Октябрь в Петербурге выдался промозглым. Марк стоял у окна своего офиса на Садовой, наблюдая, как моросящий дождь превращает улицу в размытую акварель. Через сутки этот вид станет частью прошлого - билет на самолёт лежал во внутреннем кармане пиджака, а два чемодана ждали в машине.
– Значит, всё-таки уезжаешь? – в дверях появился Михаил, его партнёр по бизнесу последние восемь лет.
– Да, решено окончательно, – Марк отвернулся от окна. – Документы на твоё имя уже у нотариуса.
– Знаешь, я до последнего думал, что ты передумаешь.
– После развода здесь всё напоминает... – он не закончил фразу. – Просто нужно начать с чистого листа.
Последний обход офиса, прощальные рукопожатия, обещания писать. Марк спускался по лестнице, когда зазвонил телефон.
– Сынок, может всё-таки останешься? – голос матери дрожал. – Кому мы здесь нужны в нашем возрасте?
– Мам, мы это уже обсуждали. Я всё устрою и заберу вас с папой.
На Невском было людно. Марк шёл, погружённый в свои мысли, когда что-то горячее выплеснулось ему на грудь.
– Чёрт, простите! – раздался женский голос. – Я такая неуклюжая...
Он поднял глаза и застыл. Перед ним стояла девушка лет тридцати, с растрёпанными от ветра рыжими волосами и виноватым взглядом зелёных глаз. В одной руке она держала пустой стаканчик, а другой безуспешно пыталась промокнуть пятно на его пальто бумажными салфетками.
– Я всё испортила, да? – она закусила губу. – Давайте я оплачу химчистку?
– Да ладно, – неожиданно для себя улыбнулся Марк. – Это всего лишь пальто.
– Нет-нет, я настаиваю! – она достала телефон. – Сейчас загуглю ближайшую химчистку...
– Может, просто выпьем кофе? – слова вырвались сами собой. – Я имею в виду, вам же нужно восполнить потерянный.
Она подняла глаза, и на секунду ему показалось, что время остановилось.
– Вообще-то это был горячий шоколад, – улыбнулась она.
Кофейня на углу Невского и Малой Морской была полупустой. Они сели у окна, и официант принёс два горячих шоколада с корицей.
– Я Алиса, – она сняла шарф, обнажив тонкую шею с россыпью веснушек.
– Марк.
– Знаете, Марк, у вас очень грустные глаза для человека, который улыбается.
Он замер с чашкой на полпути ко рту:
– Вы художница?
– Как догадались?
– Только художники так говорят о глазах незнакомых людей.
Она рассмеялась:
– Виновна. Вернулась недавно из Парижа, готовлю выставку.
– И как Париж?
– Прекрасный город для того, чтобы разбить себе сердце, – она провела пальцем по краю чашки. – А вы? Чем занимаетесь, когда не спасаете неуклюжих девушек от чувства вины?
– Управляю строительной компанией. Точнее, управлял. Завтра улетаю.
– В командировку?
– В новую жизнь. В Тель-Авив. Насовсем.
Алиса откинулась на спинку стула:
– Знаете, что самое удивительное? Я почему-то сразу это почувствовала. Что вы уходите откуда-то или куда-то.
– Правда?
– У вас взгляд человека, который уже не здесь. Я такое часто вижу у людей в аэропортах.
– Вы часто наблюдаете за людьми в аэропортах?
– Профессиональная привычка. Художники – немного воры. Мы крадём детали: взгляды, жесты, оттенки настроений.
За окном стемнело. Официант зажёг свечи на столиках.
– Расскажите о Париже, – попросил Марк. – Почему именно "разбить сердце"?
Алиса задумчиво посмотрела в окно:
– Три года назад я встретила французского фотографа. Филипп снимал Петербург для какого-то артбука. Красивый, талантливый, с этим невыносимым акцентом... – она усмехнулась. – Через месяц он предложил поехать с ним. Сказал, что у меня талант, что в Париже меня оценят.
– И вы поехали?
– Представьте себе: двадцать семь лет, первая настоящая любовь, и Париж впридачу. Конечно, я поехала. Бросила всё – работу в галерее, маленькую студию на Петроградке...
– А что случилось потом?
– Классическая история. Через месяц выяснилось, что у него есть жена. И двое детей. А я осталась одна в чужом городе, без денег, с минимальным французским.
Марк молчал, наблюдая, как она крутит в руках чайную ложку.
– Но знаете что? – вдруг оживилась Алиса. – Это было лучшее, что могло со мной случиться. Я начала рисовать. По-настоящему, каждый день. Продавала скетчи туристам на Монмартре, жила в крошечной мансарде, ела багеты с водой... – она рассмеялась. – И была абсолютно счастлива.
– А почему вернулись?
– Мама заболела. Рак. Сейчас вроде ремиссия, но... – она замолчала. – А у вас? Почему Израиль?
– После развода всё как-то... – Марк подбирал слова. – Знаете, когда просыпаешься однажды и понимаешь, что последние десять лет жил чужую жизнь?
– О да, – она подалась вперёд. – Это как будто кто-то другой выбирал за тебя, а ты просто подписывал бумаги.
– Именно! И вот год назад...
За разговором они не заметили, как пролетело несколько часов. Официант уже начал выразительно протирать соседние столики.
– Нам намекают, что пора уходить, – улыбнулась Алиса.
– Пройдёмся? – предложил Марк. – Ночь такая тёплая для октября.
Они шли по набережной Мойки. Фонари отражались в воде дрожащими столбами света, а влажный воздух пах близкой зимой.
– Знаете, что странно? – Алиса остановилась у парапета. – Я совершенно не чувствую, что мы знакомы всего три часа.
– Может, мы знакомы уже много жизней? – Марк попытался пошутить, но вышло серьёзно.
– А вы верите в такое?
– Раньше не верил. А сейчас... – он посмотрел на часы и осёкся.
– Сколько осталось? – тихо спросила она.
– До самолёта? Восемь часов.
Алиса провела рукой по шершавому камню парапета:
– Расскажите о ней. О вашей жене.
Марк глубоко вздохнул:
– Лена... Мы познакомились в университете. Она была такая... правильная. Знала, чего хочет от жизни. Квартира, машина, отпуск дважды в год. Я тогда только начинал бизнес, и её уверенность казалась спасительной.
– А потом?
– Потом мы достигли всего, что планировали. И вдруг оказалось, что говорить не о чем. Совсем. Она увлеклась йогой, я работал сутками... – он замолчал. – А потом я встретил её с инструктором по йоге в нашем любимом ресторане.
– И вы...?
– Знаете, что самое странное? Я почувствовал облегчение. Как будто наконец получил разрешение все изменить.
Они дошли до Певческого моста. Исаакиевский собор величественно темнел на фоне ночного неба.
– А ваш контракт? – вдруг спросила Алиса. – В Израиле. Его можно расторгнуть?
Марк удивлённо посмотрел на неё:
– Теоретически да, но...
– Нет-нет, – она замахала руками. – Я не это имела в виду. Просто... – она запнулась. – Я пытаюсь понять, почему мне так больно от мысли, что человек, которого я знаю несколько часов, завтра улетит навсегда.
Марк осторожно взял её за руку. Пальцы были холодными от ночного воздуха.
– Поехали со мной, – слова вырвались прежде, чем он успел их обдумать.
Алиса не отняла руку, но покачала головой:
– Я не могу. Мама... И выставка через месяц...
– Я понимаю, – он провёл большим пальцем по её ладони. – Просто... Знаешь, я ведь тоже это чувствую. Будто упускаю что-то важное.
– Расскажи мне про Тель-Авив, – она придвинулась ближе, спасаясь от холодного ветра с Невы. – Какие у тебя планы?
– Мой друг открывает там строительную компанию. Я вкладываю деньги и опыт, становлюсь партнёром. Квартира уже снята – недалеко от моря, в Яффо.
– В старом городе?
– Да. Маленькая, но с террасой. По утрам видно море.
– Звучит как начало новой жизни, – в её голосе проскользнула грусть.
– Знаешь, – Марк развернул её к себе, – я могу всё отложить. На месяц, на два...
– Нет, – она положила палец ему на губы. – Нельзя строить будущее на случайной встрече. Даже если она кажется...
– Судьбой? – он усмехнулся.
– Я хотела сказать "особенной", – Алиса слабо улыбнулась. – После Парижа я поклялась себе не принимать спонтанных решений.
Они стояли молча, глядя на тёмную воду. Где-то вдалеке пробили часы – три удара.
– У меня есть идея, – вдруг сказала Алиса. – Она немного безумная, но... Давай проверим, – она повернулась к нему, глаза блестели в темноте. – Если это действительно судьба, она выдержит испытание.
– Какое испытание?
– Год. Дадим друг другу год. Без звонков, без сообщений, без социальных сетей. Ты построишь свою новую жизнь, я закончу здесь свои дела...
– И что потом?
– Через год, в этот же день, в это же время. Здесь, на этом мосту.
Марк нервно усмехнулся:
– Это как в старых фильмах. "Встретимся через год на Эмпайр-стейт-билдинг".
– Именно! – она оживилась. – Только у нас будет Певческий мост и Исаакий вместо небоскрёба.
– А если с кем-то что-то случится? Как мы узнаем?
– Никак. В этом весь смысл. Или веришь, или нет.
– А если кто-то встретит другого человека?
– Значит, сегодняшняя встреча была нужна для чего-то другого, – она помолчала. – Понимаешь, я должна знать, что это не просто... эмоции момента. Что это настоящее.
Марк смотрел на её профиль, чётко очерченный светом фонаря. Художница. Она говорила об оттенках чувств так, словно рисовала их.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Год. Без связи. И встреча здесь.
– Правда? – она просияла.
– Но у нас ещё есть пять часов, – он посмотрел на часы. – И я хочу узнать о тебе всё, что можно успеть за это время.
Они бродили по пустынному городу. Алиса показывала ему свои любимые дворы-колодцы, рассказывала истории о призраках старых домов. Марк ловил себя на мысли, что запоминает каждое её движение, каждый жест.
– Знаешь, что я часто рисую? – она остановилась у канала Грибоедова. – Людей, уходящих вдаль. Со спины, с чемоданами. Как будто предчувствовала...
– Что?
– Что однажды буду смотреть, как уходит кто-то важный.
Небо над Невой начало светлеть. Они купили кофе в круглосуточной кофейне и встретили рассвет на Дворцовом мосту.
– Расскажи что-нибудь о себе, что никому никогда не рассказывал, – попросила Алиса.
Марк помолчал:
– В детстве я хотел стать дирижёром. Воровал у мамы спицы и дирижировал перед зеркалом.
– Почему передумал?
– Отец сказал, что это несерьёзно. Что нужна настоящая профессия.
– А сейчас? Жалеешь?
– Знаешь... да. Иногда захожу в Филармонию и смотрю на дирижёра. И думаю – мог бы это быть я?
Алиса внезапно остановилась:
– Подожди! – она достала из сумки скетчбук и карандаш. – Можно я тебя нарисую? Только не двигайся.
Её рука летала по бумаге. Марк стоял неподвижно, глядя, как первые лучи солнца окрашивают её волосы в медный цвет.
– Готово, – она протянула ему сложенный листок. – Только не смотри сейчас. Посмотришь, когда меня не будет рядом.
Пулково встретило их утренней суетой. У стойки регистрации Марк остановился:
– Последний шанс передумать.
– Не искушай, – Алиса попыталась улыбнуться. – Год пролетит быстро.
– Можно я хотя бы возьму твой номер? На всякий случай...
– Нет, – она покачала головой. – Никаких страховок. Всё или ничего.
Объявили посадку на его рейс. Они стояли у линии паспортного контроля, не зная, как попрощаться.
Она привстала на цыпочки и легко поцеловала его:
– Иди. И не оглядывайся.
Марк шёл через контроль, чувствуя, как бьётся сердце. В последний момент он всё-таки обернулся – Алиса стояла у стеклянной стены, прижав ладонь к прозрачной перегородке. Её губы беззвучно произнесли: "Год".
В самолёте он достал рисунок. На нём был он, стоящий на мосту – но не один. Рядом с его фигурой Алиса нарисовала себя, держащую его за руку. А внизу подписала: "Через год это будет уже не набросок".
Самолёт набрал высоту. Марк смотрел в иллюминатор на исчезающий в утреннем тумане город и думал о том, как странно устроена жизнь: иногда нужно улететь за тысячи километров, чтобы встретить кого-то, кто жил с тобой в одном городе.
Телефон мигнул последний раз и отключился. Впереди был год – целая вечность и одно мгновение одновременно.
*******
Тель-Авив встретил Марка жарой и влажным морским ветром. Маленькая квартира в Яффо оказалась именно такой, как на фотографиях: белые стены, синие ставни, терраса с видом на море. По утрам он просыпался от криков чаек и звона колоколов православной церкви.
Первые недели пролетели в круговороте дел: встречи с партнёрами, оформление документов, поиск офиса. Но каждый вечер, сидя на террасе с бокалом вина, он представлял, как Алиса готовится к выставке где-то там, в промозглом петербургском октябре.
Декабрь в Тель-Авиве выдался неожиданно прохладным. Марк сидел в кафе на набережной, когда за соседний столик села рыжеволосая женщина. Сердце дрогнуло, но это была не Алиса – просто похожий оттенок волос.
– Всё в порядке? – спросил официант, заметив, как он побледнел.
– Да, просто... показалось.
Вечером он достал её рисунок – бумага уже немного истрепалась по краям от частых прикосновений. Их фигуры на мосту казались такими реальными, что хотелось шагнуть внутрь наброска.
В Петербурге шёл дождь. Алиса стояла у окна своей мастерской, глядя, как капли рисуют узоры на стекле.
– Ты его рисуешь, – вдруг сказала Вера, рассматривая новые работы. – На каждой картине.
– Что? О чём ты?
– Этот мужчина. Он везде: силуэт на мосту, тень в дверном проёме, спина в толпе... Кто он?
– Это сложно объяснить, – Алиса отвернулась от окна. – Мы встретились всего на одну ночь.
– И?
– И договорились встретиться через год. Без связи, без контактов. Просто прийти на то же место.
Вера присвистнула:
– Как в романтических фильмах? Серьёзно?
– Знаю, звучит безумно.
– А если он не придёт?
Алиса провела рукой по мокрому стеклу:
– Значит, так должно быть.
Март в Тель-Авиве расцвёл апельсиновыми деревьями. Марк возвращался с очередных переговоров, когда увидел уличного художника, рисующего акварелью. Он остановился, наблюдая, как краски растекаются по бумаге.
– Хотите купить? – спросил художник на ломаном английском.
– Нет, просто... напомнило кое-кого.
Вечером он получил письмо от бывшей жены. Лена писала, что выходит замуж за своего инструктора по йоге, и спрашивала, счастлив ли он в Израиле. Марк долго смотрел на экран, пытаясь понять свои чувства. Потом написал короткое: "Да, счастлив. Рад за тебя."
В Петербурге зацвела сирень. Алиса сидела в больничном коридоре, ожидая результатов маминых анализов.
– Ремиссия стабильная, – сказал врач. – Но нужно продолжать наблюдение.
– Сколько?
– Минимум год.
Она вышла из больницы и долго бродила по набережной. Останавливалась у Певческого моста, смотрела на воду. До встречи оставалось полгода, а она уже знала, что не сможет уехать, даже если он придёт.
Вечером позвонил галерист:
– Алиса, у меня новости. Ваши работы заинтересовали коллекционера из Парижа.
– И?
– Он хочет организовать вашу выставку. В октябре, в Маре.
Она закрыла глаза. Октябрь. Именно тогда...
– Это шанс, который выпадает раз в жизни, – настаивал галерист. – Маре – это центр художественной жизни Парижа.
– Мне нужно подумать, – тихо ответила Алиса.
– До завтра. Они ждут ответ.
Она опустилась на пол мастерской. Со стен на неё смотрели её работы – и на каждой, как заметила Вера, был он. Тень, силуэт, отражение в воде... Марк незаметно стал частью её художественного мира.
Летний Тель-Авив плавился от жары. Марк сидел в прохладном офисе на двадцатом этаже, рассматривая проект нового жилого комплекса.
– Отличные показатели за полгода, – говорил партнёр. – Предлагаю расширяться. Открыть филиал в Хайфе.
– Это значит...
– Да, тебе придётся переехать туда минимум на год. Возглавишь новое направление.
Марк посмотрел в окно на линию горизонта, где море сливалось с небом:
– Когда нужен ответ?
– К октябрю. Начнём с нового квартала.
Октябрь. Всегда октябрь.
Алиса стояла перед зеркалом в примерочной. Вера настояла на шопинге:
– Тебе нужно новое платье для открытия выставки.
– Я ещё не согласилась.
– Но согласишься. Потому что это правильно.
– А как же...
– Послушай, – Вера развернула подругу к себе. – Ты талантлива. Чертовски талантлива. И если выбирать между романтической встречей и шансом показать твоё искусство миру...
– Я знаю, – прошептала Алиса. – Просто... Что, если он придёт, а меня не будет?
– Оставь записку. Объясни. Если это судьба – он поймёт.
Сентябрь окрасил Петербург в золото и багрянец. Алиса сидела у маминой кровати, держа её за руку.
– Ты должна ехать, – тихо сказала мама. – Я же вижу, как ты мучаешься.
– Я не могу оставить тебя.
– Вера обещала приглядывать. И врачи говорят, что всё стабильно.
Алиса покачала головой:
– Дело не только в этом. Есть ещё кое-что...
И она впервые рассказала маме о той ночной встрече, о разлитом кофе, о прогулке по набережной и об обещании.
– Знаешь, – мама слабо улыбнулась, – когда я познакомилась с твоим отцом, он тоже уезжал. На год, в экспедицию. Мы договорились писать письма, но почта работала ужасно.
– И что вы делали?
– Верили. Просто верили, что если суждено – всё сложится.
В Тель-Авиве начинался сезон дождей. Марк сидел в любимом кафе на набережной, перебирая документы по проекту в Хайфе.
– Это выгодное предложение, – говорил его партнёр Давид. – Ты мог бы купить там дом с видом на море.
– Я знаю.
– Тогда в чём проблема?
Марк достал из бумажника потрёпанный рисунок:
– Помнишь, я рассказывал про встречу в Питере?
– Ту художницу? – Давид присвистнул. – Прошёл почти год, а ты всё ещё...
– Да.
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю. Улететь в Питер, встретиться с ней и... может быть, всё окажется совсем не так, как я себе нафантазировал.
– А может быть, наоборот.
Марк провёл пальцем по рисунку:
– Знаешь, что самое странное? Я помню каждую минуту той ночи. Каждое слово. Как будто это было вчера.
За неделю до назначенной встречи Алиса стояла в галерее, наблюдая, как снимают со стен её работы для отправки в Париж.
– Я написала записку, – сказала она Вере. – Оставлю в кафе, где мы встретились. Попрошу передать, если он придёт.
– А в ней что?
– Адрес галереи в Париже. И извинения.
– Думаешь, он поймет?
Алиса посмотрела на свою последнюю картину – набережная в дождь, одинокая фигура на мосту:
– Если это действительно судьба – найдёт способ.
Марк сидел в кабинете, глядя на два авиабилета на экране компьютера. Санкт-Петербург и Хайфа. Два пути, две жизни.
– Ты не обязан выбирать прямо сейчас, – сказал Давид. – Может, слетаешь в Питер, а потом решишь?
– Нет, – Марк покачал головой. – Если я полечу в Питер, то только если готов остаться. Иначе это будет нечестно.
– По отношению к ней?
– По отношению к нам обоим.
– Знаешь, что самое забавное? – Марк невесело усмехнулся. – За этот год я построил здесь новую жизнь. Успешный бизнес, перспективы... Всё, о чём мечтал. Но...
– Но?
– Но каждый вечер я возвращаюсь в пустую квартиру и представляю, как рассказал бы ей про этот день. Про здешние закаты, про запах жасмина, про крики чаек по утрам...
Давид молча смотрел, как его друг водит курсором между двумя билетами.
– Я должен знать, – наконец сказал Марк. – Должен узнать, было ли это реальным.
Он решительно кликнул мышкой.
*******
Утро выдалось пасмурным. Петербург хмурился октябрьским небом, моросил мелкий дождь. В то же самое кафе, где год назад случилась встреча, вошла промокшая Вера. На часах было 10 утра.
– Здравствуйте, – она подошла к баристе. – Можно оставить у вас записку? Для мужчины, который может прийти сегодня вечером.
– А, вы от Алисы? – бариста кивнула. – Она предупреждала.
В это же время в аэропорту Бен-Гурион Марк проходил паспортный контроль.
– Счастливого пути, – улыбнулась девушка на контроле. – Надолго в Россию?
– Не знаю, – честно ответил он. – Может быть, навсегда.
В самолёте он достал телефон, впервые за год открыл инстаграм. Страница Алисы была заполнена фотографиями картин, но ни одного селфи, ни одного намёка на то, что происходит в её жизни.
Только последний пост, от вчерашнего дня: фото Певческого моста в тумане и подпись "Иногда нужно отпустить, чтобы понять..."
Сердце пропустило удар.
Самолёт приземлился в Пулково в сумерках. Марк посмотрел на часы: 18:40. До встречи оставалось чуть больше часа. Он поймал такси, назвал адрес кафе.
Город встретил его моросящим дождём и ранними фонарями. Всё было таким же, как год назад, и в то же время – совершенно другим. Или изменился он сам?
В кафе было тепло и пахло корицей. Тот же бариста за стойкой – он узнал его:
– А, это вы! Для вас есть конверт.
Сердце упало. Значит, она не придёт.
– Можно кофе? – голос звучал хрипло.
– С корицей и кардамоном?
Он кивнул и сел за тот самый столик. Достал конверт – почерк Алисы, торопливый, нервный. Глубоко вздохнул и открыл.
"Дорогой Марк,
Я пишу это письмо..."
Марк читал письмо, и руки его слегка дрожали:
"...Я должна объяснить. Это решение далось мне нелегко. Мама болеет, ей нужен постоянный уход. А ещё эта выставка в Париже – первый серьёзный шанс в моей карьере художника.
Я не знаю, придёшь ли ты. Не знаю, правильно ли поступаю. Но я должна быть честной – сейчас я не могу всё бросить и уехать, как мечтала год назад. Жизнь оказалась сложнее наших фантазий той ночью..."
Он отложил письмо. За окном кафе темнело, дождь усилился. На часах было 19:20. До назначенного времени оставалось сорок минут.
Марк достал телефон, открыл фотографию того самого рисунка – их силуэты на мосту. Год назад всё казалось таким простым: встретиться и начать новую жизнь. Но она права – реальность оказалась сложнее.
У него тоже была своя правда: построенный бизнес, обязательства перед партнёрами, новая жизнь в Израиле. Можно ли всё это перечеркнуть ради романтической встречи?
Марк вышел из кафе. Дождь барабанил по зонту, улицы блестели в свете фонарей. Он медленно шёл к Певческому мосту, перебирая в голове события прошедшего года.
Десятки успешных проектов. Новые друзья. Уютная квартира с видом на море. Жизнь, которую он построил с нуля. И всё же...
Телефон завибрировал – сообщение от Давида:
"Ты где? Инвесторы ждут ответа по Хайфе"
Марк не ответил. Остановился на набережной, глядя на тёмную воду. Год назад они стояли здесь с Алисой, строили планы, не думая о последствиях. Сейчас всё виделось иначе.
Она тоже сделала свой выбор. Не между ним и другим мужчиной – это было бы проще. Она выбрала свой путь: заботу о матери, развитие таланта. Реальную жизнь вместо красивой сказки.
19:50. До встречи оставалось десять минут.
Марк поднялся на мост. Встал там, где год назад они делали тот рисунок. Снова достал конверт, хранивший тепло её рук.
"Марк,
Если ты читаешь это, значит, пришёл. Значит, тоже помнил. Но я не напишу здесь адрес или телефон. Вместо этого хочу сказать спасибо – за ту ночь, за разговоры, за то, что показал: мечты имеют право на существование.
Я много думала об этом. О том, как странно устроена жизнь: иногда случайные встречи оставляют более глубокий след, чем годы знакомства. Ты научил меня верить в себя. Может быть, поэтому я решилась на эту выставку.
Береги себя. И прости, что не пришла.
Алиса"
Он сложил письмо. Порыв ветра подхватил зонт, и дождь окатил лицо холодными каплями. Время замерло.
20:00.
Марк достал телефон, открыл диалог с Давидом. Пальцы зависли над клавиатурой.
"Давид, я задержусь в Петербурге на пару дней. Нужно кое-что прояснить."
Марк убрал телефон и поднял глаза. В дальнем конце моста, у фонаря, стояла женская фигура. Сердце пропустило удар.
Алиса.
Она медленно шла к нему, такая же промокшая, как год назад. Остановилась в двух шагах:
– Я не смогла… не прийти...
– А как же...
– Я только прилетела. Выставка через 2 дня. Завтра придется улететь обратно.
– А как мама?
– Мама тоже настояла. Сказала, что я всю жизнь буду жалеть, если не узнаю...
– Что?
– Правду. О нас. О том, что это было.
Они стояли молча, глядя друг на друга. Год ожидания, сомнений, построенных жизней – всё замерло в этом моменте.
– И что теперь? – тихо спросил он.
– Не знаю. Но, может быть... – она достала из сумки знакомый блокнот, – нарисуем новый рисунок?
Марк улыбнулся и взял карандаш. На этот раз они рисовали не воображаемый мост между странами, а настоящую жизнь – со всеми её сложностями, компромиссами и маленькими радостями.
Потому что иногда судьба даёт второй шанс. Не для того, чтобы всё начать сначала, а чтобы построить что-то новое, более настоящее.
Спасибо за лайки, комментарии и подписку!!!
Вам будет интересно: