Турин Турамбар — пожалуй, самый недооцененный массовой аудиторией герой сказаний о Первой Эпохи из Легендариума Толкина. Читателями этот трагический персонаж (чья история посвящена готовности к даже заведомо безнадежной борьбе против зла в лице «дьявола»-Моргота) часто воспринимается как агрессивный безумец-неудачник, несущий беды всем вокруг, или, в религиозной плоскости, как человек, наказанный за свою гордыню (по сути, ремейк философии друзей Иова, объясняющей его беды его греховностью).
Подобное прочтение не может объяснить, почему Толкин раз за разом возвращался к истории Турина (зародыш которой появился у него ещё до того, как он придумал в Средиземье — в «Истории Куллерво», своеобразном «фанфике» Толкина по мотивам «Калевалы») на протяжении всего своего творчества («Сильмариллион» он писал — и не дописал — буквально десятилетиями) — от раннего рассказа «Турамбар и Фоалокэ» до поздних «Детей Хурина». И уж тем более оно не может объяснить, почему именно Турин в черновиках Толкина в т. н. «Втором Пророчестве Мандоса» о Последней Битве выступает в качестве героя, который уничтожит Моргота, отомстив за всех людей: «и черный меч Турина принесет Морготу смерть и окончательную гибель; и так будут отомщены дети Хурина и все люди».
Суть истории Турина — не в его «неидеальности», не в типичных для трагического героя ошибочных и даже дурных поступках вроде случайных убийств своего врага Саэроса (который пытался убить его первым) и своего друга Белега (которого он в темноте, измученный пленителями-орками, перепутал с одним из врагов), произошедшей из-за Турина гибели эльфийского королевства Нарготронд (жителей которого он убедил перейти к наступательной войне против Моргота) или бессудной и несправедливой расправы с правителем Бретиля Брандиром Хромым (которого он ошибочно счел виновником гибели своей жены Ниниэль). Толкин вообще сомневался в том, способны ли люди всегда поступать правильно, что согласовывалось и с его религиозными убеждениями — см. его рассуждение о Фродо Бэггинсе, одном из самых благородных и милосердных его героев:
«Однако приходится посмотреть в лицо правде: в конечном счете в этом мире воплощенные создания силе Зла до конца сопротивляться неспособны, какими бы «хорошими» они ни были; а Сочинитель Повествования [Бог] — не один из нас» (Письмо 192)».
Турин несовершенен — но, как я покажу далее, в высшей степени человечен. В каком-то смысле он, по крайней мере, для меня — воплощение человечества, заблуждающегося и способного на дурные поступки, но вместе с тем обладающего огромным потенциалом и для совершения добрых дел, для изменения мира вокруг себя к лучшему.
Если не «неидеальность» Турина главное в его истории, то что? Для ответа на этот вопрос надо обратиться к зачину его истории. Эльфы и союзные им люди (эдайн) побеждены Морготом в Битве Бессчетных Слёз (Нирнаэт Арноэдиад) при помощи предателей-истерлингов, которые захватывают Дор-Ломин, землю порабощенных ими эдайн народа Хадора, и совсем юного Турина его матери Морвен приходится отослать в эльфийское королевство Дориат. Князь Дор-Ломина Хурин Стойкий, отец Турина, взят в плен Морготом, который хочет заставить его служить себе — и проклинает, получив отказ:
«Древнейший Король — я: Мелькор, первый и могущественнейший среди Валар; тот, кто был до сотворения мира, тот, кто создал его. Тень моего замысла лежит на Арде, и все, что только есть в ней, медленно и неуклонно подпадает под мою власть. Все, кто тебе дорог, ощутят тяжкий гнет моей мысли, точно мглистое марево Рока, и ввергнуты будут во тьму отчаяния. Куда бы ни направили они шаг, везде воспрянет зло. Когда бы ни заговорили они, слова их обернутся гибельными советами. Что бы они ни содеяли — все обратится против них же. Не будет для них надежды в смертный час, и в последний миг проклянут они и жизнь, и смерть» («Дети Хурина»).
Но Хурин отказывается капитулировать даже перед лицом превосходящей силы: «Так все и случилось; однако говорится, что Хурин ни разу не попросил Моргота ни о снисхождении, ни о смерти — ни для себя, ни для кого бы то ни было из родни своей» («Сильмариллион»).
Турин мог бы спастись, живя в мире и покое за надёжно ограждающей Дориат волшебной Завесой королевы Мелиан. Но он сперва с другими воинами Дориата защищает рубежи королевства от Моргота, а потом остается воевать с Морготом в других краях. Потому что он не может не противостоять виновнику страданий его народа и его семейства («Сердце его и мысли то и дело обращались к родне» — «Дети Хурина») — даже зная, что борьба, скорее всего, безнадёжна. Раз за разом после очередного поражения, таких как гибель партизанского отряда изгоев на Амон Руд или падение Нарготронда, он находит в себе силы подняться и продолжать борьбу. Недаром в Бретиле он берёт имя «Турамбар», «Победитель Судьбы» — судьбы как злого рока в языческом смысле слова, ведущего к трагедии.
И даже утрачивает веру в себя и совершает самоубийство он не после поражения (напротив, в Бретиле ему удалось убить Глаурунга, величайшего из бескрылых драконов Моргота и праотца драконьего племени) — а после того, как он понимает, что из-за него погибла Ниниэль (оказавшаяся его лишенной памяти сестрой Ниэнор, с который он совершил инцест по незнанию) и что убитый им Брандир Хромой был безвинен. Турин оказывается побежден не грубой силой, перед которой он не склонялся никогда, а муками совести.
Возвращаясь к искушению Хурина, отмечу, что к отцу Турина Моргот обращается не иначе как «Глупец, ничтожество средь людей — народа, последнего среди наделенных даром речи!» («Дети Хурина»). На мой взгляд, самое главное в этой истории — то, что постыдно и губительно сдаваться из страха перед силой, тем более — перед тем, кто ненавидит и презирает других, считая их низшими существами, самой природой предназначенными ему для рабства. И Хурин, и его сын Турин понимают это — и борются до конца.
Ср. с замечанием Толкина об отношении к Детям Эру, Единого Бога (эльфам и людям, созданиям из плоти, в отличие от «ангелов»-айнур) со стороны Моргота и последовавших за ним в его падении айнур, мнящих себя высшими существами по отношению к ним (в беседе с Хурином Моргот претендует, в сущности, на положение бога или даже Бога-Творца):
«Падшие, такие, как Мелькор/Моргот и его приверженцы (среди которых одним из главных был Саурон), увидели в них идеальный материал для подданных и рабов, для которых они могли бы стать повелителями и «богами», завидуя Детям и втайне их ненавидя» (Письмо 212).
«Эльфов, тем более — Людей, он презирал за их "слабость", то есть недостаток физической силы или власти над "веществом"» («Преображенные Мифы»).
Примечательно, что именно эта черта свойственна и другим антагонистам, фигурирующим в «Детях Хурина»). Например, когда Хурин и Хуор одно время жили в тайном эльфийском городе Гондолине (именно путь туда хотел узнать от Хурина Моргот), у них случился конфликт с гондолинским принцем Маэглином (позднее предавшем город в пользу Моргота), презрительно относившимся к людям и недовольным тем, что им позволили уйти:
«Уход их нимало не огорчил Маэглина, сына сестры короля, что пользовался в Гондолине немалой властью; однако недоволен остался Маэглин королевской снисходительностью, ибо не жаловал весь людской род; и сказал он Хурину:
— Милость короля больше, нежели ты думаешь; впору подивиться, с какой бы стати отменять закон ради людского отродья. Надежнее оно вышло бы, кабы не было у двух мужланов иного выбора, кроме как остаться здесь на положении наших слуг до конца жизни» («Дети Хурина»).
Ту же черту демонстрирует злой и высокомерный советник дориатского короля Тингола Саэрос, тоже рассматривающий людей как низших существ и дикарей; именно убийство Саэроса Турином (по сути — при самообороне, ведь Саэрос первым напал на него, и исподтишка) приводит к изгнанию героя из Дориата и последующим трагическим событиям:
«Был Саэрос весьма надменен и заносчиво обходился с теми, кого почитал ниже себя по положению и достоинству <...> и людей не жаловал» («Дети Хурина»).
На королевском пиру он говорит Турину:
«— Ты, человек из Хитлума, надо думать, пришел к столу в спешке, так что драный плащ извинителен; но почто волосы твои спутаны, как ежевичные заросли? Верно, кабы нечесаные космы не закрывали твоих ушей, ты бы лучше слышал, что говорят тебе <...> Ежели мужи Хитлума столь свирепы и дики, то каковы женщины той земли? Верно, бегают они по лесам, точно лани, одетые лишь в плащ из собственных волос?» («Дети Хурина»).
То же свойство демонстрирует и один из вождей истерлингов-предателей Бродда, рассматривающий покоренных им эдайн из народа Хадора исключительно как своих рабов:
«— Довольно! — завопил он. — Или жену мою станет упрекать во лжи здесь, передо мною, нищий, что бормочет на невольничьем языке? Нет в Дор-Ломине никакой Владычицы. Что до Морвен, она была из народа рабов и сбежала, как это за рабами водится» («Дети Хурина»).
Враги Турина и его рода — надменные, те, кто считают других стоящими ниже себя и думают, будто имеют право безнаказанно порабощать или унижать их. И далеко не случайно Турин последовательно защищает слабых и даже «чужаков» — тех, жалость к кому оригинальным героям архаики была, к сожалению, свойственна не слишком часто.
Даже у Толкина, уважительно относившегося к простым людям, мир которого сильно менее жестко-иерархичен, чем реальное Средневековье, большинство главных героев «Сильмариллиона» и «Властелина Колец» (как и реальные герои архаики) — представители высших слоёв общества, аристократы и землевладельцы (единственное исключение — садовник Сэм Гэмджи из «Властелина Колец»). Турин, сын князя — не исключение, но именно в его сюжетной линии раз за разом прослеживается мотив защиты слабых.
В детстве, ещё до Битвы Бессчётных Слёз, единственным другом Турина, потерявшего горячо любимую им маленькую сестрёнку Лалайт в насланной Морготом на народ Дор-Ломина эпидемии, был простой плотник Садор, являвшийся вдобавок инвалидом:
«Другом этим был один из домочадцев Хурина, именем Садор; был он хром и мало с ним считались. Прежде был он лесорубом и по несчастливой случайности либо по собственной оплошности отрубил себе топором правую ступню, и нога его усохла. Турин прозвал его Лабадалом, что значит Хромоног, хотя имя это Садора не обижало: ведь подсказано оно было жалостью, а вовсе не презрением. Садор работал в надворных постройках — мастерил или чинил всякие мелочи, потребные в доме, так как плотник был не из худших; Турин же порою подавал ему одно и другое, чтобы тот не трудил лишний раз ногу» («Дети Хурина»).
Суровая Морвен, мать Турина, недолюбливала Садора:
«По собственной оплошности покалечился он, и в работе не сноровист, ибо тратит немало времени на пустяки, ему не порученные» («Дети Хурина»).
Однако, благодаря Турину, «с тех пор с Садором обходились добрее; теперь поручили ему сработать для господина великолепное кресло в парадную залу» («Дети Хурина»).
После ухода из Дориата, вызванного гибелью Саэроса, Турин попадает в отряд изгоев — грабящих и убивающих что слуг Моргота, что мирных людей. Интересно замечание Толкина о мотивах Турина: «— Нейтаном, «безвинно обиженным», зову я себя, — промолвил Турин, и Нейтаном с тех пор именовали его изгои; и хотя говорил он, что пострадал от несправедливости (и слишком охотно верил любому, кто утверждал про себя то же самое)» («Дети Хурина»). Однако статус жертвы для Турина — вовсе не повод творить что угодно.
Вскоре он убивает вожака отряда Форвега за попытку изнасилования дочери крестьянина Ларнаха, а затем, возглавив банду, уводит её в глушь, вдаль от людей, чтобы не жить грабежом; со временем, под влиянием Турина и его друга, дориатского эльфа Белега, изгои переключаются с обдирания простых крестьян на повстанческую борьбу против Моргота:
«Там либо посчастливится нам больше, либо нет; но по крайней мере меньше станут нас ненавидеть наши сородичи» («Дети Хурина»).
В отличие от других изгоев, желавших жестоко расправиться с пленённым ими Малым Гномом Мимом, Турин проявляет к нему сострадание и становится его другом (замечу, что история гнома Мима может являться ещё и частью полемики Толкина с Рихардом Вагнером).
После разгрома отряда изгоев и гибели его друга Белега при освобождении Турина из орочьего лагеря Турин встречает бежавшего из Ангбанда, твердыни Моргота, раба-эльфа — Гвиндора, некогда великого воина Нарготронда, а ныне — согбенного измученного беглеца, лишившегося руки в ангбандских копях. Гвиндор приводит его в Нарготронд, где Турин занимает высокое положение за счет своих воинских качеств — а вот Гвиндору не везёт: «Гвиндор впал в немилость, ибо утратил былую воинскую доблесть, и сила его иссякла, и боль в изувеченной левой руке то и дело давала о себе знать» («Дети Хурина»).
Однако Турин не оставляет своего друга — «Турин любил Гвиндора, провожатого своего и исцелителя, и сочувствовал ему всей душой» («Дети Хурина») — хотя они спорят по вопросам ведения войны и Гвиндор обвиняет Турина в том, что тот подвергает Нарготронд риску. После поражения нарготрондской армии от войска Моргота во главе с Глаурунгом в битве на поле Тумхалад Турин спасает друга с поля боя, но тот умирает от полученных ран.
Глаурунг смог заморочить Турину голову при падении Нарготронда — из-за чего Турин отправился в Дор-Ломин вместо того, чтобы спасти попавшую в плен нарготрондскую принцессу Финдуилас — именно манипулируя совестливостью Турина и тем, что он переживал из-за Морвен и Ниэнор, своих матери и сестры, оставшихся на его родине (а также тем, что сердце Финдуилас обратилось от Гвиндора, её жениха, к нему):
«— Зло сеешь ты повсюду на пути своем, сын Хурина, — рек он. — Неблагодарный приемыш, разбойник с большой дороги, убийца друга, разлучник любящих сердец, узурпатор Нарготронда, безрассудный войсководитель, предатель родни своей. Мать и сестра твоя прозябают в рабстве в Дор-Ломине, лишения и нищета — их удел. Ты разряжен, как принц, они же ходят в лохмотьях; по тебе тоскуют они, но тебе до них нет дела» («Дети Хурина»).
В Дор-Ломине, расправившись с захватившим имущество его семьи Броддой, Турин хочет взять с собой его вдову Аэрин, уже немолодую и ослабшую, (женщину из народа Хадора, силой взятую победителем-Броддой в жёны), чтобы отвести её в защищенный Завесой Мелиан и недоступный для врагов Дориат. Он говорит ей со словами сострадания: «Ты была создана для мира не столь жестокого. Идем же со мною!» («Дети Хурина»).
Оказавшись в Бретиле, земле эдайн из народа Халет, Турин быстро оттесняет от власти (играя роль военного вождя) её формального правителя, Брандира Хромого, неспособного возглавлять войско. Но, вместе с тем, он осуждает насмешки над Брандиром (с которым они, как и с Гвиндором, спорят о тактике ведения войны — Турин стоит за более активные боевые действия) некоторых своих сторонников, относясь с уважением к его способностям лекаря:
«...не пренебрегаю я тобою, отнюдь! Сам видишь: должно нам поспешить, так что пойдем мы быстро, и в походе нашем надобны крепкие, сильные воины. Думается мне, что твое место — с народом твоим. Ибо ты мудр, ты — целитель, а может статься, что очень скоро великая нужда возникнет и в мудрости, и в целении» («Дети Хурина»).
Даже в инцестуальный брак с собственной сестрой Ниэнор, лишившейся памяти из-за чар Глаурунга, Турин вступил именно потому, что, найдя её в беспомощном положении, проявил заботу о ней и неотступно находился рядом с Ниэнор, когда Брандир её выхаживал; со временем это привело к тому, что Турин и Ниэнор сблизились и полюбили друг друга:
«И подошел Турамбар, и поднял ее с земли — с мокрых ее волос капала вода, она же закрыла глаза и не дрожала более и не противилась. Подивившись, что лежала она на холме совсем нагая, Турин набросил на нее свой плащ и отнес ее в охотничий домик в лесу. Там развели огонь, и закутали ее в одеяла <...> Турамбар же взял ее руку в свою и улыбнулся, и молвил:
— А теперь, госпожа, не скажешь ли нам, как зовут тебя, и кто твоя родня, и что за беда с тобой приключилась? <...>
Долго пролежала она во власти недуга, Брандир же пустил в ход все свое искусство, дабы исцелить ее, а жены лесных жителей ухаживали за ней днем и ночью. Но лишь когда рядом с нею был Турамбар, успокаивалась она или засыпала без стонов» («Дети Хурина»).
Турин — могучий воин, но он с сочувствием относится к тем, кто слабее него — женщинам, калекам и даже к чужеземцам (по версии «Серых Анналов», например, в его отряде изгоев был даже истерлинг Блодрен, сын Бана, хотя именно истерлинги захватили родину Турина). В определённом смысле именно его можно назвать защитником угнетённых.
Как разительно это контрастирует с мировоззрением антагонистов — того же Моргота, чей образ мыслей Толкин в одном из писем именовал «поклонением Силе» (Письмо 183)! Турин силен — но сочувствует слабым. Моргот боготворит силу и презирает слабость — но «поклонение силе» одновременно лишает его (в отличие от Турина, до конца отказывающегося склониться, подобно своему отцу) элементарного чувства собственного достоинства; достаточно вспомнить сюжет из «Сильмариллиона», где он ради освобождения из темницы Мандоса имитирует раскаяние (ничуть не раскаявшись) и униженно просит прощения у Валар, «архангелов» или «богов», поставленных Эру управлять миром Арды.
Характерно, что Моргот видит мир в максимально циничном ключе и не способен представить верность каким бы то ни было принципам — он убеждён, что любого человека можно запугать угрозами, соблазнить почестями или, на худой конец, банально купить; достаточно посмотреть на описание его беседы с Хурином в раннем «Лэ о детях Хурина»:
«Нет, в разброде твой разум, безумье владеет тобой.
Мои неизмеримые сокровища грудами высятся,
неисчислимые, сложены они в местах потаенных,
столетьями под спудом; там эльфийского серебра
и злата бледен блеск в полумраке;
драгоценности и самоцветы, во дворцах богами
некогда хранимые, а ныне ими оплакиваемые, —
вот чем владею я днесь и воздам тебе щедро —
Той мздой насытится и Змий Алчбы».
В поздних «Детях Хурина» отражена та же идея:
«Тогда Моргот повелел сковать его цепями и подвергнуть изощренной пытке; однако, спустя некоторое время явился он к пленнику и предложил ему выбор: свободно идти куда вздумается либо обрести немалую власть, став первым из военачальников Ангбанда — если только согласится он открыть, где крепость Тургона, и все, что знает о замыслах короля. Но Хурин Стойкий насмеялся над ним, говоря:
— Слеп ты, Моргот Бауглир, и вовеки не прозреть тебе, ибо видишь только тьму. Не понять тебе, что движет сердцами людей, а кабы и понял — так дать это не в твоих силах» («Дети Хурина»).
Но семья Хурина своим выбором опровергает его циничный взгляд на людей — даже в своей ужасной гибели. Глубоко не случайно то, что Турин, а не кто-то иной, должен стать победителем Моргота. А в «Легенде о Сигурде и Гудрун» — «фанфике» Толкина по истории Сигурда Убийцы Фафнира — Сигурд, герой, на основе которого Толкин отчасти создал образ Турина, уподобляется Христу как «новому Адаму», спасителю человечества и победителю дьявола (с которым Толкин соотносил Моргота как главного антагониста):
«В день Судилища
Придет бессмертный —
Кто вкусил от смерти
И вовек не умрет,
Герой-змееборец
Из рода Одина:
Не иссякнет все сущее,
Не сгинет Земля.
Шлем — на челе его,
В длани — молния;
Величествен лик,
Пламенный дух.
Минет война —
В мире отстроенном
Изведают счастье
Испившие горечь».
Характерно авторское замечание:
«Никому из богов этого свершить не дано: только тому единственному, кто жил на земле сперва как смертный и умер».
И Турин в ранней версии мифологии Толкина («Книга Утраченных Сказаний») вместе со своей сестрой Ниэнор после смерти очистился от своих грехов в «чистилище» огненной купели и, преобразившись, уподобился «богам»-Валар, поселившись среди них:
«Поистине, Турамбар последовал за Ниэнори черными путями к дверям Фуи, но та не пожелала отворить им, и Вэфантур [Мандос, Вала, правящий загробным миром и ставящий узко понятую справедливость справедливость выше милосердия] тоже. Но ныне молитвы Урина [Хурина] и Мавуин [Морвен] дошли до самого Манвэ [главы Валар, Короля Арды], и боги сжалились над их несчастной судьбой, посему эти двое, Турин и Ниэнори, вступили в Фос'Алмир, огненную купель, ту, что Урвэнди [Ариэн, владычица Солнца] и ее девы сотворили века назад до первого восхода Солнца, и так омылись они от всех своих скорбей и позора, зажив среди благословенных подобно сияющим валар» («Турамбар и Фоалокэ»).
Это — единственный пример подобного в Легендариуме Толкина. Берен и Лютиэн воскресли из мертвых благодаря самоотверженной любви Лютиэн, человек Туор (по некоторым версиям) стал эльфом, полуэльфы Эарендиль и Эльвинг обрели эльфийское бессмертие — но никто другой из людей в толкиновской мифологии не уподоблялся «ангелам»-айнур!
Турин глубоко актуальный герой для современности, где распространено светское или даже атеистическое мировоззрение, ещё и в том плане, что он не полагается на высшие силы (по крайней мере, на Валар — Эру, Бог-Творец, в мире Толкина в любом случае слишком далек), лишь на себя, и, более того, в беседе с Гвиндором ставит под сомнение их авторитет:
«— Валар! — воскликнул Турин. — Они бросили вас на произвол судьбы, а людей презирают. Что толку глядеть за бескрайнее Море на догорающий на Западе закат? Есть лишь один Вала, с которым приходится нам иметь дело, и Вала этот — Моргот <...> Стойкость Хурина Талиона — великий подвиг; и пусть Моргот убьет героя, но самого деяния ему не отменить. Деяние это почтят даже Владыки Запада, и разве не вписано оно в историю Арды, что не зачеркнуть ни Морготу, ни Манвэ?» («Дети Хурина»).
Толкин — по крайней мере, на позднем этапе своего творчества, когда он старался «пригладить» образ Валар, подогнав облагороженную версию языческих богов под совсем уж благостных христианских архангелов — едва ли одобрил бы подобное мнение своего героя, при всей своей любви к нему. Однако мне с моими атеистическими убеждениями позиция Турина ближе. Особенно с учетом того, что большинство Валар, за вычетом Манвэ и Ульмо, действительно оставило эльфов и людей на произвол судьбы. А в ранних текстах Толкина решение отказать в помощи «убийцам родичей» из числа эльфов-нолдор даже осуждалось прямым текстом (что позднее было вымарано при доработке текстов).
В этой речи Турина особенно бросаются в глаза другие его слова: «Ибо победа есть победа, даже малая, и ценна победа не только последствиями» («Дети Хурина»). В рамках вымышленного мира Толкина, где история направляется промыслом Эру, в конечном итоге победа добра неизбежна — но даже если бы Турин был обречён на абсолютное, а не относительное (прижизненное) поражение, его борьба заслуживала бы уважения.
Здесь, сдаётся мне, Толкин заранее дал ответ всем тем современным критиками — наподобие Джорджа Мартина — обвиняющим его, помимо «черно-белой картины мира», в излишнем оптимизме и нереалистичности — мол, добро неизбежно победит зло. В рамках мира Толкина это, по замыслу автора, действительно так — но для Турина в конечном итоге неважно, так это или нет; он в любом случае будет сопротивляться Морготу.
Историю Турина в этом плане можно сравнить с историей истерлингов в Битве Бессчётных Слёз. Два крупнейших племени истерлингов, народ Бора и народ Ульдора, в этой битве повели себя диаметрально противоположным образом — одни остались верны союзникам из числа эльфов и эдайн, а другие предались Морготу и ударили в спину бывшим друзьям:
«В этот час обнаружился заговор Улфанга. Многие восточане дрогнули и обратились в бегство, ибо сердца их оказались во власти страха и лживых посулов, но сыновья Улфанга неожиданно переметнулись к Морготу и атаковали Маэдроса с тыла, и, среди всеобщего смятения, ими же созданного, подобрались к самому знамени Маэдроса. Но не суждено было предателям получить обещанную Морготом награду, ибо Маглор сразил Улдора проклятого, главаря изменников, а сыновья Бора, прежде, чем пали сами, убили Улфаста и Улварта» («Сильмариллион»).
И сыновья Бора, и сыновья Ульфанга в результате сделанного ими выбора погибли, и в каком-то смысле предатели оказались «успешнее» (хотя их вожди и погибли) — выжившим из их числа достались земли эльфов и эдайн в Хитлуме. Но верные сыновья Бора, пусть и проигравшие, в этой истории выглядят достойнее, чем сыновья Ульфанга, погибшие на службе у того, кто презирал всё человечество и считал всех людей своими рабами.
В этом плане, на мой взгляд, история семьи Хурина разительно контрастирует с историей семейства Старков в «Песни Льда и Огня» того же Мартина. В обоих случаях благородные и принципиальные герои противостоят враждебному миру и терпят поражение — но у Мартина поражение Старков обставлено максимально унизительно и изображено как результат их «глупости», в то время как история Турина написана как возвышенная трагедия, где главный герой ведёт себя достойно даже перед лицом поражения.
Поэтому ценность сказания о Турине, на мой взгляд — ещё и в том, что оно крайне востребовано в художественном плане как противоядие от модной ныне идеологии «винерства», культа «успеха» и «успешных людей» независимо от того, какими средствами будет достигнут «успех» и что из себя будут представлять «успешные люди».
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: