Найти в Дзене
NUODE PET И КОТОБАНДА.

Роман от лица кошки. Глава 4. Комната, которую нет смысла искать. Дом, который шептал / Цикл шерстяной памяти.

Мяу, мои дорогие читатели. Сегодня вторник, а значит сегодня я принесу вам четвёртую главу.
Ту самую. Про комнату. Про ту, которую нет смысла искать...
Если вдруг, ты пропустил прошлую главу: А все главы на канале в моей личной подборке, мррр. Иногда самые важные места появляются тогда, когда ты просто перестаёшь искать. Ты идёшь мимо. Ты дышишь. Ты живёшь. И вдруг — комната на полшага в сторону. И ты уже там.
Но я скажу по секрету: не всем кожаным она открывается.
Может быть, вы тоже почувствуете дверцу там, где раньше был просто воздух. Глава 4. Комната, которую нет смысла искать. День двадцать второй. Сон был странным: я лежала на полу, а сверху капала тень. Да-да, не вода. Именно тень. Она падала по каплям, и каждая имела запах — один был как прошлогодний плед, другой — как окно, за которым сидел Петрович и думал о чём-то слишком важном, чтобы сказать это вслух. Когда я открыла глаза, Дом был другой. Не тише, не громче — глубже. Как будто все этажи поменялись местами, но внешне ос

Мяу, мои дорогие читатели. Сегодня вторник, а значит сегодня я принесу вам четвёртую главу.
Ту самую. Про комнату. Про ту, которую нет смысла искать...
Если вдруг, ты пропустил прошлую главу:

А все главы на канале в моей личной подборке, мррр.

Иногда самые важные места появляются тогда, когда ты просто перестаёшь искать. Ты идёшь мимо. Ты дышишь. Ты живёшь. И вдруг — комната на полшага в сторону. И ты уже там.

Но я скажу по секрету: не всем кожаным она открывается.
Может быть, вы тоже почувствуете дверцу там, где раньше был просто воздух.

Глава 4. Комната, которую нет смысла искать.

День двадцать второй.

Сон был странным: я лежала на полу, а сверху капала тень. Да-да, не вода. Именно тень. Она падала по каплям, и каждая имела запах — один был как прошлогодний плед, другой — как окно, за которым сидел Петрович и думал о чём-то слишком важном, чтобы сказать это вслух.

Когда я открыла глаза, Дом был другой. Не тише, не громче — глубже. Как будто все этажи поменялись местами, но внешне остались прежними. Куня спал, обняв хвост. Петровича не было. А воздух… воздух будто ждал меня.

Я вышла из кладовки. На месте стены, где обычно висел календарь с рыбами, теперь была дверь. Не просто новая — неведомая. Она выглядела, как сон, который ты почти забыл. Синяя, с легким фиолетовым отливом, как закат, в котором растаяло вчера.

Я подошла.

Дверь не скрипела. Не качалась. Не возмущалась, как делают вещи, которые слишком долго никто не трогал. Она… дышала. Словно была не предметом, а существом. Старым. Мудрым. Уставшим, но всё ещё бдительным.
Она не пыталась напугать.
Просто… ждала.
Не всех.
Меня.

Я замерла перед ней.

Ни ручки. Ни замка. Только голое дерево, шершавое, как лапа у старой кошки. Я протянула свою лапу — аккуратно, как если бы касалась чьего-то лба. И положила на поверхность.

Тепло.

Не от солнца. Не от электричества. А от памяти. Как будто внутри двери кто-то жил. Или, по крайней мере, когда-то жил настолько сильно, что тепло осталось навсегда.

Чуть ниже — след когтя. Едва заметный. Тонкий, как шрам на гордости. Один. Не угрожающий. Скорее — отметка. Как подпись: "Я здесь был. И теперь — ты."

Дверь… вдохнула. И распахнулась внутрь. Без скрипа. Без требований. Без условий. Как будто приняла. Не после долгого анализа, а сразу. Как будто сказала: "Ну наконец."

Я вошла.

Некоторые двери открываются не для того, чтобы ты их заметил. А для того, чтобы ты сделал шаг.

---

Комната была круглая. Без углов. Без окон. Свет исходил от пола — мягкий, как тёплое молоко. Воздух пах архивом, шерстью, дождём и мятой. На стенах висели когтеточки. Они не были новыми. Но логотип просматривался, все тот же NUODE PET. Это были артефакты. Истории. Архивы судеб. Некоторые ободраны до нитей. Некоторые — нетронуты. Каждая подписана. Имена, даты, иногда фразы.

Я подошла к одной из них. «Сильва. 4 года.». «Я всё ещё ищу выход, даже зная, что он во мне”». Я почувствовала: это не просто когтеточка. Это дневник. Но не в словах. В царапинах.

В центре комнаты стоял стол. На нём — тетрадь. Не новая. Лапами исписанная. И рядом чернильница. Нет, не с чернилами. С пеплом. Пеплом мыслей?

Я открыла тетрадь.

Она пахла старыми страницами, но не пылью. А временем. Как будто каждый лист был вымочен в чьих-то воспоминаниях, высушен на подоконнике и вложен сюда — не по порядку, а по значимости. Бумага была шероховатой. Чуть толще обычной. С краями, как у листьев осенью — неровными, хрупкими, но живыми. И на первой странице... Была запись.

Моя. Хотя я её не писала. Строчки не выглядели чужими. Наоборот. Они смотрели на меня с листа так, будто ждали только меня, терпеливо, без укора. Почерк был мой. Слегка наклонённый, как будто строчка наклоняет ухо — прислушаться. Тонкий. Но уверенный.

«Ты пришла. Добро пожаловать домой — в себя.»

Я не поняла. А потом — поняла всё.

Я закрыла глаза. Не потому что не хотела видеть. А потому что внутри стало светлее, чем снаружи.

И тогда оно пришло. Вспоминание.

Не картинками. Не событиями. А ощущением. Как будто я сняла с шеи ошейник, который носила так долго, что перестала его замечать.

Я вспомнила всё, что забыла.

Не по датам. Не по именам. А по мурашкам. По запахам. По звукам когтей по полу. По взгляду, который был мой — и чей-то ещё.

Я не была той, кто только что вошёл. Я была той, кто давно вернулась.

...

Я долго сидела рядом с тетрадью. Очень долго. Просто сидела. Потому что запах страниц был сильнее мыслей. Я вдыхала не воздух — воспоминания. Страницы пахли знакомыми вещами: старой когтеточкой, полевыми цветами из окна на третьем этаже, мылом Петровича, которое он всегда кладёт на левый край раковины.

Я провела лапой по краю страницы. Чернила вспыхнули светом и исчезли. Осталась только фраза: “Если ты дошла до этой строки — ты уже начала путь, который невозможно завершить”.

Я подняла голову. Стены комнаты изменились. Теперь между когтеточками висели зеркала. Но не стеклянные — водяные. Я подошла. Моё отражение не двигалось. Оно стояло и смотрело. Потом моргнуло не в тот момент. Потом улыбнулось. Потом исчезло.

Я не испугалась. Просто закрыла глаза. И пошла дальше. Комната начала тускнеть. Когтеточки и зеркала исчезали друг за другом. Я поняла: мне пора.

...

Когда я вернулась в кладовку, Куня сидел и смотрел в пустоту. Я подошла. Он повернулся и без слов тихо потёрся о мою щёку. Я почувствовала, как его страх растворяется во мне.

Я записала:

*День двадцать второй. Дом оставляет нам ключи. Но замки мы придумываем сами.*

*Иногда комната существует только до тех пор, пока ты о ней помнишь.*

*Я помню.*

...

На следующее утро дверь исчезла. Я проверяла снова и снова — нет её. Только старые обои с блеклым силуэтом, как будто кто-то стёр её ластиком. Но запах остался. Он был в воздухе. Он был в шерсти. Он был в моей походке. Петрович появился ближе к обеду. Он кивнул и сказал:

— Ты сделала шаг.

— Какой?

— Неважно какой. Главное, что сделала.

Я молчала. Потому что это был не просто шаг — это была встреча с собой в других измерениях.

Вечером Куня принёс мне маленькую игрушку-мышку. Он положил её у порога кладовки, ничего не говоря. Он просто смотрел. В его глазах было не “я тоже хочу”, а “я не потеряю тебя”.

Я не спала. Я вспоминала стены. Когтеточки. Зеркала. Особенно одно — последнее. Оно не показывало меня. Оно показывало окно. За ним сидела женщина и держала в руках коробку NUODE PET. Она смотрела внутрь, как будто слышала.

Я записала:

*День двадцать третий. Иногда ты не знаешь, кто за стеклом. Но если ты видишь, значит, и тебя видят.*

Через день комната вернулась. Не вся. Только часть. Стена в кладовке дышала. Я подошла. Стало тепло. Появилась ниша. Там лежала карта. Почти белая. Только на углу маленькая надпись: “Здесь ты была. Но ещё не стала.”

Я легла рядом. Закрыла глаза. И впервые за много ночей заснула спокойно.

...

Проснулась ночью.

Не от сна. От звука.

Он не был громким. Не был внешним. Он не разбивал тишину — он царапал её изнутри.
Как будто кто-то провёл когтём по стеклу, но не настоящему, а по тому, что стоит между сном и явью.

И, что самое странное — звук был не снаружи. Он не шёл из окна. И не из угла. Он был... внутри головы. Или... внутри стены. А может, и то, и другое. В этом доме границы уже давно были условностью.

Я встала. Без слов. Без мыслей. Как будто что-то во мне знало маршрут, раньше меня самой.

В кладовке, в тени, где дышат коробки и прячутся тени, в нише, которую раньше не замечала,
лежал свёрток. Завёрнут в старую наволочку. Пожелтевшую, с отстрочкой, как у бабушки на чердаке. Такая ткань обычно хранит или что-то хрупкое, или — что-то важное.

Я развернула её медленно. Почти церемониально. Пальцы, то есть лапы, дрожали не от страха — от узнавания. Внутри лежала когтеточка. Но не обычная. Миниатюрная. Игрушечная. Словно из набора "Дом в доме". Или — "Память в памяти". Старая. Потемневшая. И — свежим следом.
Один коготь. Как пауза. Как тире. Как напоминание, что даже крошечная вещь может сказать громче слов.

Затем записка. На подушке. Белая. Слегка мятая. Словно кто-то держал её лапой, не до конца уверенный — оставить или нет.

Почерк был ровный. Короткий. «Чтобы ты не забыла, как оставлять след.» Без подписи.

Я не искала, от кого. Потому что это было от Дома. А Дом — он не подписывается. Он пишет сквозь.

Дом играет со мной. Не мучает. Не пугает. Проверяет.

Он не говорит: «Кто ты?» Он говорит: «Смотри, что ты оставляешь.»

Потому что в итоге важны не слова, не шерсть, даже не тетради. А то, что остаётся после лап.

Петрович увидел меня у окна и произнёс:

— Ты изменилась. Опять.

— Я стала тише?

— Ты стала глубже. Теперь даже окно рядом с тобой молчит уважительно.

Он передал мне лист. На нём была цитата: “Порой не важно, куда ведёт дверь. Важно — кто ты, когда выходишь.”

Я не стала спорить. Потому что спорить с Петровичем — как царапать дерево, ожидая молока.

В ту же ночь я снова зашла в комнату.

Она была другой. Пространство вытянулось. В центре — зеркало. Настоящее. В нём — я. И ещё я. И ещё. Я в детстве. Я, когда только переехала. Я — спустя 10 лет.

Я записала:

*День двадцать четвертый. Мы не просто живём в доме. Мы живём в своей памяти о нём.*

*И если зеркало отражает прошлое — значит, ты уже его пережил.*

*Я не боюсь себя. Потому что знаю, кем могу быть.*

...

На двадцать пятый день комната опять ждала меня. Не как ловушка, а как письмо, которое никто не решался вскрыть. На полу лежала опять карта. Теперь на ней было больше точек. Каждая — как шрам. Я дотронулась до одной — и вспомнила, как впервые мяукнула в этой квартире. Я дотронулась до второй — и услышала, как Куня в первый раз назвал меня по имени. Я шла от точки к точке, вспоминая, что жила. Не просто существовала.

На одной из стен появилась надпись: “Кто ты без тех, кто помнит тебя?”

Я не знала ответа.

Когда я вышла — на полу в кладовке лежала свежая газета. Никто не приносил её. На первой полосе была реклама NUODE PET. Но вместо товара — текст: *«Найди себя. Тогда всё остальное — найдёт тебя.»*

Я свернулась клубком. И заснула.

*День двадцать пятый. Истинная комната — это ты.*

*Всё, что ты ищешь — ты уже держала в лапах.*

*И если Дом говорит с тобой — просто ответь.*

...

Утром я проснулась от того, что Куня не дышал. Не в том смысле, что умер. А в том, что задержал дыхание. Он сидел рядом, смотрел на меня. И боялся.

— Ты снова туда ходила? Почему ты не зовёшь меня?

— Потому что ты — свет. А я иду в тень.

Он не ответил. Только уткнулся в мою шею. Так долго, что шерсть начала липнуть от влаги. Так мы сидели на полу. Пока не появился Петрович.

— Ну, наконец-то, — сказал он. — Я уж думал, вы так и останетесь недописанной главой.

Он положил передо мной конверт. На нём не было ни адреса, ни подписи. Внутри — открытка с надписью: «Ты знаешь, куда идти.»

Я вошла в комнату в последний раз. Теперь она была полностью пуста. Ни когтеточек. Ни книги. Только круг света в центре. И мой след на полу.

Я поняла, что это финал. Не конца — этой главы существования пространства и времени.

Я легла в круг. Свет окутал меня. Я услышала шорох. Как будто кто-то пишет на потолке. *«Ты оставила достаточно.»*

Я не заплакала. Я просто закрыла глаза и улыбнулась.

*День двадцать шестой. Иногда, чтобы найти комнату — нужно стать дверью.*

*И если ты идёшь — значит, Дом уже идёт с тобой.*

...

Я решила вернуться ещё раз.

Комнаты не было. Только зеркало. Одинокое, прислонённое к стене. Но теперь оно отражало не меня. Оно показывало комнату изнутри.

Я подошла ближе. И увидела её. Сильва. Она сидела, как будто ждала. Смотрела прямо на меня. Ни злобы, ни тоски — только понимание. Её губы не шевелились. Но я слышала:

— Записывай. Пока есть кому читать.

Я не успела ответить. Изображение потускнело. Я положила лапу на зеркало — и почувствовала холод. Но не от стекла. От времени.

Я открыла свой дневник и написала: «Если ты нашёл эти записи, значит, ты тоже слышал, как Дом шепчет. Не бойся. Он говорит со всеми. Просто не все слушают. Ты, кто идёт после меня — запоминай запахи. Они точнее карт. Они ведут туда, где ты когда-то чувствовал себя собой. И если однажды ты увидишь дверь, которую никто не открывает — не пугайся. Это не ловушка. Это приглашение. С любовью и шерстью — Нюша.»

...

Куня нашёл меня в тот вечер у окна. Не с вопросом. Не с претензией. Не с «где ты была». Он просто появился. Как появляется вечерний свет — не вдруг, не резко, а так, что сначала ты его не замечаешь, а потом вдруг понимаешь: в комнате стало теплее.

Он сел рядом. Не слишком близко. Не навязчиво. Но — достаточно рядом, чтобы я чувствовала: он здесь. Он был здесь всё время.

Мы молчали. Но между нами не было пустоты. Просто... тишина, которой доверяешь.

Наши хвосты переплелись. Сами собой. Без усилия. Без намерения. Как два растения, растущих рядом, вдруг касаются друг друга — и не расцепляются. И в этот момент я поняла. Всё, что я так долго искала в стенах, в тенях, в царапинах, в архивах памяти... Всё, за чем спускалась во тьму,
всё, о чём спрашивала стены...

Я нашла в нём.

Не ответы. А покой. Тот самый, когда не нужно знать. Когда можно быть.

Он не спрашивал. Не требовал. Не просил, чтобы я осталась. Он просто ждал. Терпеливо. Невыносимо верно. С той безмолвной мудростью, которая бывает только у тех, кто однажды уже терял.

И теперь... Мы шли дальше. Не потому что всё стало ясно. А потому что теперь можно было идти вдвоём. А это, согласись, совсем другая дорога.

Из темноты за нами наблюдал Василий Петрович, по-доброму улыбаясь. Но мы этого, конечно, не замечали.

*День двадцать седьмой. Комната исчезла. Но я осталась.*

*А значит — она теперь внутри меня.*

🐾 Если мой роман тебе понравился – ставь лайк и подписывайся, впереди ещё много секретов кошачьего мира, мои романы, умные посты Василия Петровича и многое другое! 😼

📲 Подписывайтесь на нас в ВКонтакте.

Если вы любите наш Дзен — вам обязательно стоит заглянуть в ВК.

Мы делаем это для вас.
Пушисто. Стильно. Без кожаных.

👉 Подписаться на нас в ВКонтакте