Поздняя любовь
Валентина Ивановна крутила в руках паспорт — уже который раз за утро. В пятьдесят восемь лет пришла в детский дом не за внуком в гости, а за сыном. Звучало дико даже для неё самой.
— Слушайте, а вы точно готовы? — директор Елена Сергеевна покачала головой. — Мне тут одна пара неделю назад семилетку вернула. Говорят, не справились.
— А я что, выгляжу как размазня? — огрызнулась Валентина. — Тридцать лет в школе отпахала, всяких видела. Справлюсь. А теперь на пенсии — время есть.
Муж Петр Николаевич, мужчина шестидесяти двух лет, молча кивал рядом. После смерти их единственного сына в автокатастрофе три года назад дом опустел. Боль от утраты никак не отпускала.
— Хотим дать ребенку шанс, — добавил он хрипловатым голосом. — И себе тоже.
Директор показала им фотографии детей. Валентина сразу остановилась на снимке худенького мальчика с серьезными глазами.
— Андрей, одиннадцать лет, — рассказывала Елена Сергеевна. — Родители погибли, воспитывала бабушка. После ее смерти попал к нам. Очень способный, но замкнутый.
— Можно с ним познакомиться? — попросила Валентина.
Иногда судьба дает нам второй шанс тогда, когда мы уже не ждем первого.
Долгожданная встреча
Андрей вошел в кабинет и робко поздоровался. Валентина увидела в его глазах ту же потерянность, которая не покидала ее после похорон сына. Мальчик был серьезным не по годам, говорил тихо, выбирал слова.
— Хочешь жить в семье? — спросила она осторожно.
— Хочу, — честно ответил Андрей. — Только... а вдруг вам не понравлюсь?
Сердце Валентины сжалось. Этот ребенок боялся разочаровать, как когда-то боялся ее собственный сын перед контрольными.
— А вдруг понравишься? — улыбнулась она.
Петр Николаевич достал из кармана старую фотографию:
— Это наш сын был. Антон. Ты на него похож — такой же серьезный.
Андрей внимательно рассмотрел снимок:
— А где он сейчас?
— На небе, — тихо сказала Валентина. — Но мы верим, что он хотел бы, чтобы у нас был еще один сын.
Через месяц оформления документов Андрей переехал к супругам Кожиным. У него появилась своя комната — та самая, где раньше жил Антон. Валентина убрала только фотографии, оставив книги и письменный стол.
Семейное счастье
Первые два года были самыми счастливыми в жизни всех троих. Валентина души не чаяла в приемном сыне — помогала с уроками, готовила его любимые блюда, покупала одежду. Петр Николаевич учил мальчика рыбачить, мастерить что-то в гараже, рассказывал про войну.
Андрей расцвел. Из замкнутого худенького мальчика превратился в веселого подростка. Хорошо учился, записался в футбольную секцию, стал приводить домой друзей. Валентина радовалась каждой его улыбке, каждой хорошей оценке.
— Мам, а можно я завтра с Димкой в кино схожу? — спрашивал он, и у Валентины сердце замирало от счастья. Мам! Он называл ее мамой!
Соседи удивлялись, как хорошо у них все получается:
— И не скажешь, что приемный. Настоящая семья.
— Он и есть настоящий, — отвечала Валентина. — Кровь не главное. Главное — любовь.
Петр Николаевич ожил после долгих лет тоски. Снова появился смысл работать в саду, планировать отпуск, думать о будущем.
Настоящее родительство начинается не с зачатия, а с готовности принять чужую боль как свою.
Тревожные звоночки
Проблемы начались, когда Андрею исполнилось пятнадцать. Подростковый возраст ударил по семье как лавина. Мальчик стал грубым, дерзким, начал прогуливать школу.
— Где ты был до двух ночи? — спрашивала Валентина, не спавшая до его прихода.
— А тебе какое дело? — огрызался Андрей. — Ты мне не мать!
Эти слова били больнее пощечины. Валентина заходила в свою комнату и плакала, а Петр Николаевич не знал, как помочь.
Андрей стал якшаться с плохими ребятами. Приходил домой пьяный, от одежды пахло сигаретами. На замечания отвечал агрессивно:
— Надоели! Сдам вас в опеку, скажу, что издеваетесь!
Валентина понимала — это кризис подросткового возраста. Читала книги по психологии, пыталась найти подход. Но с каждым днем пропасть между ними росла.
— Может, отдадим обратно? — устало говорил Петр Николаевич после очередного скандала. — Сил больше нет.
— Нет, — твердо отвечала Валентина. — Он наш сын. Переживем это.
Точка невозврата
Все рухнуло в одну ужасную субботу. Валентина пришла с работы (подрабатывала репетитором) и увидела в доме разгром. Андрей устроил вечеринку в их отсутствие. Подростки перебили посуду, испачкали мебель, украли из шкатулки деньги, отложенные на отпуск.
Хуже всего было другое — на полу валялась разбитая рамка с фотографией Антона. Стекло треснуло прямо по лицу погибшего сына.
— Что это значит? — тихо спросила Валентина, держа осколки.
— Достал твой святой сынок, — пьяно ухмылялся Андрей. — Надоело на него молиться!
Петр Николаевич не выдержал. Схватил подростка за грудки:
— Как ты смел! Это наш сын!
— А я кто? — заорал Андрей. — Я вам вместо него достался! Думаете, не понимаю? Вы меня взяли, чтобы мертвяка заменил!
В доме повисла страшная тишина. Валентина медленно опустилась на диван. Впервые за три года она поняла — Андрей прав. Они правда хотели заменить умершего сына.
Горькое прозрение
Той ночью супруги не спали. Петр Николаевич курил на кухне, Валентина лежала и смотрела в потолок.
— Он прав ведь, — прошептала она. — Мы его Антоном заменить хотели.
— Не хотели... — начал муж.
— Хотели, — перебила она. — Я в его комнате фотографии убрала, но в голове-то они остались. Каждый раз смотрю на него и думаю: "А Антон вот так бы не сделал".
Утром за завтраком Андрей был мрачным и злым. Синяки под глазами выдавали бессонную ночь.
— Мы поговорить хотим, — сказала Валентина.
— О чем тут говорить? — процедил подросток. — Все и так ясно. Вы меня как запасную часть взяли.
— Андрей...
— Не надо, — махнул он рукой. — Я же не дурак. Думаете, я слепой? Вы на меня смотрите и его видите. А меня — настоящего — не видите вообще.
Самая страшная правда та, которую мы говорим детям, не произнося ни слова.
Последний разговор
Через неделю в дом пришла социальный работник. Андрей сам вызвал опеку, написал заявление об отказе от приемной семьи.
— Мальчик утверждает, что хочет вернуться в детский дом, — сказала женщина. — Это серьезное решение.
Валентина сидела напротив Андрея и не узнавала его. Тот веселый мальчишка, который звал ее мамой, исчез. Перед ней сидел чужой, злой подросток.
— Андрюша, давай попробуем еще раз, — умоляла она. — Мы изменимся, поймем ошибки...
— Поздно, — холодно сказал он. — Я вам не сын и никогда не был. Я просто замена. А замену можно выбросить.
Петр Николаевич молчал. После того случая с фотографией что-то в нем сломалось окончательно.
— В детдоме хоть честно говорят, что ты никому не нужен, — продолжал Андрей. — А тут притворяются, что любят, а сами все время сравнивают с мертвецом.
— Мы тебя любили! — воскликнула Валентина.
— Вы любили не меня. Вы любили то, что от меня хотели получить — замену Антону. А я другой. И хочу остаться собой.
Он встал и направился к двери с чемоданом в руке.
— Я в эту семью больше не вернусь, — сказал он, не оборачиваясь. — Мне лучше в детдоме.
И закрыл за собой дверь.
Пустой дом
Дом снова опустел. Валентина вернула в комнату фотографии Антона, но они уже не приносили утешения. Наоборот — напоминали о предательстве памяти сына.
— Мы его использовали, — говорила она мужу. — Взяли живого ребенка и хотели сделать из него копию мертвого.
Петр Николаевич спился. Не мог простить себе, что подвел и Антона, и Андрея. Валентина ушла с работы — не могла больше видеть детей, каждый напоминал о ее провале.
Через полгода пришло письмо из детского дома. Андрей хорошо учился, готовился к поступлению в техникум. Передавал, что не держит зла, но возвращаться не хочет.
"Он счастливее без нас," — подумала Валентина, читая письмо.
И это была самая горькая правда в ее жизни.
Время от времени она ездила к могиле Антона и просила прощения — у живого сына за то, что предала его память, у мертвого за то, что пыталась его воскресить.
Некоторые потери нельзя восполнить. Некоторую боль нельзя заглушить. А некоторые ошибки нельзя исправить — можно только принять и жить с ними дальше.
Можно ли заменить одного ребенка другим? Поделитесь мнением в комментариях.
Если вам понравилось, нажмите на палец вверх и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.