Главное, чтобы жена не узнала
— Андрюш, ты где? — Ольга толкнула стеклянную дверь технического отдела плечом, в руках у неё покачивался букет белых хризантем и коробка с тортом. — Я к тебе с годовщиной!
Но за дверью — тишина, словно весь мир притаился. Только гудение принтера да далёкие голоса из соседнего кабинета. Ольга поставила коробку на подоконник и огляделась: стены увешаны схемами, графиками, грамотами в дешёвых рамках. Пахло кофейной гущей и чем-то металлически-больничным.
Двадцать лет назад она точно так же врывалась к нему на работу — молодая, смеющаяся, с пирожками в авоське. Тогда он работал простым инженером в маленькой конторе, а теперь — главный инженер на целом предприятии. Как быстро летит время, думала Ольга, поправляя непослушную прядь. В зеркале лифта утром заметила первые серебряные нити у висков — сорок четыре года, а кажется, что вчера была девчонкой.
— Где же ты, милый? — пробормотала она, прислушиваясь к звукам за стеной.
Из кабинета напротив доносились приглушённые мужские голоса. Андрея среди них не было слышно, но Ольга узнала интонацию — где-то рядом. Наверное, в переговорной. Она присела на пластиковый стул у окна и стала ждать, разглядывая осенний двор за стеклом. Жёлтые листья кружили в воздухе, как конфетти на их первой свадьбе.
— ...главное, чтобы жена не узнала, — голос Андрея прорезал тишину коридора, словно нож по стеклу. — Иначе всё рухнет...
Ольга замерла. Хризантемы выскользнули из рук и рассыпались по полу белыми звёздочками. Сердце забилось так громко, что, казалось, его слышно в соседних кабинетах.
— А если всё-таки узнает? — отозвался незнакомый мужчина.
— Тогда конец, — тяжело вздохнул Андрей. — Она не поймёт. Не простит.
Мир вокруг Ольги закачался, как палуба корабля в шторм. Стены коридора сдвинулись, потолок опустился, воздух стал вязким и душным. Она схватилась за подлокотник стула — пластик был холодным и скользким под влажными ладонями.
«Не может быть, — билась в голове единственная мысль. — Не может быть. Не мой Андрюша. Не после двадцати лет. Не после всего, что мы прошли вместе».
Но голос был его голосом — знакомым, любимым, тем самым, который шептал ей признания в любви, пел колыбельные дочке, рассказывал о работе за ужином. Только теперь этот голос говорил страшные слова. Слова, которые превращали их общую жизнь в театр теней.
— Ольга Николаевна? — девушка-секретарь заглянула в коридор. — Вы к Андрею Петровичу? Он на совещании, но скоро освободится.
— Нет, — прошептала Ольга, поднимаясь на ватных ногах. — Не надо. Я... передумала.
Цветы так и остались лежать на полу — белые, невинные, словно снег на могиле. Ольга подхватила коробку с тортом и побежала к выходу, не оборачиваясь. Каблуки стучали по кафелю дробью, как пулемётные очереди.
«Андрей, Андрюша, Андрюшенька, — металась мысль в голове. — Ты ведь всегда был моим убежищем. Моей крепостью. Моим домом. Неужели я ошибалась? Неужели двадцать лет жила в красивой лжи?»
На улице хлестнул в лицо октябрьский ветер, принеся с собой запах дождя и увядающей листвы. Ольга села в машину и долго сидела неподвижно, глядя на серые облака за лобовым стеклом. Телефон звонил — наверное, Андрей обнаружил цветы и пытался дозвониться. Но она не отвечала. Не могла. Не знала, что сказать.
В глубине души теплилась надежда — может, она что-то не так поняла? Может, разговор был совсем о другом? Но страх оказался сильнее. Страх узнать правду, которая разрушит всё.
Тихая война
— Оля, солнышко, где ты пропадала? — Андрей ворвался в прихожую, когда стрелки показывали половину седьмого. Щеки красные от мороза, глаза виноватые. — Мне секретарша сказала, что ты приходила...
— Передумала, — бросила Ольга, не поднимая взгляда от газеты. Буквы расплывались перед глазами, строчки путались, но руки держали страницы крепко — якорь в бурном море подозрений.
— А цветы? На полу лежали белые хризантемы...
— Уронила.
Андрей остановился посреди комнаты, словно наткнулся на невидимую стену. Двадцать лет брака научили его читать молчание жены, как морские капитаны читают штормовые облака. Беда приближалась.
— Оленька, что случилось? — голос мягкий, обволакивающий, тот самый, от которого когда-то млели коленки. — Поговори со мной.
— О чём говорить? — Ольга захлопнула газету и посмотрела на мужа в упор. — О том, что всё хорошо? Что мы счастливы? Что живём не во лжи?
Глаза Андрея дрогнули. Мгновение — и снова спокойствие, но Ольга успела заметить этот испуг, как молнию в ясном небе.
— Не понимаю, о чём ты...
— Конечно, не понимаешь.
Вечер прошёл в натянутом молчании. За ужином Андрей трижды пытался завести разговор, но слова разбивались о ледяную стену отчуждения. Ольга жевала котлету и думала о том, как легко рушатся замки, построенные на песке доверия.
Охота за призраками
Полночь. Андрей спал, раскинув руки, как в детстве — беззащитно и открыто. Ольга лежала рядом, считая удары сердца. Его телефон лежал на тумбочке, экран отражал лунный свет.
«Один раз, — шептала внутри предательская мысль. — Только посмотри один раз. Если там ничего нет, значит, ты сходишь с ума».
Пальцы дрожали, когда Ольга потянулась к телефону. Пароль... Какой у него пароль? Раньше знала — дата их свадьбы. Теперь не подходит. Когда он успел поменять?
— Что ты делаешь? — голос из темноты, как хлыст по спине.
Ольга вздрогнула, телефон выскользнул из рук.
— Время хотела посмотреть...
— На моём телефоне?
— Перепутала. В темноте же...
Андрей включил лампу. Свет упал на лицо жены — бледное, с тенями под глазами, незнакомое. Двадцать лет, а он словно впервые видел эту женщину.
— Оля, что с тобой происходит?
— Ничего. Просто... — голос сорвался. — Просто устала верить вслепую.
Утром Андрей ушёл на работу молча, не попрощавшись. Ольга стояла у окна, смотрела, как его фигура растворяется в утреннем тумане. Город просыпался, трамваи звенели, люди спешили по делам. А её мир останавливался, как часы с севшей батарейкой.
Игра в сыщика
— Лен, я схожу с ума, — Ольга сжимала телефонную трубку так крепко, что костяшки побелели. — Мне кажется, что Андрей...
— Что Андрей? — подруга Лена говорила осторожно, как сапёр, разминирующий бомбу.
— Изменяет.
Слово повисло в воздухе, тяжёлое и окончательное.
— У тебя есть доказательства?
— Слышала разговор. Он сказал: «Главное, чтобы жена не узнала, иначе всё рухнет».
— Может, речь о чём-то другом?
— О чём же ещё? — голос Ольги стал тонким, как струна перед разрывом. — О чём мужчины говорят, когда боятся, что жёны узнают?
Через час Ольга сидела в машине напротив Андрейного офиса. Играла в детектива, в шпиона, в несчастную жену. Роли, которые никогда не думала на себя примерять.
Вот выходит секретарша — молодая, стройная, с длинными волосами цвета спелой пшеницы. Сердце екнуло. А вот и Андрей, но не с ней — с пожилым мужчиной в очках. Разговаривают серьёзно, жестикулируют.
«Господи, что я делаю? — мысль пронзила сознание, как игла. — Слежу за собственным мужем, как частный детектив из дешёвого детектива. Когда я успела стать этой жалкой, подозрительной бабой?»
Но остановиться уже не могла. Подозрение — как наркотик. Первая доза всегда кажется последней.
Взрыв
— Хватит! — Ольга швырнула сковородку в раковину так, что брызги жира разлетелись по всей кухне. — Хватит врать мне в глаза!
Андрей замер с куском хлеба в руках. Масло медленно стекало на тарелку.
— О чём ты говоришь?
— О том, что я всё знаю! — голос срывался на крик, двадцать лет сдержанности взрывались, как паровой котёл. — Слышала твой разговор! «Главное, чтобы жена не узнала, иначе всё рухнет»!
Лицо мужа стало серым, как мокрый асфальт.
— Оля, ты не понимаешь...
— Не понимаю?! — она развернулась к нему всем телом, руки дрожали от ярости. — Двадцать лет замужества, а я, оказывается, ничего не понимаю! Кто она? Эта секретарша с пшеничными волосами? Или кто-то другой?
— Какая секретарша? — Андрей встал из-за стола, попытался подойти, но Ольга отшатнулась, словно от огня.
— Не смей! Не смей ко мне прикасаться теми руками, которые...
Слова застряли в горле комом. Невысказанное обвинение повисло между ними, как топор над головой.
— Оленька, послушай меня...
— Слушала двадцать лет! Верила! Строила наш дом, растила дочь, ждала тебя с работы, как дура! А ты... ты за моей спиной...
Андрей побледнел ещё сильнее.
— Я никого не люблю, кроме тебя. Никого никогда не было!
— Врёшь! — слёзы полились рекой, но голос не дрогнул. — Тогда объясни мне свои слова! Объясни, почему поменял пароль на телефоне! Почему стал таким... чужим!
Бегство
Андрей открыл рот, но Ольга уже мчалась в прихожую, хватая куртку на ходу.
— Куда ты? — крикнул он вслед.
— Подальше от лжи! Подальше от тебя!
Дверь хлопнула, как выстрел. Лестничная клетка встретила её эхом собственных шагов и холодным светом люминесцентных ламп. Ольга бежала вниз, перепрыгивая через ступеньки, как в детстве, когда убегала от страшных снов.
На улице моросил дождь. Капли превращали асфальт в зеркало, отражающее неоновые вывески и жёлтые фонари. Ольга шла не разбирая дороги, ноги несли её сами по себе — мимо магазинов, мимо остановок, мимо людей с зонтами.
«Двадцать лет, — билось в висках. — Двадцать лет жизни. Дочь, дом, планы на старость. Неужели всё это было спектаклем?»
Она остановилась возле круглосуточного кафе. Внутри тепло светились жёлтые лампы, за стёклами виднелись редкие посетители — такие же потерянные души, как и она.
Осознание
— Двойной эспрессо, — сказала Ольга бариста-подростку с проколотой бровью.
— Будете десерт?
— Буду жизнь заново.
Парень удивлённо посмотрел на нее, но промолчал. Наверное, привык к странным посетителям в ночное время.
Ольга села у окна, обхватила горячую чашку ладонями. Кофе обжигал губы, но боль была приятной — настоящей, невыдуманной. За стеклом проезжали редкие машины, их фары резали темноту, как ножи.
«А что если я ошибаюсь? — мысль пришла внезапно, как озарение. — Что если этот разговор был совсем о другом? Что если я разрушаю семью собственными руками?»
Телефон завибрировал. Андрей. Двенадцать пропущенных вызовов.
«Но даже если ошибаюсь, — продолжала думать Ольга, — почему мне так легко в это поверить? Почему первая мысль — об измене, а не о чём-то другом? Когда я успела потерять доверие к самому близкому человеку?»
Кофе остывал в чашке, а за окном начинало светать. Рассвет подкрадывался неслышно, окрашивая небо в нежные розовые тона. Новый день. Новая жизнь. Или конец старой.
Андрей появился в кафе в половине седьмого утра. Растрёпанный, небритый, в домашних тапочках. Глаза красные — то ли от слез, то ли от бессонницы.
— Нашёл меня, — констатировала Ольга без удивления.
— Я знаю тебя двадцать лет. Знаю, что в стрессе ты всегда ищешь кофе и одиночество.
Он сел напротив, не спрашивая разрешения. Между ними лежала пропасть недоверия, но мостик ещё не сгорел окончательно.
Правда
— Предприятие закрывают, — сказал Андрей тихо, глядя в свою чашку с недопитым кофе. — Через месяц. Всех увольняют.
Ольга моргнула, не сразу понимая смысл услышанного.
— Что?
— Тот разговор, который ты слышала... — он поднял глаза, и в них плескалась такая усталость, что сердце Ольги сжалось. — Я говорил с Петровичем о том, как скрыть от тебя эту новость. Хотя бы до Нового года. Чтобы не портить праздники.
Слова падали между ними, как камни в тихую воду. Круги расходились всё шире.
— Ты... боялся мне сказать о работе?
— Боялся твоих глаз. Боялся, что ты поймёшь: я не сумел сохранить место. Не защитил семью. В сорок семь лет остался без работы, как мальчишка.
Андрей потёр переносицу, привычный жест, который Ольга знала наизусть. Так он делал, когда нервничал перед экзаменами в институте, перед рождением дочери, перед покупкой квартиры.
— Я хотел найти новое место тихо, без лишней суеты. Представить тебе факт: вот, мол, уже устроился, всё нормально. А пока... пока искал способ, как сказать. И не находил.
Осколки
Внутри словно что-то рушится — не семья, не любовь, а что-то другое. Привычный образ себя как мудрой жены, которая всегда понимает мужа с полуслова.
— Господи, — прошептала она. — Что я наделала...
— Ты не виновата. Виноват я. Двадцать лет твердил тебе: мы одна команда, делимся всем. А сам... сам струсил.
За окном кафе проезжал трамвай. Его колёса выбивали монотонный ритм по рельсам. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Люди возвращались с работы. Покупали хлеб. А здесь, за стеклом, две жизни склеивались заново из осколков недоверия.
— А пароль на телефоне? — спросила Ольга, цепляясь за последние крупицы сомнений.
— Дочка попросила поменять. Говорит, наша годовщина — это банально, взломают мошенники. Поставил её день рождения.
Такая простая правда. Такая глупая, обыденная правда, из-за которой чуть не разрушилось всё.
Новое начало
— Прости меня, — Ольга протянула руку через стол, коснулась его пальцев. — Прости, что не доверяла. Что подумала самое худшее.
— А я прости, что молчал. Что заставил тебя догадываться и страдать.
Их руки сплелись на столе, как двадцать лет назад в загсе. Только теперь это был не порыв молодости, а сознательный выбор двух взрослых людей, прошедших через огонь сомнений.
— Что будем делать? — спросила Ольга.
— Искать работу. Вместе. И... — он помолчал, подбирая слова. — И учиться разговаривать. По-настоящему. Без недомолвок.
— Как?
— Не знаю пока. Может, заведём правило: раз в неделю садиться и рассказывать друг другу всё, что накопилось. Все страхи, все радости. Всё, что обычно держим в себе.
Ольга кивнула. Идея показалась странной и одновременно правильной, как лекарство, которое горько на вкус, но лечит.
— Воскресные разговоры, — сказала она. — За чаем, на кухне. Без телевизора и телефонов.
— Воскресные разговоры, — согласился Андрей.
Они вышли из кафе вместе, под моросящий дождь. Город просыпался, наполнялся звуками и запахами нового дня. Впереди были проблемы: поиск работы, объяснения с дочерью, пересмотр семейного бюджета. Но теперь эти проблемы не казались непреодолимыми.
На углу их дома Андрей остановился.
— Оль, а если бы я действительно изменял... что бы ты сделала?
Вопрос повис в воздухе, честный и страшный.
— Не знаю, — ответила Ольга после долгой паузы. — Наверное, ушла бы. А потом... потом, может быть, попыталась бы понять почему. И себя, и тебя.
— А я бы не смог жить без тебя.
— Тогда хорошо, что нам не придётся это проверять.
Поднялись на свой этаж, открыли дверь в квартиру, где всё осталось как прежде. Недопитый чай на столе. Недоеденный ужин. Фотографии на комоде. Только теперь этот дом был другим — построенным не только на любви, но и на новом понимании того, как хрупко счастье и как важно его беречь.
Воскресные разговоры начались уже на следующей неделе.