"Это ваша работа! Вы должны следить за детьми!"
Голос Анны Семеновны, обычно тихий и сдавленный, сейчас резал воздух детсадовского коридора, как ржавая ножовка. Она вцепилась в рукав халата воспитательницы Марьи Петровны, бледное лицо истерящей женщины было искажено животным страхом. "Где мой Ваня?! Где?! Вы же отвечаете за них! Всех!"
Воспитательница детского сада, Марья Петровна, обычно невозмутимая, как скала, казалась растерянной.
Ее глаза бегали по пустому коридору, где только что резвилась группа. "Анна Семеновна, успокойтесь... Он только что был тут, с мальчишками в 'паровозик' играл... Я отвернулась на секунду – к Наденьке, она упала..."
"На секунду?! – истерика в голосе матери нарастала. – Уже десять минут его нет! Вы что, не понимаете? В этом проклятом городе... столько слухов!" Ее взгляд метнулся к высокому, запыленному окну, за которым хмурился типичный провинциальный пейзаж: серые пятиэтажки, голые деревья и промозглая слякоть ранней весны.
Шепотом, полным ужаса, она добавила: "Вы же слышали... про Того, Кто Забирает? Говорят, он появляется там, где взрослые отводят глаза..."
Слова повисли в воздухе, тяжелые и леденящие. Марья Петровна побледнела еще больше. Слухи... Эти глупые, страшные слухи о чем-то темном, что бродит по окраинам городка, особенно в межсезонье, когда туманы стелются низко и больше похожи на густую вату. О существе, которое уводит детей, оставшихся без присмотра. Взрослые шептались об этом на кухнях, дети рисовали его в углах тетрадей – неясную тень с горящими глазами.
Воспитательница садика резко дернулась.
"Тише! Не пугайте детей!" Но было поздно. Несколько малышей, привлеченные криками, жались у двери группы. Их широко открытые глаза отражали зарождающуюся панику. Саша, сосед Вани по кроватке, всхлипнул.
"Все в группу! Сейчас же!" – скомандовала Марья Петровна, пытаясь взять себя в руки, но голос дрожал. Она бросилась в пустую игровую комнату. Ни за шкафами, ни под столами – Вани не было. Окна были закрыты наглухо. В туалете – пустота. Холодный пот выступил у нее на спине. Десять минут... В таком месте, как этот старый, продуваемый всеми ветрами садик на отшибе, десять минут – вечность.
Она выбежала в коридор, где Анна Семеновна, рыдая, звонила мужу. "Сережа, Вани нет! В саду! Марья Петровна потеряла его! Говорят, ОН...!"
"Прекратите!" – резко оборвала ее воспитательница, но в душе клокотал тот же невысказанный ужас. Она металась, проверяя раздевалку, заглядывая в темный чуланчик для уборочного инвентаря. Везде пустота, звенящая и угрожающая. Мысли путались: "Тот, Кто Забирает... Неужели? Но это же сказки! Или...?"
Внезапно ее взгляд упал на дверь в самое дальнее помещение – маленькую, редко используемую "тихую комнату" для уставших детей. Дверь была приоткрыта ровно настолько, чтобы в щель пролез ребенок. Сердце Марьи Петровны бешено заколотилось. Она подошла бесшумно, боясь дышать.
Из-за двери доносился сдержанный шепот.
Не один голос, а несколько детских. И... странный, низкий звук, похожий на мурлыканье, но какое-то... многоголосое, неестественное.
Анна Семеновна, заметив ее движение, замерла, прижав мобильный к груди. В этот момент словно весь садик затаил дыхание.
Марья Петровна толкнула дверь.
Комната была погружена в полумрак, шторы почти закрыты. И в центре, на мягком коврике, сидели пятеро детей из группы, включая маленькую Надю, которую успокаивали. Они тесным кружком окружали... Ванечку. Мальчик сидел, широко улыбаясь, совершенно непохожий на ребенка, которого "забрали".
Но больше всего внимания привлекало то, что было у Вани на коленях. Не тень или чудовище, даже не сверхъестественный монстр, похищающий маленьких детей и съедающий их в своей берлоге. А...
Огромный, лохматый, немыслимо грязный кот.
Вернее, кот-переросток, размером со среднюю собаку. Его шерсть была сваляна в колтуны, в пыли и прошлогодних листьях, но огромные желтые глаза светились в полутьме спокойным, почти мудрым светом.
Он мурлыкал, и это мурлыканье, такое громкое и глубокое, казалось, исходило отовсюду, наполняя комнату вибрацией тепла и покоя. Дети гладили его, кто по огромной лапе, кто по боку, завороженные.
"Ваня!" – вырвалось у Анны Семеновны, но уже без истерики, а с потрясением и недоумением.
Мальчик обернулся, сияя. "Мама! Смотри, кто к нам пришел! Это Пушистик! Он замерз и проголодался! Мы его прятали, чтобы Марья Петровна не выгнала! Мы ему печеньки с завтрака несем!"
Воспитатель прислонилась к косяку, слабость отхлынувшей паники подкосила ноги.
"Пушистик"... Вот оно что. Не Тот, Кто Забирает. А Тот, Кто Пришел Греться и Подъедать За Детьми Печенье. Бездомный великан, случайно забравшийся в открытую форточку подвала и нашедший путь наверх, к теплу и детским голосам.
Кот, ничуть не смущенный присутствием взрослых, лениво потянулся, обнажив клыки в зевке, которые могли бы испугать, если бы не его абсолютно мирное, даже немного сонное выражение мopды. Он буркнул что-то вроде "Мррррау?" и уткнулся мокрым носом в ладонь Вани, выпрашивая еще печенья.
Анна Семеновна медленно опустилась на колени рядом с сыном. Слезы еще блестели на ее щеках, но это уже были слезы облегчения. Она осторожно протянула руку, коснулась грязной, но невероятно мягкой шерсти между ушами гиганта. Кот ответил довольным урчанием, которое теперь звучало просто... громко и уютно.
Через час в тихой комнате садика было светло и шумно.
Шторы распахнуты. Пушистик, наевшись детского печенья и выпив блюдце куриного бульона, устроился на половике, занимая его целиком, как огромный, лохматый островок спокойствия. Вокруг него сидели все дети группы, читали ему книжки (вернее, показывали картинки), гладили и тихо восхищались его размерами.
Марья Петровна и Анна Семеновна пили чай у столика, наблюдая за этой идиллией. На лице воспитательницы было выражение глубокого усталого облегчения, на лице матери – стыд за свою истерику и тихая, почти невесомая радость.
"Знаете, – тихо сказала Марья Петровна, глядя, как Ваня устроился, прижавшись спиной к теплому боку кота, – иногда самые большие страхи оказываются... просто очень большими кошками. Замерзшими и голодными".
Анна Семеновна кивнула, глядя на сына, который уже засыпал под убаюкивающее, громовое мурлыканье их неожиданного гостя. Страшное "Оно" превратилось в Пушистика. А тревожный шепот в темной комнате оказался всего лишь детским заговором, чтобы поделиться печеньем и согреть того, кто замерз.
В этой простой детской доброте таял лед провинциальных страхов, оставляя после себя лишь легкую, почти смешную неловкость и теплое чувство защищенности. И громкое, уютное "Мрррррр...", разносившееся по всему садику.
- Предыдущая история