Наталья протирала стол, хотя он и так блестел от чистоты. В доме было тихо — слишком тихо. Обычно в это время Юра смотрел футбол или перебирал какие-то свои инструменты. Но сегодня он ушёл на работу раньше и даже не поцеловал её на прощание.
Она невольно взглянула на диван, где с утра сидела свекровь — Лидия Васильевна. В халате с леопардовым принтом, с бигуди в волосах и чашкой чая в руках. "Гости", как называла себя и свою дочь здесь свекровь, уже третий месяц как жили у них. "Пока дом ремонтируют", говорили сначала. Потом выяснилось, что дом — это дача под Дмитровом, которую никто не ремонтировал, а просто сдавали за наличку через знакомых.
Сначала Наталья молчала. Потом намекала. А недавно прямо сказала Юре, что устала от вечной критики, громких сериалов на кухне и взглядов, в которых сквозило презрение. Юра пожал плечами и ответил: "Ты же понимаешь, мама в возрасте. Ей непросто".
Вот и всё понимание.
Телефон на подоконнике завибрировал. Наталья взглянула — сообщение от подруги: "Я видела Лидию Васильевну в ТЦ с какой-то женщиной, выбирали золотые серьги. И обсуждали, что ты «не годишься в жёны»."
Наталья прикусила губу. Сердце стукнуло болезненно. Подруга никогда не писала просто так. А Лидия Васильевна… ну, та всегда умела завуалированно уколоть, но чтобы такое обсуждать на публике?
Через двадцать минут в квартиру ворвалась буря. Сначала хлопнула дверь. Затем в прихожей зазвучали громкие шаги и голос Юры:
— Мам, я тебя прошу, только спокойно. Мы дома.
И вслед за ним — крик Лидии Васильевны:
— Спокойно?! Да она мне словно в лицо плюнула! Гулящая, наглая, неблагодарная! Пригрели змею.
Наталья даже не успела сказать «здравствуйте».
Свекровь ворвалась в комнату с растрёпанными волосами, с покрасневшим лицом и, судя по виду, в истерике.
— Вот она, твоя жена! — закричала она, указывая дрожащим пальцем. — Сидит тут, невинность изображает! А вчера с каким-то мужиком кофе пила! Маша из соседнего подъезда видела! И кто знает, сколько таких ещё было!
Наталья остолбенела. Несколько секунд она не могла вымолвить ни слова. Юра стоял рядом, нахмуренный, с вытянутым лицом.
— Это что сейчас было? — наконец спросила она, глядя прямо на свекровь.
— Это было разоблачение! — закричала Лидия Васильевна. — Я, между прочим, ради тебя из дома ушла, чтоб наладить вам быт! А ты в свободное время с чужим мужиком встречаешься, пока мой сын на работе горбатится!
— Мама, потише, — Юра схватился за виски. — Может, ты ошиблась?
— Ошиблась?! — свекровь вытащила из сумки телефон. — Вот! Маша прислала! Видишь? Это же она!
Наталья шагнула ближе, глянула на экран. Фотография размытая, снятая издалека. Женщина в светлом пальто действительно сидела в кофейне с мужчиной, но... это была не она. У Натальи не было такого пальто. И такой сумки.
— Это не я, — спокойно произнесла она.
— Ага, конечно! — Лидия Васильевна закатила глаза. — Ты себя в зеркале давно видела? Точная копия! Даже волосы такие же!
— Мама, — вмешался Юра, — может, ты и правда погорячилась?
— А ты её спроси! — свекровь перешла на визг. — Спроси, где она была вчера вечером!
— В магазине, — спокойно ответила Наталья. — Вы сами послала меня за куриными бёдрами и зеленью. Вон записка на холодильнике висит до сих пор. Хотите — покажу чек?
Повисло молчание. Лидия Васильевна дёрнулась, будто ей дали "пощёчину".
— С кем ты там была?! — выкрикнула она, пытаясь взять реванш.
— С собой. И с корзиной, — всё так же спокойно ответила Наталья. — И вот, кстати, чек. Дата, время. И даже бонусы зачислили. Магнит, улица Дружбы.
Она положила чек на стол.
Лидия Васильевна схватила его, нахмурилась, посмотрела на Юру.
— Всё равно я чувствую! Ты фальшивая! Живёшь здесь за счёт моего сына, а сама...
Наталья не выдержала. Сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и впервые за много недель подняла голову по-настоящему.
— Ладно. Давайте поговорим о том, кто за чей счёт живёт. По фактам. Юра, ты платишь за коммуналку этой квартиры?
Муж опешил:
— Ну… бывает и я, а в основном ты платишь, но…
— То есть фактически — я, — перебила она. — Хорошо. Продукты. Кто покупает еду?
— Ты, — буркнул он.
— Отлично. А твоя мама и сестра, которые «временно у нас живут» уже третий месяц, что они оплачивают?
Юра открыл рот, но не нашёлся, что сказать.
— Вот именно, — Наталья подошла к шкафу, достала папку с квитанциями. — Свет — я. Газ — я. Вода — я. Даже твои туфли на прошлой неделе я купила. И вон ту блузку, которую золовка носит, я отдала, потому что ей «нечего надеть». Так кто тут на чьей шее?
Лидия Васильевна была бледна, как стена. Юра смотрел на Наталью с выражением человека, которому внезапно открыли глаза.
— Я работаю по двенадцать часов, — добавила Наталья уже тише. — А вечером прихожу в дом, где меня обвиняют в том, чего я не делала. Где меня унижают. Где мою еду едят, мои тапки носят, мои деньги считают — и называют при этом гулящей.
Она отвернулась к окну, чтобы никто не видел, как дрожат её руки.
Лидия Васильевна хрипло засмеялась:
— Так ты теперь, значит, святая?
— Нет. Просто не позволю себя топтать. Больше — никогда.
Юра тяжело опустился на стул. На его лице читалась паника.
— Валя…
— Наталья. Меня зовут Наталья, — спокойно сказала она. — Завтра я подаю заявление о выселении. Пусть едут на дачу. Или снимают жильё. Или идут к Маше с её фотографиями.
Она вышла в коридор. Босиком. На полу холод. Но впервые за долгое время — тепло внутри. Не злость и не горечь. Уверенность. Как будто в квартире, наконец, открылось окно, и в душную атмосферу впустили воздух. Наталья прислонилась к стене и впервые позволила себе вздохнуть спокойно.
Из кухни доносились приглушённые голоса. Лидия Васильевна всё ещё возмущалась, перебивая сына. Юра молчал. Или соглашался — Наталья уже не разбирала. Что-то внутри щёлкнуло: она поняла, что ей больше неважно, на чьей он стороне. Если человек не встаёт рядом, когда тебя "бьют" — пусть даже словами, — он не с тобой. И никогда не был.
Наталья подошла к вешалке, но не за пальто — за сумкой. Открыла, проверила кошелёк, паспорт, ключи. Всё на месте. Она не собиралась уходить насовсем. Просто чувствовала: ещё немного — и задохнётся. Нужно было выдохнуть. Побыть одной. Где-то, где её не упрекают за чужие фантазии.
Она зашла в спальню. Открыла шкаф, достала дорожную сумку. Вещей у неё было немного — всё нужное влезло за десять минут. Флешка с резервной копией работы, ноутбук, аккуратно сложенные брюки, рубашки, нижнее бельё. На дне сумки — небольшая коробка с документами и распечаткой накопительного счёта. Почти восемьсот тысяч.
Наталья вспомнила, как откладывала эти деньги. Как отказывала себе в новой обуви, в поездках, в косметике. Как в новогоднюю ночь Лидия Васильевна сказала: "Ну да, ты подарки купила, потому что тебе компенсируют премией. Не из души же". А Юра тогда просто отмахнулся.
Она бросила взгляд на фото в рамке — старое, ещё с отпуска в Крыму. Они втроём на пляже: Наталья, Юра и его мама. Тогда Лидия Васильевна ещё была другой — или Наталья просто старалась этого не видеть. Теперь рамку она поставила лицом вниз. Брать не стала.
Вышла в коридор. Поставила сумку у двери. Из кухни тут же раздалось:
— Наташ, погоди. Ты куда собралась? — Юра вышел следом. Взъерошенный, с осунувшимся лицом.
— Гулять с другими мужиками! — засмеялась Наташа.
— Ну не обижайся.
— Мне нужно подумать. Не волнуйся, обратно вернусь. Это ещё мой дом, если ты забыл. Но я предупредила. Сегодня — ищите себе новое жильё. Или хотя бы на время. Я хочу жить одна. Без скандалов и обвинений. А вас сейчас видеть не хочу.
— Подожди, ты серьёзно? Ты из-за одного скандала выгоняешь мать?
— Не из-за одного, — спокойно ответила Наталья. — Из-за трёх месяцев. Из-за унижения. Из-за того, что ты не встал рядом. Ни разу.
Юра провёл рукой по затылку.
— Ты… ты же понимаешь, что мама не может сейчас снять квартиру? У неё пенсия смешная.
— У неё дача, которую она сдаёт за двадцать пять тысяч в месяц. Об этом ты знал? — Наталья посмотрела прямо. — Ирина работает удалённо. Ещё полгода назад она жаловалась, что "не знает, куда деньги девать". Я тогда подумала — повезло человеку. А теперь понимаю — она просто рассчитывала на чужую крышу над головой.
Юра покраснел. Смотрел мимо. Вдруг начал шептать:
— Ты просто хочешь быть одна. Ты же всегда хотела. Жить без меня, быть независимой. Это всё было удобно. Пока ты зарабатывала больше, пока я подстраивался. Но ты не семья. Ты карьеристка с чувствами по графику.
— Освободите квартиру. Завтра я сменю замки.
— Ты с ума сошла! — закричала Лидия Васильевна, выходя из кухни. — Мы же семья! Как ты можешь?
Наталья посмотрела на неё спокойно:
— А вы как можете? Жить за мой счёт, обвинять, оскорблять — и при этом считать, что имеете право на мой дом?
— Это квартира Юры! — закричала свекровь. — Ты думаешь, я не знаю? Он же сам говорил, что оформит её на себя!
Юра побледнел.
— Я… я хотел, да. Чтобы ты оформила покупку на двоих. Мы же говорили, что будем вместе.
— Только я уже купила её. За свои деньги. Без твоих вложений. Я показала тебе договор? Да. Доверенность ты подписывал? Да. Так что не пытайтесь меня обмануть.
В кухне повисла тишина. Даже сериал, играющий фоном, вдруг оборвался — словно и телевизору стало неудобно.
— Мама, — глухо произнёс Юра, — пойдём. Правда, пора собираться.
— Что?! — Лидия Васильевна замерла. — Ты что, с ней? С этой змеёй?!
— Нет, мама. Я не с ней. Я просто понял, что уже ни с кем. Потому что и со мной никто не был.
Он вышел на балкон и закурил. Наталья только тогда заметила, как дрожат у неё руки. Она подняла сумку, надела пальто.
Но когда она выходила за порог, Лидия Васильевна вдруг бросила вдогонку:
— Ты ещё пожалеешь! Мужиков таких, как Юра, больше не найдёшь! Одумаешься — поздно будет!
Наталья остановилась. Обернулась. Улыбнулась — впервые за долгие месяцы.
— Я найду лучше. Или не найду. Главное — теперь я никого не содержу. И себя — тоже не предаю.
Она закрыла за собой дверь. Наталья спустилась по лестнице — медленно, не потому что тяжело нести сумку, а потому что не хотелось торопиться. Каждая ступень — как глоток свободы. Как отсчёт.
У такси, которое она вызвала заранее, её уже ждали. Водитель вежливо кивнул, помог положить сумку в багажник. Наталья села на заднее сиденье и захлопнула за собой дверь — с мягким щелчком, как будто ставила точку.
— Куда едем? — спросил водитель, включая навигатор.
— До гостиницы "Ветла", — спокойно ответила Наталья. — На Лесной.
— Хорошо, — кивнул он и тронулся с места.
За окном мелькали фонари, вывески, окна чужих квартир. Где-то смеялись дети, где-то кто-то, семья пила чай, довольная, вот дом — это дом. Наталья смотрела на эти окна и вдруг почувствовала лёгкую зависть — не злобную, не колкую. Зависть к тем, у кого в доме — гармония. Вот кто не боится войти вечером в свою квартиру.
В гостинице ей выдали ключ от небольшого, но уютного номера. Она приняла душ, переоделась в тёплый свитер и легла на кровать, уставившись в потолок. На душе было странно: вроде бы тревожно, но в то же время — будто сняли груз, который долго давил на плечи.
Утром Наталья проснулась рано. Выпила кофе в лобби, ответила на несколько писем по работе и пошла в отделение банка. Сняла часть накоплений, перевела остальное на новый счёт. Потом подала заявку о смене замков. Квартира была её, документы — в порядке, никто не мог помешать. Через два дня она снова войдёт туда — одна. Без чемоданов с чужими вещами, без сериалов на всю громкость, без упрёков и шума. Только она и её стены.
Когда она шла по улице, телефон завибрировал. Юра.
Наталья смотрела на экран долго. Потом всё-таки нажала «принять».
— Наташа… — голос был осипший. — Мы уходим. Я просто… хотел сказать. Я не думал, что всё зайдёт так далеко.
— Уже зашло, — спокойно ответила она. — Сильно зашло.
— Я был растерян. Ты знаешь, как мама может надавить… Я не хотел выбирать.
— А ты выбрал, Юра. Только не меня. Не нас. А роль молчаливого свидетеля.
Он молчал. Потом глухо сказал:
— Я просто хотел, чтобы ты знала: мама и Ирина съехали. Всё. Никто больше не вернётся без твоего согласия. Ты меня ненавидишь?
— Нет. Я тебя отпускаю. И себя тоже.
Она положила трубку. Без обиды. Без сожаления. Как человек, который наконец понял: верность себе важнее привычки быть рядом с кем-то. Даже если было тепло. Даже если были воспоминания.
Прошло два месяца. Квартира преобразилась. Наталья сделала перестановку, выбросила лишнее и чужое, купила новые шторы, повесила на кухне светлую полку, где теперь стояли баночки с приправами и зелёный кактус. В выходные она редко готовила, слушала музыку и училась слышать тишину — не как пустоту, а как пространство для себя.
Подруга как-то пришла в гости, огляделась и сказала:
— Стало лучше. Даже дышится легче.
— Это потому что я теперь дышу одна, я хозяйка, — усмехнулась Наталья.
На кухне на холодильнике висела доска с заметками. Там была только одна запись, написанная от руки:
«Не предавай себя ради тех, кто не встанет за тебя ни при каких условиях».
Иногда Наталья подходила, смотрела на эту фразу и понимала: всё не зря.
После развода Юра больше не звонил. Однажды Наталья видела его в супермаркете — он шёл с матерью, та громко возмущалась, что картошка дорогая. Он выглядел уставшим. Наталья просто прошла мимо.
Теперь она жила для себя. И да, иногда вечерами бывало одиноко. Но одиночество — это не страшно. Страшно — жить в доме, где тебе каждый день напоминают, что ты "чужая". А теперь у неё был дом, где никто не повышал голос, не рылся в её вещах и не предъявлял обвинений, прикрытых заботой.
И право выбирать — как жить, с кем, когда. Не из страха. А из уважения к себе.
Она сидела спокойно в гостиной смотрела фильм и думала: вот оно, настоящее. Не громкое, не выстраданное. Просто — своё. И именно этого она хотела всё это время.