Парадокс в том, что спасти вмерзший "Камаз" иногда дороже, чем купить новый. Экономика абсурда, которая стала нормой для Арктики.
Пока в средней полосе летом кипят сельхозработы, на севере всё наоборот. Здесь живут по законам вечной мерзлоты: летом ничего нельзя, зимой — всё можно. Летом тундра превращается в запретную зону — пастбища оленей неприкосновенны, техника под запретом.
Но стоит ударить первым морозам, как начинается северная лихорадка зимнего завоза. По тундре прокладывают временные дороги — зимники. Звучит романтично, если не знать, что это зачастую маршруты в один конец.
Все думают, что зимники опаснее всего весной, когда лёд трещит под колёсами.
Ерунда! Весной хотя бы видно, во что ввязываешься.
Настоящий кошмар — это начало зимы. Неделями стоят морозы, вроде бы лёд встал, машины поползли. И тут выпадает снег — коварная снежная шуба.
Под ней болота оттаивают, превращаясь в невидимые ловушки.
А теперь добавьте полярную ночь и морозы, при которых промедление на сутки означает полное вмерзание машины.
Северная лотерея: квартира в Москве или памятник в тундре?
Один рейс от Норильска до прииска может принести водителю больше, чем иной офисный менеджер зарабатывает за год. Но и статистика тут жестока: кто-то выигрывает квартиру в столице, а кто-то навсегда становится ледяным памятником в тундре.
Мы встретили Серёгу, местного дальнобойщика со стажем. Он рассказал, как его машина провалилась весной при восьмидесятисантиметровом льду. Лёд-то крепкий, но река коварнее — течение подмывает его снизу.
Волчьи законы: как умирает шоферское братство
Старожилы помнят другие времена.
В конце тридцатых на трассе АЯМ сломалась машина с водкой. Водитель ушёл за запчастями на десять дней. Вернулся — пропало пару ящиков, но деньги за них аккуратно лежали под оставшимися бутылками.
Шофёрская честь!
В семьдесят шестом у МАЗа сломался привод — ремонт на четыре часа. Когда водитель вернулся, исчезли только фары и задние фонари. Прогресс, как говорится, налицо.
А что сейчас, спросите вы?
Сейчас сломанная машина за два дня превращается в скелет.
Местные обвиняют вахтовиков, вахтовики — местных.
Но факт остаётся фактом: времена легендарного шофёрского братства, кажется, канули в прошлое.
Нам показали остатки АТС-ки, которая везла продукты в отрезанные посёлки.
В реке Авам она провалилась, но проезжающие помогли вытащить — ещё живо братство дорог! Увы, завести не смогли. Оттащили на берег и забыли.
Музей под открытым небом
На Ванкорском зимнике перед нами открылось целое кладбище техники. Кажется, стоимости всего этого металлолома хватило бы, чтобы заасфальтировать всё Приморье.
Два новеньких "Урала" на Тазовском зимнике — хрестоматия современной северной этики. Весенние камикадзе прорывались с фактории за последними деньгами сезона. Двадцать километров проехали — и всё. К лету от машин остались только номера да рамы. Остальное растащили "добрые люди".
Природа здесь — главный художник и скульптор. Она медленно, но верно переваривает железо, превращая его в часть пейзажа.
— Неужели совесть не грызёт? — спросили мы у одного старого водителя. — Ведь можешь завтра сам в такой ситуации оказаться.
Он лишь пожал плечами:
— Сейчас всё по волчьим законам. Не важно, в Заполярье или на Чёрном море. Раньше машина неделю стояла нетронутой. Сейчас через два дня приедешь — колёса уже сняты.
Жадность, отчаяние и правда жизни
Север суров, но соблазн длинного рубля побеждает страх.
И каждую зиму бескрайняя тундра пополняется новыми железными памятниками человеческим амбициям.
И водители всё равно едут. Снова и снова. Ведь один успешный рейс — это закрытая ипотека, свадьба дочери, дорогая операция для матери.
Глядя на все это, я понял: Север не делает людей жестокими, он просто срывает с них маски, оставляя лишь голую суть. И законы здесь честнее, чем в любом мегаполисе.
Как думаете, это место ломает людей или, наоборот, закаляет тех, кто смог его пройти? Жду вашей точки зрения в комментариях.
И чтобы не пропустить наш следующий радиосигнал из тундры, прожмите кнопку ПОДПИСАТЬСЯ!