— Семья — это лодка, Верочка. В ней нельзя грести в разные стороны.
Александр сказал это пять лет назад, когда они, обнявшись, сидели на кухне своей съёмной однушки и мечтали. Мечтали о большой квартире, где у их будущего сына будет своя комната, а у неё, Веры, — широкий подоконник с цветами. В тот момент казалось, что они действительно в одной лодке, два сильных, слаженных гребца, и никакой шторм им не страшен.
Вере было тридцать четыре, Александру — тридцать восемь. Они были вместе десять лет, и все эти годы их лодку ощутимо раскачивало. Раскачивали преимущественно родители Саши — Антонина Петровна и Аркадий Гаврилович. Милые, интеллигентные пенсионеры, они жили в старой «сталинке» в центре, в квартире, которая напоминала музей советской эпохи и требовала постоянных вливаний.
Антонина Петровна была дирижёром этого оркестра семейных нужд. Её звонки всегда начинались одинаково: «Сашенька, сынок, у нас тут небольшая неприятность...». И за этой «небольшой неприятностью» всегда скрывались новые расходы. То прорвало трубу, и нужно менять всю систему. То сломался холодильник «ЗиЛ», который служил им верой и правдой с самой свадьбы. То Аркадию Гавриловичу понадобились новые очки, непременно с немецкими линзами.
Александр, единственный и горячо любимый сын, никогда не отказывал. Он был воспитан в парадигме «родители — это святое». Он мчался на другой конец города, чинил, покупал, платил. А Вера молча наблюдала, как деньги, которые они с таким трудом откладывали на свою мечту, утекают в чёрную дыру родительского гнезда.
— Саша, но мы же копим, — решалась она иногда на робкий протест. — Может, твои родители попробуют обойтись? Или мы дадим поменьше?
— Вер, ты не понимаешь, — вздыхал он. — Они же старики. Кто им поможет, кроме меня? Это мой долг.
«Долг». Это слово звучало в их доме чаще, чем «любовь». Вера чувствовала себя предательницей, когда злилась. Ведь речь шла о святом — о помощи родителям. Но её злила не сама помощь, а её масштабы. Их собственная жизнь, их будущее, отодвигалось на второй план ради бесконечного латания прошлого. Их лодка кружилась на месте, потому что один гребец был занят вычерпыванием воды из другой, параллельно плывущей шлюпки.
***
Переломный момент наступил через два года. Александру на работе выплатили огромную годовую премию. Сумма, которой с лихвой хватало на первый взнос по ипотеке. Это был их шанс. Настоящий.
— Санечка, мы сделаем это! — Вера кружилась по кухне, размахивая распечаткой с сайта недвижимости. — Посмотри, какая квартира! С большой кухней! С окнами в тихий двор! Я уже вижу там наши цветы!
Он улыбался, обнимал её. Он и сам был счастлив. Впервые их мечта стала не просто абстрактной картинкой, а реальной, осязаемой целью. Они договорились, что в понедельник пойдут в банк.
А в субботу утром, как по расписанию, позвонила Антонина Петровна. Вера услышала обрывки разговора. «Сашенька... зубы... совсем раскрошились... Папе тоже... такие цены, ты не представляешь... импланты... швейцарские... говорят, на всю жизнь...».
Александр положил трубку и сел на стул. Лицо у него было серым. Вера всё поняла без слов. Её хрустальный замок начал покрываться трещинами.
— Что? — спросила она ледяным голосом.
— Маме с отцом нужно зубы делать. Срочно. Насчитали какую-то немыслимую сумму.
— Какую?
Он назвал цифру. Она составляла почти две трети его премии.
Вера молчала. Она подошла к окну и вцепилась пальцами в подоконник. Её подоконник. В чужой квартире.
— И ты, конечно же, им поможешь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Вер, ну а как? Они же мучаются. Это же здоровье.
— А наша квартира — это не здоровье? Наши нервы? Наше будущее? Саша, им шестьдесят четыре года! Их «швейцарские импланты» будут стоить нам пяти лет жизни в этой конуре!
— Не говори так! Это мои родители!
— А я твоя жена! Я — твоя семья! — она резко повернулась, и в её глазах стояли слёзы ярости. — Ты последние десять лет платишь по их счетам! Ты чинишь их жизнь, пока наша стоит на паузе!
— Это неправда!
— Правда! — выкрикнула она. — И сейчас ты должен выбрать. Впервые по-настоящему. И я тебе помогу. Эти деньги, Саша. Эти деньги ты дашь мне, а не своим родителям.
Она произнесла это твёрдо, отчеканивая каждое слово. Это был ультиматум. Она смотрела на него в упор, и видела, как мечется в его глазах страх. Страх обидеть мать. И страх потерять жену.
— Верунь, не ставь меня перед таким выбором, — прошептал он.
— Жизнь поставила, Саша. Не я.
***
Он сделал свой выбор. Он был «хорошим сыном». Он отвёз родителям деньги, оставив Вере лишь небольшую часть «на жизнь». Он пытался что-то объяснить про долг, про совесть, про то, что они ещё накопят. Она не слушала. В тот день что-то внутри неё сломалось.
Они не развелись. Они просто перестали быть семьёй. Превратились в соседей, которые делят одну жилплощадь и один бюджет. Он по-прежнему приносил зарплату, она по-прежнему готовила ужины. Но из их дома ушёл свежий воздух. Они задыхались в тишине.
Антонина Петровна и Аркадий Гаврилович теперь сияли новыми зубами. Они звонили, благодарили, рассказывали, как теперь могут грызть орехи и есть яблоки без опаски. Они не замечали ничего. Или не хотели замечать. Для них всё было как прежде: их любящий сын решал все проблемы. А что творилось в душе у этого сына, их не касалось.
Прошло три года. Вера изменилась. Она пошла на курсы, получила новую квалификацию. Стала больше зарабатывать. Открыла отдельный счёт в банке, о котором Александр не знал. Она строила свою личную спасательную шлюпку. На всякий случай.
Александр постарел. Он стал замкнутым, часто смотрел в одну точку. Он понимал, что проиграл. Проиграл не Вере. А самому себе. Он сохранил статус «хорошего сына», но потерял право называться «хорошим мужем».
И вот однажды вечером, когда они молча сидели на кухне, каждый в своём телефоне, у Веры зазвонил скайп. Это была её двоюродная сестра из другого города. Вера включила громкую связь.
— Верка, привет! Слушай, у меня к тебе дело. Помнишь, тётка наша дом продавала? Так вот, она цену сбросила, прилично так. Может, возьмёте? Место хорошее, тихое.
— Да какое нам место, Лен, — горько усмехнулась Вера. — У нас другие приоритеты. Мы чужие зубы вставляем.
Александр вздрогнул и поднял на неё глаза. Впервые за долгое время он увидел в её глазах не холодное безразличие, а прежнюю, застарелую боль.
— Вера... — начал он.
Но тут зазвонил его телефон. На экране высветилось «Мама». Это было так предсказуемо, так фатально, что Вера рассмеялась. Тихим, безрадостным смехом.
Александр сбросил звонок. Впервые в жизни. Он смотрел на жену, на эту уставшую, красивую женщину, с которой они когда-то мечтали грести в одной лодке.
— Сколько? — спросил он шёпотом.
— Что «сколько»?
— Сколько стоит дом?
Вера назвала сумму. Она была большой, но подъёмной. Если сложить остатки той премии, её личные накопления и взять небольшой кредит.
— У меня есть половина, — сказала Вера, глядя ему прямо в глаза. Она бросала ему вызов. Спасательный круг. Последний.
Телефон снова зазвонил. «Мама».
Александр посмотрел на экран. Потом на Веру. Он медленно поднялся, взял свой телефон и вышел на балкон, плотно прикрыв за собой дверь. Вера осталась сидеть на кухне. Она не слышала, что он говорит. Она просто смотрела на его силуэт за стеклом. Сейчас, в эту самую минуту, решалось всё. В какую сторону он наконец начнёт грести? Или его лодка так и останется навсегда пришвартованной у родительского причала, в то время как её собственная уже готова отплыть?
🎀Подписывайтесь на канал💕