, перемены и правда начинаются с малого. С одного сказанного "нет". С одной отстоянной границы. С одной маленькой девочки, которая поняла, что взрослые тоже могут быть разными.
А телефон пока молчал. Брат не звонил. Маргарита не извинялась. И знаете что? Это было прекрасно.
***
Прошло три дня. Три дня тишины, которой я не знала уже много лет. Никто не звонил с просьбами посидеть с детьми. Никто не просил денег в долг "до зарплаты". Никто не заглядывал "на минутку", чтобы остаться на полдня и съесть половину холодильника.
Я читала книги, слушала музыку, готовила то, что хотелось именно мне. Простые радости, о которых я забыла за годы постоянной готовности быть нужной.
В четверг вечером раздался звонок в дверь. Я замерла с чашкой чая в руках. Неужели вернулась?
Но за дверью стоял Илюша. Мой младший брат, бледный, осунувшийся, с мешками под глазами. В руках он держал букет увядших роз — явно купленных на ближайшем углу.
— Привет, — сказал он неуверенно. — Можно войти?
Я молча отошла в сторону. Он прошел в гостиную, оглядываясь по сторонам, будто видел мою квартиру впервые.
— Рита рассказала... — начал он и замолчал.
— Что именно рассказала?
— Что ты... что вы поругались. Что ты выгнала Розу голодной.
Я поставила чашку на стол так резко, что чай расплескался.
— Я выгнала Розу голодной?
— Ну... не совсем так, наверное, — он потер лоб рукой. — Рита говорит одно, Роза — другое. Дочка рассказывает, что ты ее покормила, даже книги показала. А жена... жена злится.
— Илюша, — я села напротив брата, — расскажи мне: как Маргарита попала в мою квартиру в воскресенье утром?
— Как... как попала? — он растерянно посмотрел на меня. — Ключи взяла. У меня есть запасные от твоей квартиры, помнишь? На случай, если что случится.
— И она просто взяла их, не спросив?
— Ну... я спал, температура была высокая. А дети голодные, она растерялась...
Растерялась. Маргарита никогда в жизни не терялась. Она всегда знала, чего хотела, и шла к цели напролом.
— Илья, — я назвала его полным именем, как в детстве, когда хотела, чтобы он меня выслушал, — я двадцать лет помогаю вашей семье. Деньгами, временем, силами. Я ни разу не отказала, когда вы просили. Но в воскресенье твоя жена ворвалась в мою квартиру без разрешения, обозвала меня, потребовала еды и вела себя как... как хозяйка.
— Она волновалась...
— Илюша, — я вздохнула, — перестань ее оправдывать. Ты же умный человек. Ты видишь, как она со мной разговаривает. Видишь, как относится.
Он молчал, глядя в пол. Потом тихо сказал:
— Она ревнует.
— К чему?
— К тому, что дети тебя любят. К тому, что ты свободная. К тому, что у тебя есть образование, работа, квартира в центре. К тому, что ты можешь себе позволить жить для себя.
Неожиданно честный ответ. Илюша поднял голову и посмотрел на меня усталыми глазами.
— Инна, я знаю, что она неправа. Знаю, что мы слишком многого от тебя требуем. Но... но я не знаю, как это изменить. Она такая... категоричная. Говорит: или семья, или никого.
— А ты? Что думаешь ты?
— Я думаю, что устал, — признался он. — Устал от скандалов, от постоянного напряжения. Устал оправдываться перед тобой за ее поведение и перед ней — за твое существование.
Мне стало жалко брата. Он попал в ловушку между двумя женщинами, которые никогда не найдут общий язык. И винил в этом себя.
— Илюша, я не требую от тебя выбирать между нами. Я просто хочу, чтобы ко мне относились с уважением. Как к человеку, а не как к бесплатному ресурсу.
— Я понимаю, — кивнул он. — И Роза все поняла. Она вчера сказала маме: "А почему тетя Инна должна нас кормить, если мы пришли без приглашения?"
Я невольно улыбнулась. Умная девочка.
— Рита взбесилась, — продолжал Илюша. — Сказала, что ты настраиваешь детей против нее. Что ты разрушаешь семью.
— А что ты ответил?
— Что семью разрушает не тот, кто требует уважения, а тот, кто его не дает.
Мы сидели в тишине. За окном начинало темнеть, и я включила торшер.
— Что теперь будет? — спросил Илюша.
— Не знаю, — честно ответила я. — Я не хочу терять семью. Но и жить по-старому не могу. Не буду.
— А если Рита не изменится?
— Тогда я буду общаться с теми, кто готов меня уважать. С тобой. С детьми, если ты это разрешишь.
Илюша встал, подошел к окну.
— Знаешь, раньше я думал, что ты самая сильная и никого не боишься — сказал он, не оборачиваясь.
— А теперь?
— Теперь понимаю, что ты просто научилась защищать себя. И, может быть, пора и мне этому научиться.
Он повернулся ко мне:
— Поговорю с Ритой. Серьезно поговорю. Объясню, что если она хочет твоей помощи, то должна ее заслужить. Хорошим отношением, уважением, благодарностью.
— А если не захочет?
— Тогда будем справляться сами. Как взрослые люди.
Он обнял меня на прощание — крепко, по-настоящему. Как не обнимал уже много лет.
— Прости меня, сестра. За все эти годы. За то, что позволял себе и ей садиться тебе на шею.
— Илюша, — я погладила его по плечу, — я тебя не виню. Мы все учимся жить. Главное — не останавливаться в этом обучении.
Через неделю Роза позвонила сама. Спросила разрешения прийти в гости — "с мамой или без, как ты скажешь". Я рассмеялась и сказала, что буду рада видеть их обеих, если они придут как гости, а не как завоеватели.
Маргарита пришла с дочерью в субботу. Принесла торт — магазинный, но все же. Мы пили чай, говорили о школе Розы, о работе. Никто никого не обзывал, никто ничего не требовал.
— Инна, — сказала Маргарита перед уходом, — я... я не умею извиняться. Но хочу, чтобы ты знала: мне стыдно за то воскресенье.
Это было не совсем извинение, но это было начало. Начало нового этапа, где каждый знал свое место и уважал место другого.