Исход
Тишина в доме Мироновых стала оружием. Она была холодной, острой и целилась точно в сердце. Анна, мастер манипуляций, впервые в жизни столкнулась с противником, которого не могла просчитать, — с молчаливой стеной, которую возвела её собственная дочь. Каждый завтрак был пыткой. Анна ставила на стол тарелку, её улыбка была яркой до неестественности.
«Я приготовила твои любимые сырники, солнышко».
Алиса садилась, брала вилку, её лицо было непроницаемо. Она съедала ровно половину одного сырника, пила чай и уходила, бросив на ходу ледяное «спасибо». Анна оставалась сидеть одна на своей идеальной кухне, и её улыбка медленно таяла, обнажая усталость и бессильную ярость.
В школе Алиса жила как в тумане, но этот туман не скрывал её, а, наоборот, притягивал всеобщее внимание. Она была изгоем, и это чувствовалось физически. Но настоящая катастрофа была ещё впереди. Она зрела в тихих разговорах её бывших подруг.
В один из дней, сидя в столовой, Мари жаловалась Ане и Соне на своего брата.
— Он сам не свой после того дня в школе, — говорила она, ковыряя салат. — Ходит как в воду опущенный. И с Алиской этой они друг от друга шарахаются, как от чумы. Что между ними вообще произошло? Она наорала на меня, он на неё даже не посмотрел…
Аня, которая давно затаила обиду на Алису за её популярность у парней и учительницы, увидела свой шанс. Она изобразила сочувствие и, наклонившись к Мари, заговорщицки прошептала:
— Мари, я не знаю, стоит ли говорить… Но я не могу смотреть, как она тебя обманывает.
— Что? О чём ты? — напряглась Мари.
— В тот день… после отбоя тревоги… я ходила в туалет и видела, как они выходили из лаборантской. Понимаешь? Сначала он, а через минуту — она. У неё волосы были растрёпаны, а на лице… ну, такой вид… будто её только что целовали. Или не только.
Соня ахнула, прикрыв рот рукой.
А в голове Мари осколки начали складываться в уродливую картину. Ярость, которую она чувствовала на Алису за ссору, была ничем по сравнению с тем, что она ощутила сейчас. Это было предательство. Тотальное, грязное, за её спиной.
Мари нашла Алису у её шкафчика. Она не стала ходить вокруг да около. Она подошла вплотную, и её лицо было белым и жёстким.
— Я всё знаю, — прошипела она.
— О чём ты? — Алиса инстинктивно сжалась.
— О тебе. И о моём брате. В лаборантской, — каждое слово было ударом. — Аня видела вас. Попалась.
— Мари, это не то, что ты думаешь… Мы просто…
— Что «просто»? — взвизгнула Мари, и на её крик начали оборачиваться. — Просто разговаривали? И поэтому ты после этого врала мне в глаза? Ты знала, что он мне не просто брат, он мой близнец! Ты знала, что я чувствую! Ты спала с ним, а потом сидела со мной за одним столом и делала вид, что ты моя подруга!
Вокруг них уже собралась толпа. Все смотрели, впитывая каждое слово. Это было лучше любого сериала.
— Ты — самая фальшивая, лицемерная дрянь, которую я встречала! — кричала Мари, уже не сдерживая слёз ярости и обиды. — Ты приехала сюда, втёрлась к нам в доверие, а сама… Ты ничем не лучше своей мамаши-аферистки!
Последние слова ударили больнее всего. Алиса смотрела на Мари, на десятки любопытных глаз вокруг, и чувствовала, как земля уходит из-под ног. Она не могла ни защищаться, ни оправдываться. Потому что Мари была права. Во всём. Алиса молча захлопнула дверцу шкафчика, развернулась и пошла прочь сквозь расступающуюся толпу. Она не слышала смешков и шёпота за спиной. Она слышала только, как рушится её мир.
День переизбрания мэра и церемонии награждения был днём триумфа для Анны и днём страшного суда для Алисы. Когда её имя назвали со сцены, она почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она шла к сцене по ковровой дорожке, и каждый шаг казался шагом по раскалённым углям. Она взяла диплом. И когда ведущий попросил её прочесть своё эссе, она поняла, что это её единственный шанс. Шанс ответить всем. Сказать свою правду. Она подошла к микрофону. Её руки, державшие листки, не дрожали. Она была абсолютно спокойна. Это было спокойствие человека, которому больше нечего терять. Она начала читать. И зал затих. Она читала о матери-комете, о доме на песке, о крыльях из воска. Она не повышала голос, но каждое слово било наотмашь. Она видела, как каменеет лицо Анны в первом ряду. Видела, как недоумённо хмурится Павел, пытаясь понять, что происходит. Она читала о лжи, которая стала воздухом, и о страхе, который передаётся по наследству, как цвет глаз.
«…И самый страшный вопрос, который я задаю себе, — её голос звенел в наступившей тишине, — это её кровь течёт в моих жилах. Смогу ли я когда-нибудь просто идти по земле, или я обречена так же, как она, вечно бежать, оставляя за собой лишь пепел?..»
Она закончила. Аплодисменты были жидкими и растерянными. Алиса, не кланяясь, спустилась со сцены и пошла к выходу. Она не обернулась. Она знала, что сожгла последний мост.
Дома она действовала быстро и методично. Рюкзак. Джинсы, толстовка, все деньги, что у неё были. Ничего лишнего. Она зашла в комнату Тоши.
— Тоша, мы едем в путешествие, — сказала она.
Он строил замок из подушек, его маленький мир, ещё не тронутый гнилью этого дома.
— Навсегда? — спросил он с детской прямотой.
— Надолго, — честно ответила Алиса. — К папе. К моему папе Кириллу.
— А мама? Она будет плакать?
— Мама будет занята. У неё скоро свадьба, — в голосе Алисы не было ни капли сочувствия. — Собирай своих динозавров. Самых главных.
Она помогла ему упаковать его сокровища. Перед уходом она в последний раз зашла в свою комнату. На подоконнике лежала книга, подаренная Марком. Она взяла её, провела пальцами по обложке. Это была единственная настоящая вещь в её жизни за последние месяцы. И именно поэтому она не имела права её брать. Оставить её здесь было как оставить часть своей души, но она знала, что так нужно. Она положила книгу обратно. На её столе лежали ключи от мотоцикла Марка. Она сжала их в кулаке. «Прости», — прошептала она в сторону окна напротив. Это было последнее предательство. Предательство во имя спасения. Ночь была холодной и пахла дождём. Мотор мотоцикла взревел, как крик боли, разрезая благополучную тишину Светлогорска. Алиса усадила брата позади себя.
— Держись за меня крепко-крепко.
Телефон в её руке отправил сообщение на номер, который она знала наизусть.
«Папа, это я. У нас проблемы. Я еду к тебе. Помоги».
Они сорвались с места, уносясь прочь из города красивых фасадов и уродливых тайн, из её личной позолоченной клетке.
В штабе Павла Воробьева шампанское лилось рекой. Он победил. Его переизбрали. Анна стояла рядом с ним, улыбалась, принимала поздравления. Она была на вершине. Вернувшись домой за полночь, она открыла дверь в тёмный, безмолвный дом.
— Я дома! — крикнула она, и её голос утонул в пустоте.
Она взбежала наверх. Пустые комнаты. Распахнутые шкафы. Их не было. В комнате Алисы, на подушке, в самом центре, лежали маленькие серебряные серёжки. Анна взяла их. Они были холодными, как два кусочка льда. Она опустилась на пол, её роскошный костюм помялся. Она сидела одна, в огромном, пустом доме. За окном ещё доносились отголоски салюта в честь её триумфа. Она получила всё. Абсолютно всё, к чему стремилась. И в этот самый момент она была самым бедным и одиноким человеком на земле.