Дверь хлопнула так, что стекла в серванте задребезжали. Оля, сестра Артура, стояла в прихожей, сбрасывая с плеч пальто, будто сдирала с себя лишнюю кожу.
Ее лицо пылало, глаза сверкали, как фары на ночной трассе. Я замерла у кухонного стола, сжимая в руках тряпку.
— Накрывай на стол и корми нас! — рявкнула Оля, швырнув сумку на диван. — Я с дороги, голодная, как волк, а ты тут стоишь, как статуя!
Я моргнула. В груди что-то сжалось, будто кто-то затянул корсет. Артур, мой муж, сидел в гостиной, уткнувшись в телефон. Его пальцы застыли над экраном, но он даже не поднял головы. Типичный Артур: если пахнет скандалом, он ныряет в свою раковину, как улитка.
— Оля, ты чего? — выдавила я, стараясь держать голос ровным. — Только с поезда, а уже кричишь.
— А что мне, молчать? — Она шагнула ближе, уперев руки в боки. Ее голос дрожал от злости, но под ним я уловила что-то еще — усталость, почти отчаяние. — Я три часа в этом вонючем вагоне тряслась, чтобы к вам приехать, а ты даже не удосужилась что-то приготовить!
Я бросила тряпку на стол. Вода брызнула на деревянную столешницу, оставив темные пятна, как кляксы на школьной тетради. Внутри меня все кипело, но я знала: стоит поддаться, и этот пожар сожжет все, что мы с Артуром так долго строили.
— Оля, — начала я, но она перебила.
— Не Олякай! Я твоя гостья, между прочим! — Она ткнула пальцем в сторону кухни. — У тебя холодильник пустой, что ли? Или ты теперь такая важная, что гостей кормить не обязана?
Я открыла рот, но слова застряли. Гостья? Оля врывалась в наш дом, как ураган, раз в полгода, и каждый раз оставляла после себя хаос. Она была младшей сестрой Артура, на пять лет младше его тридцати восьми, но вела себя, будто ей шестнадцать. Вечно в долгах, вечно в ссорах с очередным мужиком, вечно с чемоданом проблем, которые она сваливала на нас.
— Артур, — позвала я, не отводя взгляда от Оли. — Может, ты скажешь что-нибудь?
Он наконец оторвался от телефона, но его лицо было таким, словно он предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь. Артур — высокий, с лохматыми каштановыми волосами и вечной щетиной — всегда выглядел немного потерянным. Его карие глаза метались между мной и сестрой.
— Оль, успокойся, — пробормотал он. — Карина все приготовит, правда, Карин?
Я чуть не задохнулась от возмущения. Правда, Карин? Серьезно, Артур? Я бросила на него взгляд, который, будь он материальным, прожег бы дыру в его свитере. Но он уже снова уткнулся в телефон, как будто это могло спасти его от надвигающейся бури.
Мы с Артуром поженились семь лет назад. Я была влюблена в его мягкость, нежность. Он был инженером на заводе, я — бухгалтером в небольшой фирме.
Мы мечтали о ребенке, но пока не получалось — врачи разводили руками, а я каждый месяц прятала слезы, когда тест снова показывал одну полоску.
Оля появилась в нашей жизни почти сразу после свадьбы. Она была противоположностью Артура: громкая, резкая, с вечным вызовом в голосе. Она то снимала комнаты в общаге, то жила с очередным парнем, то возвращалась к матери в их родной городок в двухстах километрах от нас.
Но чаще всего она приезжала к нам, когда ее жизнь в очередной раз рушилась. Артур никогда не мог ей отказать. “Она моя сестра, Карин, — говорил он. — У нее никого, кроме нас, нет”. И я молчала. Потому что любила его. Потому что хотела быть хорошей женой. Но каждый визит Оли был как ложка дегтя в нашей медовой бочке.
— Приготовлю, говоришь? — переспросила я, поворачиваясь к Артуру. Мой голос дрожал, но я старалась держать себя в руках. — А почему я должна все делать одна? Это твой дом тоже, между прочим!
Оля фыркнула, скрестив руки на груди.
— Ой, Карина, не начинай! — бросила она. — Артур весь день на работе вкалывает, а ты что? Сидишь дома, бумажки перекладываешь?
Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Сижу дома? Да я работаю удаленно, с восьми утра до шести вечера, а потом еще готовлю, убираю, стираю! Но Оля никогда не видела этого. Для нее я была просто “женой Артура”, тенью, которая должна обслуживать их семью.
— Оля, хватит, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Если ты голодная, я сейчас что-нибудь сделаю. Но не надо на меня орать.
— А я и не ору! — Она повысила голос, и я невольно вздрогнула. — Я просто хочу нормально поесть, как в нормальной семье! Или у вас тут не семья, а так, видимость одна?
Это было слишком. Я почувствовала, как внутри что-то лопнуло, как будто кто-то дернул за нитку, и вся моя сдержанность начала расползаться по швам. Я шагнула к ней, сжимая кулаки.
— Видимость? — переспросила я. — Это ты сейчас о чем? О том, как ты врываешься сюда и требуешь, чтобы я тебе прислуживала? Или о том, как твой брат молчит, пока ты устраиваешь цирк?
— Карина! — Артур наконец встал, бросив телефон на диван. Его голос был резким, но в нем сквозила неуверенность. — Не надо так с Олей разговаривать.
Я повернулась к нему, чувствуя, как глаза жгут слезы. Не надо так с Олей? А как надо? Кланяться ей в ноги? Я открыла рот, чтобы ответить, но Оля опередила.
— Вот видишь, Артур? — Она ткнула в меня пальцем. — Она меня терпеть не может! Я для нее обуза, да? А ты молчишь, как всегда!
— Да никто тебя не считает обузой! — рявкнул Артур, и я замерла. Он редко повышал голос, и каждый раз это было как удар под дых. — Просто… просто дайте мне секунду, а?
Он потер лицо руками, и я вдруг заметила, как он постарел за эти годы. Морщины у глаз, седина в волосах. Мой Артур, мой мягкий, добрый Артур, который всегда старался угодить всем, но никогда не умел выбирать.
Я стояла, глядя на них, и чувствовала, как внутри меня сталкиваются два потока.
Один кричал: “Хватит, Карина, бери сумку и уезжай к маме, пусть они сами разбираются!” А другой шептал: “Ты любишь его. Ты обещала быть с ним в горе и в радости. Не сдавайся”. Но как не сдаваться, когда тебя топчут? Как быть сильной, когда тебе хочется просто лечь на пол и реветь? Я вспомнила, как мама всегда говорила: “Семья — это работа, Карин.
Но она того стоит”. Стоит ли? Я посмотрела на Олю, на ее злое, но такое уставшее лицо, и подумала: а что, если она не просто вредничает? Что, если она кричит, потому что ей больно? Но почему я должна платить за ее боль?
— Ладно, — сказала я, поднимая руки, как будто сдаюсь. — Я сделаю ужин. Но, Оля, если ты еще раз начнешь на меня орать, я просто уйду. И разбирайтесь сами.
Она открыла рот, но я уже повернулась и пошла на кухню. Мои шаги звучали гулко, как в пустом коридоре. Я открыла холодильник, достала курицу, картошку, пару помидоров. Руки двигались механически, но внутри все бурлило. Я резала овощи, и каждый удар ножа был как выдох: “Не сорвись, Карина. Не дай им победить”.
Артур вошел на кухню через несколько минут. Он стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу, как мальчишка, которого застукали за шалостью.
— Карин, — начал он тихо. — Прости. Она… она просто устала. У нее опять проблемы с работой, с этим ее… Сергеем.
Я остановилась, сжимая нож. Сергей. Очередной “принц”, который обещал Оле золотые горы, а потом оставил ее с пустыми руками. Я знала эту историю наизусть.
— И что? — спросила я, не глядя на него. — Это теперь моя проблема?
— Нет, но… — Он вздохнул. — Она моя сестра. Я не могу ее бросить.
Я повернулась к нему. Его лицо было таким открытым, таким виноватым, что я почувствовала укол боли в груди. Он не хотел меня обидеть. Он просто не знал, как быть между нами двумя.
— Артур, — сказала я, понизив голос. — Я тоже твоя семья. Или ты забыл?
Он замолчал, и в этой тишине я услышала, как картошка шипит на сковороде.Запах лука заполнил кухню, и я вдруг подумала, что это так глупо — ссориться, когда жизнь и так полна мелочей, которые держат нас вместе. Но я не могла просто проглотить это. Не в этот раз.
Ужин был готов через час. Я накрыла на стол. Оля сидела, но ее глаза уже не горели так ярко. Артур пытался разрядить обстановку, рассказывая какую-то историю с работы, но его голос звучал натянуто.
— Ну что, Оля — Ешь. Специально для тебя старалась.
Она посмотрела на меня, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на стыд.
— Спасибо, — буркнула она.
Мы ели молча, и только стук приборов нарушал тишину. Я смотрела на Олю, на ее тонкие пальцы, на дешевые сережки в ушах, и вдруг подумала: она ведь тоже боится. Боится остаться одна, боится, что ее никто не примет. И эта мысль, такая простая, вдруг сделала ее не врагом, а просто человеком.
Но тишина длилась недолго. Оля отложила вилку, откинулась на спинку стула и посмотрела на меня с прищуром.
— А что, Карина, — начала она, и ее голос был сладким, как сироп, но с горчинкой. — Ты теперь всегда такая? Все молчишь, терпишь, а потом ножиком по картошке — чик-чик?
Я застыла, чувствуя, как Артур напрягся рядом. Он кашлянул, но я опередила его.
— Это ты о чем? — спросила я, стараясь держать голос ровным, хотя внутри уже загорались искры.
— О том, что ты притворяешься! — Оля подалась вперед, ее глаза снова вспыхнули. — Делаешь вид, что все нормально, а сама, небось, меня ненавидишь! Что, скажешь, нет?
— Оля, прекрати! — Артур хлопнул ладонью по столу, и тарелки звякнули. — Ты зачем опять начинаешь?
— А что, я должна молчать? — Она повернулась к нему, ее голос сорвался на крик. — Ты всегда за нее, да? Забыл, кто твоя сестра? Кто тебя из той дыры вытащил, когда ты с работы вылетел?
Я почувствовала, как пол уходит из-под ног. Оля вытащила Артура? Это что, новая история? Я посмотрела на него, но он отвел взгляд, его щеки покраснели.
— Артур, — сказала я тихо. — Это правда?
Он молчал, и это молчание было хуже любого крика. Оля фыркнула, откинувшись на стул.
— Вот видишь, Карина? — сказала она. — Ты думаешь, ты все про него знаешь? А он тебе не рассказывает, как я ему деньги одалживала, как за него перед боссом унижалась!
- — Хватит, Оля! — Артур вскочил, его голос дрожал от злости. — Ты зачем это вытаскиваешь? Это было сто лет назад!
— Ага, сто лет! — Она тоже вскочила, стул скрипнул по линолеуму. — А кто тебе сейчас помогает? Кто приезжает, когда тебе хреново? Я, Артур! А она? — Она ткнула в меня пальцем. — Она только ноет, что ей тяжело!
Я встала, чувствуя, как слезы жгут глаза, но я не дала им вырваться. Мой голос был холодным, как зимний ветер.
— Ноет? — переспросила я. — Это я ною, Оля? Когда ты врываешься сюда и требуешь, чтобы я тебе прислуживала? Когда я молчу, чтобы не портить Артуру настроение? Это я ною?
Она открыла рот, но я не дала ей ответить.
— А ты знаешь, каково это — держать все в себе? — продолжала я, и мой голос набирал силу, как река перед порогами. — Знаешь, каково это — мечтать о ребенке, но каждый месяц получать удар? Знаешь, каково это — любить человека, который не может выбрать между тобой и сестрой, которая его топчет?
Артур смотрел на меня, и в его глазах было что-то новое — боль, смешанная с удивлением. Оля замолчала, ее лицо побледнело.
— Карин… — начал Артур, но я подняла руку.
— Нет, Артур, дай мне сказать. — Я повернулась к Оле. — Ты думаешь, я тебя ненавижу? Нет, Оля. Мне тебя жаль. Потому что ты не видишь, как люди пытаются тебе помочь. Ты только кричишь и ломаешь все вокруг.
Она моргнула, и я увидела, как ее губы дрогнули. Но она не отступила.
— Жаль? — переспросила она, и ее голос был хриплым. — Ты мне не подруга, Карина, чтобы меня жалеть! Ты просто хочешь, чтобы я исчезла!
— А может, я хочу, чтобы ты перестала нас всех душить? — выкрикнула я, и в этот момент почувствовала, как будто сбросила с плеч тяжелый рюкзак. — Хватит, Оля! Хватит приходить сюда и устраивать свои спектакли! Это мой дом, и я не буду твоей служанкой!
Тишина повисла, как занавес после финальной сцены. Оля смотрела на меня, ее грудь вздымалась, но она не ответила. Артур шагнул ко мне, его рука легла на мое плечо.
— Карин, — сказал он тихо. — Прости. Я… я не знал, что ты так чувствуешь.
Я посмотрела на него, и в его глазах была такая искренность.
— Знал, Артур, — ответила я. — Ты просто не хотел это видеть.
Я сидела на кухне, глядя на пустые тарелки, которые, как будто отражали нашу пустоту. Оля ушла в гостевую, хлопнув дверью, но без слов. Артур мыл посуду, и его движения были медленными, словно он пытался отмыть не только тарелки, но и этот вечер.
Я думала: а что дальше? Я перешла черту? Или наконец-то поставила точку? Я боялась, что Оля уйдет и больше не вернется, но в то же время мечтала, чтобы она ушла. И я боялась, что Артур сейчас выберет — меня или ее.
Но что, если он не сможет? Что, если наша любовь — это не цепь, а тонкая нитка, которая вот-вот лопнет?
На следующее утро Оля вышла к завтраку с опухшими глазами. Она молча налила себе кофе, села за стол, но не смотрела на нас. Артур кашлянул, пытаясь начать разговор, но я чувствовала, что буря еще не закончилась.
— Оля, — начала я, и мой голос был спокойным, но внутри я дрожала. — Нам нужно договориться. Ты можешь приезжать, но больше не будет так, как вчера.
Она подняла глаза, и я увидела в них страх.
— Договориться? — переспросила она.— Это что, теперь я должна у тебя просить разрешения, чтобы к брату приехать?
— Нет, — ответила я. — но ты должна приходить и требовать, чтобы я тебе подчинялась. Мы семья, Оля. А семья — это когда все друг друга уважают.
Она фыркнула, но в этом не было прежней силы.
— Уважают? — сказала она. — А ты меня уважаешь? Или ты просто хочешь, чтобы я была тише, как твой коврик у двери?
Я почувствовала, как Артур напрягся, но на этот раз он не молчал.
— Оля, хватит, — сказал он, и его голос был твердым. — Карина права. Ты не можешь приезжать, я всегда тебе помогу. Но ты не можешь так с ней говорить. И со мной тоже.
Оля посмотрела на него, и я видела, как ее глаза наполняются слезами. Она вскочила, ее стул скрипнул.
— Отлично! — выкрикнула она. — Значит, вы теперь вдвоем против меня? Ну и ладно! Живите как хотите, а я… я больше не приду!
Она бросилась в гостевую, и через полчаса вернулась с сумкой. Я хотела остановить ее, сказать что-то, но слова застряли в горле. Артур встал, шагнул к ней за ней.
— Оля, не надо, — сказал он. — Давай поговорим.
— Не надо мне твоих разговоров! — отрезала она, открывая дверь. — Я сама справлюсь!
Дверь хлопнула, и тишина накрыла. Я посмотрела на Артура, и он обнял меня, прижав к себе сильно.
— Прости, Карин, — прошептал он. — Я должен был раньше это остановить.
Я не ответила, только прижалась к нему сильнее. Я знала, что Оля вернется — она всегда возвращалась. Но что-то в нас изменилось. Мы больше не были просто терпели — мы стали говорить. И это было больно, но необходимо, как будто мы вырезали сорняки, чтобы дать саду место для роста.
Через месяц Оля прислала Артуру сообщение: “Прости. Можно приехать?”
Он показал мне телефон, и я кивнула. Когда она вернулась, она была тише, ее глаза уже не сверкали, как фары. Мы сели за стол, и я поставила перед ней тарелку с борщом. Она улыбнулась — слабо, но искренне.
— Спасибо, Карин, — сказала она.
И я почувствовала, что это не просто слова. Это был новый начало. Не идеальное, не без трещин, но наше. Семья — как старый стол, который скрипит, но стоит. И мы будем чинить его вместе. — с каждым днем, с каждым словом, с каждым скандалом, который делает нас ближе.