На четвертый день мать Аглаи, засобиралась в обратный путь, в лесную глушь, к своим вековым елям.
– Мама, ты снова покинешь меня? – взмолилась Аглая, и в голосе ее звенела неприкрытая боль. – Зачем тебе уходить? Здесь места хватит всем, дом просторный. Останься!
– Доченька, – тихо ответила мать, – теперь здесь Любаша станет главной на селе, хозяйкой деревенского очага. А две медведицы в одной берлоге, сама знаешь, не уживутся. Гибельное это дело, когда две колдуньи в одном логове.
И, словно утешая дочь, добавила:
– Коли хочешь, ступай со мной. Будешь мне верной сподручницей.
Вместе будем травы собирать, зелья чудодейственные варить, да страждущих принимать.
Дел у меня – непочатый край. Одна я совсем из сил выбиваюсь, хозяйство непосильной ношей на плечи лежит. Матвей с семьей, конечно, всегда рядом, по первому слову прибегут, но как-то совестно их все время дергать, неловко обременять.
Не могу я бросить дом, что стал тихой пристанью для обездоленных и больных. Клятву дала – до скончания дней своих людям помогать. Они ведь тропу ко мне истоптали. Как я могу их покинуть? – тихо молвила Меланья. – Да и хорошо мне там! Словно в раю поселилась. Тишина такая, что звон в ушах. Никто не шепчется за спиной, как воронье в этой деревне. Птицы по утрам – будто ангелы поют, щебечут на все голоса.
Ручей из родника, как хрустальная нить, журчит, по камням перебирает. Вода – чистейшая, ледяная. Не знаю, как и благодарить Бога. Сначала-то думала, что на погибель он меня обрек, наказав отшельничеством, а теперь вижу – нет. Что Бог ни делает, всё к лучшему. Тоскую, сердце кровью обливается по моим местам. Поехали со мной, доченька.
– А и то верно! – воскликнула Аглая, и глаза ее заискрились надеждой. – Что меня здесь держит? Ничего, кроме пыльных дорог и воспоминаний. Я с тобой поеду! Только вот Василия попрошу, чтобы коня своего вороного запряг да нас до болота Черного добросил. А там пешком доберемся. Ах, да… – спохватилась она, – Я лишь к Оксане забегу, проститься. Она мне, как мать родная, была.
– И я с тобой, доченька, – загадочно промолвила Миланья. – Долг платежом красен. Подарок благодарственный передать нужно Оксане.
Переступив порог дома, Оксана увидела Витьку, бесформенной грудой развалившегося на постели.
– Здравствуй, Оксана! – промолвила Меланья. – Что это твой Витька в постели прохлаждается, когда солнце уже в зените?
– Опять, что ли, до чертиков напился? – возмущенно выпалила Аглая.
– Да никак не может из хмельного омута выбраться после свадьбы, – жалобно пролепетала Оксана. – Я уж и боюсь его трогать. Пусть лучше тихо лежит, никого не задевает, а то беды не оберешься.
– Он больше никогда не посмеет тебя тронуть. Забудь о его грязных руках и пьяных выходках! – голос Меланьи раскатился громом среди тишины.
Она протянула Витьке склянку с мутным зельем.
– Пей сейчас же! Иначе обращу в навозного жука, и будешь ты козявкой ползать по земле! – прошипела женщина, чье лицо скрывала черная повязка.
Испуганный Витька залпом осушил коричневый флакончик, скривившись от отвращения.
– Что за дрянь ты там намешала? – проворчал он, ощущая тошнотворный привкус во рту.
– Отныне и навек, лишь глоток самогона коснется твоих уст, почувствуешь смрад и гниль. Вмиг отхлынет хмель, и век тебе не захочется пригубить этого зелья. И руки свои грязные к Оксанке не смей тянуть. Запомни, если еще раз поднимешь руку на нее, помни, я свое обещание в миг исполню. Вся жизнь твоя в навозной куче пройдет, – промолвила она ледяным голосом, от которого кровь застыла в жилах Витьки.
– Ни на секунду не задумаюсь, – еще раз для пущего устрашения подтвердила свое намерение Меланья.
Аглая, прикрыв рот ладонью, еле сдерживала взрыв хохота, наблюдая, как с дяди Вити, словно утренний туман, мгновенно слетел хмель, обнажив перепуганное выражение лица.
И тут Витьку прорвало:
– Аглаюшка, прости меня, дурака старого! – пробормотал он, словно молитву. – Не хотел я зла тебе, кровиночке моей, причинять. Бес попутал, честное слово. Случайно все вышло, по пьяной лавочке. Век теперь буду грех свой замаливать, да у Бога прощения выпрашивать!
С виноватым лицом, Виктор соскочил с кровати и шаркая босыми ногами по половицам, приблизившись к Аглае, обнял ее робко, словно хрупкую вазу, боясь разбить.
– Ты же нам дочкой была, дочкой и останешься до последнего вздоха. Бог не дал нам своих детей, а ты – словно кровинка родная. Я ведь сам готов был руки на себя наложить, когда такое с тобой содеял, – роптал Виктор, голос его дрожал, как осенний лист на ветру.
– Не виноват ты ни в чем. Мне с выше было начертано кровью искупить свой грех. А тебе лишь выпало стать орудием рока, исполнителем предначертанного. В этом мире ни одна песчинка не падает случайно, все сплетено в единую ткань.
– Так, значит, я душу твою от скверны очистил? Вот тебе на-а-а! Как же всё мудрено в этой жизни, – Витек удивленно вскинул брови. – Ни за что бы не подумал. Спасибо тебе, Аглаюшка, за откровение. Будто гора с плеч свалилась, – он облегченно вздохнул. – Словно камень с души сняла. Да за такое известие, клянусь, и капли зелья больше в рот не возьму!– перекрестился клятвенно Виктор.
– Вот и хорошо. Ну, а теперь пришло время прощаться, – с грустью произнесла Аглая. – Не знаю, когда судьба вновь позволит нам свидеться. Я с матерью в лес ухожу, – сказала Аглая и обняла Оксанку.
– Виктор дорогу помнит. Если что – приезжайте, не стесняйтесь, али помощь какая понадобится, – с искренней теплотой промолвила Меланья.
– Да как же так, Марфа, может, останешься? Здесь твой дом, родной угол. Куда тебе в лес-то опять? Двадцать лет пролетело, как сон. Зачем же снова в чащу бежать?
– Надо мне, Оксанушка. Самой судьбой предначертано жить мне в лесу до скончания дней. Ко мне люди идут за помощью, не могу я их оставить, – с тихой грустью объяснила Меланья. – Да зови меня просто Меланьей. Так как нет давно уже никакой Марфы… Марфа осталась в той, прошлой жизни, – прошептала она, словно призрака коснулась.
– Хорошо, как скажешь. Слыхали мы много про твои добрые дела, но знать не знали, что Меланья это ты Марфа наша, – прощебетала Оксанка, утирая слезы с раскрасневшихся от волнения щек.
В этот момент загадочно, тихо, слегка наклоняясь к уху Оксаны, Меланья прошептала:
– Через полтора года не забудь на крестины позови, – проворковала Меланья, и в уголках ее глаз заиграли лукавые искорки.
– На чьи же? – растерялась Оксана, широко раскрыв от удивления глаза.
– На крестины дочки вашей… через полтора года. Вокурат во время сбора урожая на полях, – уточнила Миланья, словно делилась самым обыденным секретом. – Вот и говорю, не забудь позвать.
Оксана от неожиданной радости едва дар речи не потеряла. Сердце бешено заколотилось, готовое вырваться из груди.
– Да ты смеешься, чо ли? Я поди уж сороковой десяток разменяла. Тебя всего-то на два года младше. Что ж я, курам на смех, в сорок три года с пузом ходить буду? – Оксанка радостно представила картину, выпятила живот и расхохоталась. Но тут же, словно осознав всю праведность слов, чуть не рухнула как подкошенная к ногам Меланьи в порыве благодарности. Та едва успела ее подхватить.
– Это тебе мой подарок, за доброту твою, за помощь моей матери в воспитании Аглаи, дочки моей. – Виктор пить больше не будет. Через полгода заберемениешь, и в положенное время на свет появится здоровый малыш, ваша общая радость и гордость.
Хотела было Меланья коснуться и судьбы Оксанкиной дочурки, но удержалась, предоставив будущему самому расписать его историю.
С этими словами Меланья и Аглая вышли на улицу, где, словно встревоженные воробьи, сбились в кучки сельчане, перешептываясь и бросая прощальные взгляды.
Попрощавшись с сельчанами, Аглая с матерью взобрались на повозку, на которой уже ждал Василий, и лошади, взметнув в воздух клубы пыли, понесли их по проселочной дороге, оставляя за собой лишь стихающий цокот копыт.
Достигнув Черного болота, Василий спешил помочь путницам выбраться из повозки. В уголках его глаз плясали предательские искорки слез, которые он тщетно пытался скрыть в тени густых бровей.
– Значит, ты… ты в лес, на вечное поселение, – с горечью проговорил Василий, обращаясь к Аглае. – А как же я? Как жить мне без тебя, свет мой?...
Аглая лукаво улыбнулась, и в ее глазах заиграли озорные огоньки.
– Вот и проверим, сколь крепка твоя любовь, Василий! Согласен ли ты разделить со мной лесную жизнь?
Сердце Василия встрепенулось, словно пойманная птица.
– Хоть сейчас! С тобой – хоть в глушь лесную, хоть на край Северного полюса! Лишь бы рядом, голубка моя, лишь бы видеть тебя!
И, бережно усадив Аглаю и ее мать обратно в повозку, Василий, с новым пылом взмахнув плетью, направил лошадей вглубь темного леса.
Как сложится жизнь героев рассказа? Какие переплетения судеб приготовлены для них в будущем? Ответы на эти вопросы находятся на заключительных страницах нашей повествовательной истории, которая выйдет завтра вечером.
Спасибо за внимание. 😊🌼💖🌼
Продолжение здесь👇