Найти в Дзене
Александр Дугин (отец Дарьи)

Оргийное чтение: героика масок

Создать карусельДобавьте описание
Создать карусельДобавьте описание

Синтаксис Диониса принципиально отличен от аполлонического. Следовательно, в этом случае мы имеем совершенно иную герменевтическую модель интерпретации мифов, ритуалов, философских учений, культуры и политики. На основе того же самого алфавита богов, что и в случае аполлонического толкования, здесь выстраивается совершенно иная последовательность и топология.

Логос Диониса предполагает синтаксис центра. Здесь высказывание строится не вокруг подлежащего, но вокруг сказуемого (ρήμα). Дионис не столько субъект, сколько действие, преображающая сила, передающая прямое присутствие божества. Вся структура мифа как фразы или рассказа в дионисийской топике строится вокруг действия, процессии, оргии (ὄργια), то есть мистерии. Сам Дионис именуется «богом мистерий». Он открывается в процессе и процессии, в динамике и движении, которое и обнаруживает собой центр, но не прямо, а косвенно, по касательной. Центральность синтаксиса Диониса состоит в том, что здесь главное внимание сосредоточено на моменте преображающего действия, от которого откладывается и тот, кто действует и то, на что это действие оказывается. Структура интерпретации мифа в этом режиме развертывается вокруг динамической силовой оси, которая указывает на оба предела (субъект и объект действия, на подлежащее и на его свойства) и в чем-то конституирует их. Поэтому Дионис в мифе описывается как бог превращений. Он действует не в жестко упорядоченной Вселенной, с раз и навсегда проложенными путями и уложениями, но в пространстве абсолютной свободы, которое является пространством чудес, поскольку само по себе оно и есть квинтэссенция преображающего чуда — создающего миры и снимающего их фатальность в стихии тонкой божественной игры.

Соответственно, дионисийская модель интерпретации основных фигур и сюжетов греческой культурной традиции прочитывает их в духе деятельной функциональности, в динамическом срезе. Важно не то, какова идентичность бога, героя или иного персонажа, но насколько блистательным, экстатическим и экзистенциально насыщенным является его деяние. Это деяние, сказуемое, глагол, фасцинация речью и жестом, сами порождают оба полюса греческого мира — небесный и земной. В отличие от Гермеса, который выстраивает структуры промежуточного пространства между субъектом и объектом, небом и землей, герменевтика Диониса не является герменевтикой посланничества или ходатайства, функционалом ангела. Дионис — это момент разделения/объединения, взятый как свободный центр. Он не исходит ни сверху, ни снизу и не опосредует своей фигурой пределы. Он создает миры Неба и земли, как продукты своей творящей игры, как горизонты трансформаций, как побочные результаты своего кипящего — чрезмерного — наличия, перетекающего через край.

Дионис в равной мере свободно чувствует себя и на Небе и под землей, в мире мертвых. Он Аид в той же мере, что и Зевс. Но при этом он никогда не только Аид, а всегда ещё и Зевс, и никогда не только Зевс, но всегда ещё и Аид. Поэтому миф, прочитанный в дионисийском синтаксисе центра, всегда содержит в себе амбивалентность и поливалентность: в любой момент любая фраза, сюжет и фигура могут измениться, оказаться не тем, что мы думаем. Вертикальная топика верх/низ меняется полярной топикой — центр/периферия. В центре, где присутствие Диониса максимально, находится точка свободы — как открытый момент преображающего действия. Дионис не субъект, он не имеет устойчивой идентичности — в отличие от Аполлона или Зевса. Все формы, под которыми он выступает, им заимствованы, являются масками. Поэтому полнее всего соответствует его природе символ маски, всегда скрывающей под собой что-то ещё — другую маску. Не случайно трагедия и театр вообще возникли из культа Диониса.

Показательно, что в структуре культа Диониса мы находим хтонических персонажей из области Великой Матери, а также отсылки к небесным божествам Олимпа. И те, и другие соучаствуют в дискурсе Диониса как учреждаемые им феноменологические вспышки. Процессия Диониса состоит из масок. Впечатляет, что на некоторых эллинских барельефах и росписях мы видим в свите Диониса сатиров, которые носят маски сатиров. Точно также, для топики Диониса было бы естественно, чтобы люди носили маски людей, а боги — маски богов. Дионис — это поле божественной эпифании. В эпифании открывает себя божество, но в отличие от аполлонического синтаксиса, акцент ставится не на идентичности божества в его строго иерархической подчиненности — бог являет себя в герое, герой в человеке и т.д., но на самом факте явления, на его стихии. В синтаксисе центра важнее, что нечто является, нежели то, что или кто именно является. Важнее сам феномен, который фасцинативен именно как маска и, следовательно, личина, личность.

Дионисийское прочтение эллинской культуры будет равнозначно мистериальному прочтению. В области религии более всего этому соответствуют Элевсинские мистерии и собственно празднества Диониса. В области теологии — учение орфиков, и не случайно у орфиков первым существом является Фанет (Φάνης), чьи имя происходит от слова φαντός, явленный. Фанет — это явление вообще, а значит, мы имеем дело с дионисийским прочтением, так как Дионис — бог эпифании по преимуществу, бог феноменологии, бог-феноменология. В досократовской философии полнее всего такому подходу соответствуют парадоксы Гераклита, а в послесократовской — риторика и физика Аристотеля в отличие от логики, где преобладает аполлоническое начало.

Язык Диониса, его Логос строится вокруг типа героя и человека, вокруг героического человека. Поэтому и богов, и хтонические могущества этот синтаксис склонен интерпретировать в героическом ключе. Действия, оргии, мистерии богов — это поле активности световых героев; в царстве Великой Матери, под землей и в мире мертвых — развертывается активность тьмы и ночных начал. Но в любом случае мир видится как пространство свершений, деяний, подвигов. Соответственно, и мифемы, алфавит богов выстраиваются в динамичных синтагмах, воплощающих в себе трансформации, перевоплощения, непрерывный поток чудес. Жрецы Диониса пребывают в постоянном движении. Они суть водовороты букв и знаков, жестов и символов, выстраивающих новые и новые контексты и структуры. Язык Диониса — это язык акта, действия в прямом и театральном смысле.