Шел третий год развязанной Парагваем изнурительной и неравной войны против мощного Тройственного союза, включавшего Бразильскую империю, Аргентинскую республику и Уругвай.
Однажды немецкий историк Георг Генрих фон Беренхорст сказал о Пруссии: «это не государство, у которого есть армия, а армия, у которой есть государство», но в 1867 году эти слова были применимы к Парагваю в гораздо бОльшей степени.
Почти полностью отрезанный эффективной союзной блокадой, Парагвай поддерживал хрупкую и ненадежную связь с внешним миром лишь по сухопутному пути через оккупированный бразильский штат Мату-Гросу к общинам восточной Боливии. Проблема была в том, что эти боливийские районы сами были изрядной глухоманью.
В этих отчаянных условиях парагвайское руководство, возглавляемое маршалом Франсиско Солано Лопесом, было вынуждено создать беспрецедентную систему, в которой все доступные ресурсы, человеческий потенциал и государственный бюрократический аппарат были направлены на нужды войны. Каждый аспект жизни, от ежедневной молитвы до последнего клочка ткани, был подчинен одной всепоглощающей цели — продолжению безнадежной борьбы.
Стратегический контекст
Затяжное затишье на фронте в 1866–1867 годах, последовавшее за кровопролитными боями, принесло множество проблем обеим сторонам. Неудача союзников при Курупайти ослабила их единство, заставляя искать виновных и размышлять о дальнейших действиях. Аргентинский президент Бартоломе Митре в феврале 1867 года отбыл из действующей армии для борьбы с внутренними восстаниями монтонерос. Общее командование перешло к бразильскому маркизу (впоследствии герцогу) де Кашиасу. Кашиас, профессиональный военный, понимал необходимость стабилизации фронта, восстановления морального духа войск, реорганизации системы снабжения и санитарии, а также борьбы с опустошительной эпидемией холеры. Он инициировал важное тактическое нововведение, убедив правительство в Рио-де-Жанейро импортировать из Соединенных Штатов пять тысяч современных казнозарядных винтовок и две тысячи скорострельных карабинов Спенсера. Однако он колебался вносить фундаментальные изменения в общую стратегию, отчасти ожидая скорого возвращения Митре. Тем не менее, Кашиас оказался наиболее опытным в политических вопросах среди союзных командиров и терпеливо ожидал подхода резервов, необходимых для возобновления наступления.
Парагвайцы, в свою очередь, воспрянули духом после победы при Курупайти и отъезда Митре, надеясь, что альянс их противников распадется. Однако эти надежды оказались тщетными. Бразилия и Аргентина все еще могли рассчитывать на значительные резервы живой силы и материальных средств, в то время как Парагвай, понесший огромные потери, восполнить их уже не мог. Хотя Кашиас контролировал лишь около девяти квадратных миль парагвайской территории – пространство, которое комментаторы сравнивали с площадью, едва достаточной, чтобы разместить тела всех погибших, – его силы неуклонно росли, тогда как армия Лопеса слабела с каждым днем. Пределом мечтаний Лопеса становилось собственное выживание.
Жизнь в осажденной стране
Внутри страны правительство маршала Лопеса поддерживало железный порядок. Официальная пропаганда неустанно культивировала идеологию противостояния всему остальному миру. Любое инакомыслие или сомнение в правильности выбранного курса жестоко пресекались. Разветвленная сеть осведомителей, известных в народе как pyragües (буквально «те, у кого волосатые ноги», то есть «бесшумно ходящие»), пронизывала все слои общества, создавая атмосферу, в которой люди осмеливались выражать недовольство лишь шепотом и имели доступ только к официальной версии событий. Однако феноменальную стойкость и самопожертвование парагвайцев нельзя объяснить исключительно страхом перед репрессиями. Глубоко укоренившееся в национальном характере сильное чувство самодостаточности, выкованное десятилетиями предшествующей изоляции и опыта сопротивления внешнему давлению (португальским захватчикам с севера и рейдам индейцев гуайкуру с запада), а также убежденность, что на карту поставлено само выживание парагвайского народа, заставляли людей идти на поистине сверхчеловеческие жертвы. Их психология и обостренное чувство долга, как отмечают исследователи, не оставляли им иного выбора. Консервативная католическая церковь также играла свою роль, настаивая на легитимности традиционных иерархий и предлагая простое видение добра и зла, что усиливало народное недоверие к рациональным доводам.
Центром и главным символом этого отчаянного сопротивления стала мощная крепость Умаита. До начала опустошительной эпидемии холеры в ее стенах и окрестностях проживало и несло службу более сорока тысяч человек.
Британский фармацевт Джордж Фредерик Мастерман, служивший в парагвайской армии, так описывал Умайту, какой он ее увидел в конце 1865 года: «Это унылое место, плоское и болотистое, почва вязкая глина, так что сильный ливень превращает ее в озеро.» Он также отмечал, что внутри укреплений находились «...длинные ряды казарм, просто сараи, построенные из адобес [сырцовых кирпичей] и крытые тростником, одноэтажный кирпичный дом, где проживал президент, он в одном конце, епископ в другом, и миссис Линч между ними, и несколько квадратных плиточных комнат для офицеров.»
К 1867 году оборонительные сооружения были значительно расширены: Умайта с суши была защищена тремя линиями земляных укреплений с восемьюдесятью семью орудиями на самой внутренней линии. Речные батареи насчитывали сорок шесть орудий. Батарея Курупайти имела тридцать 32-фунтовых орудий, а центр обороны прикрывался целой сотней стволов. Всего вокруг Умайты было сосредоточено около четырехсот артиллерийских орудий.
Продовольствия катастрофически не хватало. Если в начале войны дневной рацион говядины на одного солдата составлял одну восьмидесятую часть бычьей туши, то к 1867 году он сократился до ничтожной одной двухсотой. При этом говядина оставалась основным продуктом. Солдаты также ели беловатые сердцевины пальмы-пальметто, маис, арахис.
Дисциплина в парагвайской армии была чрезвычайно суровой. Так, за неосторожные высказывания капрала Факундо Кабрала из 27-го полка в мае 1867 года приговорили к пятистам ударам кнутом. Однако в отношениях между солдатами и их командирами сохранялись элементы патриархальности: офицеров называли татаи (отец), а те обращались к подчиненным че рай (мой сын).
Несмотря на все тяготы, предпринимались попытки поддержания боевого духа. Сархентас (женщины-сержанты) организовывали танцы. Военные оркестры исполняли популярные мелодии. Солдаты в окопах сочиняли частушки, высмеивающие врага. Регулярно отмечались религиозные праздники. По приказу Лопеса, капитан Хуан Кристостом Сентурион, получивший образование в Англии и слывший ценителем Шекспира, основал в Умаите академию для солдат. Современники с восхищением описывали, как солдаты, вернувшись с боевых заданий, брались за учебу, переводя тексты с английского или французского.
Для развлечения солдат и офицеров использовался «волшебный фонарь», заказанный из Парижа незадолго до войны. Джордж Томпсон и Джордж Мастерман организовали представление для Лопеса и его окружения. Сам маршал, как описывает Томпсон, «стоял на цыпочках, чтобы заглянуть через "бычьи глаза" на "Неаполитанский залив при лунном свете" и "Африканского егеря, вступающего в бой с десятью арабами одновременно".»
Женщины Парагвая
Женщины несли на своих плечах неимоверную ношу. В военных лагерях они обеспечивали солдат едой, поддерживали чистоту, собирали дрова и корм, стирали. Их роль в госпиталях была неоценима. Каждая парагвайская семья была обязана направить женщину для работы в госпитальных палатах.
Джордж Фредерик Мастерман оставил душераздирающее свидетельство о прибытии раненых солдат в Асунсьон: «Они поднимались, бедняги, на полуразвалившихся пароходах с фронта, после трех-четырехдневного путешествия, и, как правило, не получали ни крошки еды в пути; к тому времени, надо понимать, добиралась половина или треть из тех, кого посадили на борт, остальные умерли и были выброшены за борт. Состояние, в котором они прибыли, было непередаваемо шокирующим... Почти или совсем нагие, с необработанными ранами, грязные и голодные, и настолько истощенные, что, умерев, высыхали без разложения, их несли с пирса в госпитали; а затем им приходилось лежать, возможно, неделю, или пока не умирали, на земле, но никогда не слышалось ни слова жалобы: они переносили все с молчаливым героизмом, который завоевывал наши искренние симпатии.»
Экономика на грани
Экономическая мобилизация страны находилась под жестким контролем вице-президента Доминго Франсиско Санчеса, пожилого худого человека с ясными глазами, на которого легла задача чрезвычайной сложности по обеспечению армии и населения. Финансовая система Парагвая рушилась. После начала блокады страна лишилась возможности получения внешних займов и полагалась на конфискованную собственность и принудительные «пожертвования». На патриотических митингах женщин призывали жертвовать драгоценности, хотя многие (как оказалось впоследствии, справедливо) полагали, что их ценности попадут в руки любовницы диктатора Элизы Линч. Эти пожертвования лишь отсрочили полное обесценивание парагвайского песо. В 1866 году еще чеканились серебряные монеты, а в 1867-1868 — новые золотые монеты, но их эмиссия была незначительной. Государство все больше расплачивалось бумажными деньгами, которые стремительно «теряли в весе»: цены на основные товары в Асунсьоне выросли на 160 процентов за первые девять месяцев войны. Процветали черный рынок и спекуляция; самые громкие патриоты зачастую оказывались самыми крупными спекулянтами, а умение притворяться (mbotavy) стало важным элементом выживания.
Реквизиции приняли тотальный характер. Государственные ранчо, где в конце 1864 года числилось 273 430 голов крупного рогатого скота, 70 971 лошадь, 24 122 овцы и 587 мулов, к концу 1866 года были истощены. Затем Санчес обратился к частным стадам, и к 1868 году откровенная конфискация стала нормой. Поголовье лошадей к середине 1867 года настолько сократилось, что оставшихся животных гнали с крайнего севера в Умайту; половина животных погибла в пути. Собиралось все: железные котлы, оловянная посуда, старые мачете, гвозди, бронза и медь с церковных колоколов, бумага, лекарства, стеклянная посуда, даже пуговицы. Ковры из Национального клуба и железнодорожной станции в Асунсьоне шли на изготовление пончо и чирип (набедренных повязок) для солдат.
В условиях острой нужды люди были готовы не только употреблять в пищу что угодно, но и носить любую одежду. Некогда яркая и нарядная парагвайская униформа превратилась в выцветшие лохмотья. К счастью, парагвайский хлопок, кокосы и карагуата (растение семейства бромелиевых, напоминающее ананас) обеспечивали изобилие волокон. Вице-президент Санчес настоятельно требовал от женщин собирать хлопок, прясть из него нити и ткать грубоватое, но пригодное полотно для рубах, брюк и одеял пойби. Женщины выражали недовольство непрактичностью этих распоряжений: процессы прядения и ткачества были чрезвычайно трудоемкими и медленными, и оставалось неясным, удастся ли удовлетворить спрос. В ответ правительство сначала распорядилось активнее использовать карагуату, а затем ввело новые квоты на хлопок-сырец, поощряя премиями расширение посевных площадей.
Санчес осознавал, что основные трудности заключались не столько в производстве сырья, сколько в его переработке и транспортировке. Ярким примером служили корнеплоды маниоки. В обычное время клубни чистили, варили и ели целиком как крахмалистый гарнир. Теперь же, согласно военным требованиям, женщины должны были обжаривать маниоку, перемалывать в муку, упаковывать в мешки и доставлять до ближайшей железнодорожной станции или судоходной реки. Из-за ненадежности речного сообщения и частого отсутствия волов эти запасы могли неделями ожидать отправки голодающим войскам в Умаиту, при этом мука нередко портилась в пути, заражаясь долгоносиками.
Сельским женщинам также предписывалось печь из муки традиционный хлеб, сухари или лепешки из маниоки (чипы), что ложилось дополнительным бременем на и без того изнуренное население. Несмотря на то, что Санчесу с течением войны удалось несколько улучшить организацию процессов, общее производство продовольствия и тканей резко сократилось, даже по тем культурам, которые традиционно выращивались женщинами.
Призрак голода
Основная тяжесть сельскохозяйственных работ легла на плечи женщин, стариков и детей.
Вице-президент Санчес в июле 1866 года издал указ, который гласил: «каждый день, каждый сезон, даже лунные ночи… без различия полов… в преддверии дня, когда все мужское население должно будет оставить всякое занятие, не способствующее изгнанию коварного врага… все должны работать, и необходимо использовать все силы для обеспечения жизненно важных потребностей».
Проводились сельскохозяйственные переписи: зимой 1866 года было засеяно 4 192 520 «линий» (рядов, грядок) продовольственных культур. Летом 1866–1867 годов – 6 805 695 «линий», а зимой 1867 года – 7 532 991 «линия». Однако этим цифрам можно доверять лишь отчасти, так как они отражали посевы, а не урожай. Несмотря на все усилия, к 1867 году производство продуктов питания упало на треть по сравнению с довоенным уровнем. С такими задачами, как сбор йербы, заготовка древесины и уход за волами, сельские женщины физически не могли справиться в объемах, требуемых государством.
Транспортная система Парагвая коллапсировала. Небольшая флотилия речных пароходов использовалась для снабжения, но ее мощностей не хватало. В 1865 году было приказано построить 446 каноэ. Число рабочих на главной судоверфи в Асунсьоне сократилось с 432 в марте 1864 года до 290 к апрелю 1866 года. Железная дорога доходила лишь до Сапукаи, а дальше грузы перевозили на воловьих повозках по примитивным тропам.
Все эти факторы имели разрушительные последствия. Недостаток импортных медикаментов подрывал здоровье нации. Использование пороха местного производства и низкосортных металлов снижало эффективность артиллерии. Прекращение импорта ткани привело к тому, что население ходило в лохмотьях. Производство продовольствия значительно сократилось. Усилия вице-президента Санчеса, несмотря на его силу духа и талант к импровизации, приносили лишь небольшие временные улучшения.
К середине 1867 года экономика Парагвая была истощена, финансовая система разрушена, а население балансировало на грани гуманитарной катастрофы. Система тотального сопротивления работала на пределе человеческих и материальных возможностей, предвещая неизбежный и трагический финал долгой и кровопролитной Парагвайской войны.
Telegram: https://t.me/CasusBelliZen.
Casus Belli в VK: https://vk.com/public218873762
Casus Belli в IG: https://www.instagram.com/casus_belli_dzen/
Casus Belli в FB: https://www.facebook.com/profile.php?id=100020495471957
Делитесь статьей и ставьте "пальцы вверх", если она вам понравилась. Не
забывайте подписываться на канал - так вы не пропустите выход нового
материала.