— Вера, я тебе последний раз говорю.
Валентина Петровна поставила на стол тарелку с тортом — мой день рождения, между прочим. Тридцать пять лет. Свечи даже не зажгли. Торт покупной, дешевый, с кремом-порошком.
— Мама, может, не сегодня? — Андрей не поднял глаз от телефона.
— Именно сегодня. Восемь лет, Вера. Восемь! А толку?
Я медленно отложила вилку. Кусок торта превратился в комок бумаги во рту. За окном соседка развешивала детские вещи — ползунки, крохотные носочки. Каждый день одно и то же.
— Валентина Петровна, мы с врачами работаем...
— Работаете! — Она всплеснула руками, чай плеснул на скатерть. — Соседка Клавдия в сорок второго родила. А ты что, бракованная?
Андрей поморщился, но промолчал. Как всегда. Его молчание стало привычным, как шум холодильника — не замечаешь, пока не выключится.
— Слушай меня внимательно, — свекровь придвинула стул ближе. Запах ее крема для рук — приторный, удушливый. — До Нового года — беременность. Или освобождай место для нормальной жены.
Я поднялась из-за стола. Ноги подкашивались, но я дошла до спальни. В зеркале — бледное лицо, растрепанные волосы. Я выглядела усталой. Уже несколько лет.
***
Достала сумку из шкафа. Ту самую, дорожную, которую Андрей подарил на третью годовщину. «Будем путешествовать», — говорил тогда. Сумка так и пылилась на полке.
— Ты что делаешь? — Андрей появился в дверях.
— Освобождаю место.
— Вера, ну не детский сад же... Мама погорячилась.
Я сложила в сумку белье, джинсы, свитер. Документы из тумбочки — паспорт, права, карточка. Андрей стоял в дверях, переминался с ноги на ногу, как школьник у доски.
— Она права, — сказала я, застегивая молнию. — Мне действительно пора.
— Куда ты пойдешь?
— К Ленке. До утра как-нибудь.
Валентина Петровна сидела на кухне, пила чай из своей любимой чашки — той, что с золотыми розочками. Даже не обернулась, когда я проходила мимо с сумкой.
— Андрей, выбирай, — сказала я в прихожей, надевая куртку. — Но учти: я больше не вернусь играть в эту игру.
Дверь захлопнулась за мной мягко. Без грохота. Без театра. Просто — закрылась.
***
Сестра жила в двадцати минутах езды. Я припарковалась у ее подъезда, выключила двигатель и просто сидела. Руки еще дрожали. В телефоне три пропущенных от Андрея. Не стала слушать — знала, что скажет.
Ленка открыла дверь в домашних штанах и футболке мужа, с маской на лице — зеленой, огуречной.
— Ты чего такая? Случилось что?
— Твоя любимая Валентина Петровна устроила мне ультиматум. Беременность до Нового года или развод.
— Серьезно? В день рождения? — Ленка сняла маску. — А Андрей?
— Андрей изучал телефон. Как всегда, когда мамочка воспитывает жену.
Мы сели за стол. Ленка поставила чайник, достала вафли из коробки. Я смотрела, как она возится с чашками, и вдруг поняла — мне спокойно. Впервые за годы.
— Знаешь, может, оно и к лучшему, — сказала сестра. — Врачи же говорят — стресс блокирует все процессы. А она тебе каждый день нервы мотает.— Порочный круг получается.
— Вот именно. Чем больше она давит, тем меньше у тебя шансов.
***
В половине одиннадцатого зазвонил телефон. Андрей. Голос дрожал.
— Вера, немедленно приезжай!— Что случилось?— Мама упала! Скорая уже едет, но она не может встать, стонет... Я не знаю, что делать!
Я села прямо на диване. Ленка замерла с чашкой в руках.
— Как упала?
— Да она после твоего ухода психовала, полезла разбирать твои вещи на антресолях, хотела показать мне, какой у тебя бардак там... Табуретка поехала под ней...
В трубке слышались голоса, суета, всхлипывания свекрови.
— Вера, пожалуйста, приезжай! Ты же знаешь все ее препараты, врачей, анализы... Врач говорит — бедро повреждено, может, операция...
— Андрей, я больше не живу в этом доме.
— Но она может остаться инвалидом! А я... я растеряюсь с больницами, справками... Вера, умоляю тебя!
Я слышала, как он плачет. За восемь лет брака видела его слезы только однажды — когда ушел из жизни его отец.
— Поедешь? — спросила Ленка, когда я отключилась.
Я встала, подошла к окну. Во дворе горели фонари. Обычный вечер обычного дня. Только для меня все изменилось.
— Понимаешь, всю жизнь я была удобной, — сказала я, не оборачиваясь. — Удобной женой, удобной невесткой. Делала то, что правильно, что от меня ждали.
— И что теперь?
— А теперь я вдруг понимаю: у меня есть выбор. Я могу сказать «нет» и остаться здесь. А могу поехать. Но уже совсем по-другому.
— В чем разница?
— В том, что решаю я. А не обстоятельства за меня.
Я взяла куртку.
— Поеду. Но не потому что умоляют. Потому что я сама так хочу.
***
Валентина Петровна лежала на больничной койке, бледная, с капельницей в руке. Впервые за восемь лет она смотрела на меня без привычного вызова. Растерянно, почти по-детски.
— Вера... ты приехала.— Приехала.
Андрей суетился рядом, задавал врачу одни и те же вопросы. Операция завтра, потом долгая реабилитация. Месяца три, может, больше.
— Нам нужен человек, который будет контролировать режим, — объяснял хирург. — Таблетки строго по часам, процедуры, диета. Родственники справятся?
Андрей посмотрел на меня с надеждой.
— Справимся, — сказала я спокойно. — Но у меня есть условия.
Дома я села напротив мужа за тот же стол, где несколько часов назад получила ультиматум.
— Слушай внимательно, Андрей. Я остаюсь ухаживать за твоей мамой. Но теперь правила устанавливаю я.— Какие правила?— Моя личная жизнь — табу. Навсегда. Никаких обсуждений, намеков, советов. Никаких незваных гостей — кто хочет прийти, согласовывает со мной.
Андрей кивал, не перебивая.
— Домашние дела делим поровну. Я больше не прислуга в этом доме. И последнее — если твоя мать попытается вернуться к старым порядкам, я ухожу. Окончательно.— Вера, я не понимал, что тебе так тяжело...— Не тяжело. Просто неинтересно так жить.
***
Валентина Петровна вернулась из больницы через неделю. Ходунки, костыли, гора лекарств. Я развесила по квартире расписания, напоминания, список процедур.
Первые дни она молчала. Изучала новую реальность — завтрак в восемь, таблетки по будильнику, никаких самодеятельности.
— Вера, мне нужно в магазин, — заявила она на третий день, пытаясь встать с кресла.
— Валентина Петровна, составьте список. Схожу сама.
— Я привыкла сама выбирать продукты.
— Тогда подождите, пока сможете нормально ходить. Врач сказал — никаких нагрузок.
Она поджала губы, но села обратно.
***
Через две недели она попыталась вернуться к привычному.
— Вера, а когда ты планируешь заняться своим здоровьем? — спросила она за завтраком. — Время-то идет.
Я допила кофе, поставила чашку в мойку.
— Валентина Петровна, мы договаривались об этом. Тема закрыта.
— Но я же мать Андрея, имею право...
— Имеете право выздоравливать. Остальное — не ваша зона ответственности.
Она замолчала. Но я видела — привыкает медленно, с трудом.
***
Через месяц Андрей мыл посуду, а я помогала свекрови с упражнениями.
— Ты стала другой, — сказала она неожиданно.— В чем?— Жесткой. Я думала, ты мягкая, податливая.— Я не жесткая. Я просто знаю, чего хочу.
Валентина Петровна медленно кивнула.
— А если детей так и не будет?— Валентина Петровна, — я остановила ее, — мы об этом не говорим. Помните?
Она вздохнула, но больше не настаивала.
***
Прошло три месяца. Валентина Петровна ходит с тростью, почти самостоятельно. Соседка Клавдия приходит на чай — по договоренности. Андрей готовит ужин без напоминаний.
А я поняла: счастье — это не когда тебя все устраивает. Это когда ты не боишься менять то, что не устраивает.
Дети? Не знаю. Возможно, будут. Но это будет мой выбор, а не чужое требование.
Иногда судьба сама расставляет людей по местам. Главное — не мешать ей.