В этом тексте мы помедитируем над тем, как уживались в творчестве Дерена тенденция к раскрепощению цвета, то есть, в сущности, фовизм; уклон в надёжную фиксацию формы, то есть, по большому счёту, кубизм; и упрощение рисунка, то есть нео-примитивизм.
Париж узнал о нём сперва как о фовисте. По мнению ряда экспертов, лучшее в его творчестве относится именно к этому этапу. Впрочем, это не значит, что уклон Дерена в структуру и "сниженную" стилизацию - не интересен и не важен. Дерен, выступая в авангарде фовизма, не уступая Матиссу, но и не превосходя его, перешёл в другую весовую категорию (скорее, в буквальном, а не в символическом смысле) - то есть стал сезаннистом, как и многие деятели передового искусства тех лет - 10-х годов 20-го века. Достаточно назвать наших Машкова, Кончаловского и Фалька.
Что касается такого эффективного - и такого не безупречного - критерия успеха тех или иных его работ, как стоимость их продаж на международных аукционах, то здесь мы имеем следующую картину. Наибольшая сумма, уплаченная за Дерена - это $ 24 млн на торгах Сотбис в 2010 году - и это совершенно фовистские «Деревья в Коллиуре» (1905). Впрочем, «Пейзаж в Кассисе» (1907) лишь умеренно фовистичен, а большей степени он сезанничен, а значит - соответствует тенденции к кубичности. Он ушёл с молотка на Кристис в 2016 за $ 17, 4 млн.
Впрочем, не будем слишком прагматичны и меркантильны. Рассмотрим лучше, как Дерен в своём творчестве находит баланс между цветом как главным фактором и формовкой, сводящей элементы пейзажей к единому структурному ритму. Впрочем, если корелляция ритмов рисунка не в меньшей степени была присуща тому же Матиссу, то Дерен выстраивает кубатуру, аккуратно пакует деревья, дома, фрагменты грунта, отражения в воде в подобные друг другу прямоугольные блоки, а местами - в овальные снопы...
В этом отношении, Дерен гармонично продолжает тенденцию, возбуждённую Сезанном. Слишком медленно, тягуче и плавно он развивает живописный подход волшебника из Прованса. Слишком гармонично, избегая резкого скачка, в отличие от Пикассо, который, оттолкнувшись от Сезанна, сорвал с природы покровы реализма, пласты цветистой маскировки - и оставил голую, колкую, бешеную геометрию.
Дерен не таков - его тенденция к геометризму - достаточно уверенный, но слишком осторожный шаг в сторону кубизма. Возможно этой осторожностью объясняется его относительная "неизвестность" - в сравнении с Пабло уж точно.
Всё же, мне представляется, что в области геометризаций, на поле фиксированных структур, при живом и уже известном Пикассо, Дерену не удаётся быть в авангарде, он становится несколько ретрограден и вторичен. По отношению к тому же Сезанну. Стоит признать, что уход от чистого фовизма был обусловлен, вероятно, поисками собственной идентичности. В конечном, счёте Матисс нашёл себя в фовистическом неопримитивизме "Музыки", "Танца", "Гармонии в красном" и других шедевров. В попытках ответить на вопрос, какую именно нишу в искусстве занял Дерен, мы сталкиваемся с непростой задачей. Пришедший в зал Дерена обыватель, даже и ценитель французской живописи XX века, далеко не сразу понимает, что находится в зале, где представлены работы одного и того же художника. Дерен, безусловно оригинален, но всё же не так феерически уникален в отдельных своих работах, как Кандинский, Мондриан, Пикассо. Дерен уникален именно в своих самобытных метаниях.
По всему выходит, что в определённый момент Дерен перешёл от громкого, но наивного фовизма цветовых пятнышек, к более тихому, но ещё более свирепому и потенциально заряженному революцией в искусстве кубизму. Пытался их соединить и уравновесить!
Параллельно он играет в "детский стиль". Впрочем, его "примитивные работы" не так наивны, как живопись Таможенника Руссо или Нико Пиросмани, но и не так умышленно, претенциозно беззаботны, как многие работы Ларионова (его солдатская серия, а также серия Венер).
Многослойный, на грани с волюнтаризмом пирог неба. Трехслойное небесное тесто. Забавные зелёные комочки деревьёв на склоне скалы.
Итак, мы видим, что Дерен - мульти-инструменталист. А моно-инструменталисты всегда известнее - это факт культуры. Монолиты. Мегалиты. Леонардо как контр-пример здесь не работает: в рамках своей живописи он узнаваем и достаточно целен. Как цельна поэзия Гёте - при всех научных достижениях немецкого мамонта... Дерен - великий художник с размытой идентичностью. Как и, скажем, Луи Вальта, только более великий... Следующая "эрмитажная" работа Андре, которую мы посмотрим, это...
В этой вещи - ветер, гнущий стволы и вашу спину. Предвосхищение грозного выплеска атмосферы. Почва, ходящая ходуном. Свинец неба. Искривления пространства, пограничные состояния взгляда, на грани с психоделическим эффектом, на грани с порывистыми визуальными флуктуациями и утеканием сущего. Эстетика возвышенного, мрачная романтика эпохи модерна. Одинокий, ёжикоподобный куст на холмике переднего плана.
Подобные тенденции просматриваются и в следующей работе...
Мы видим фигурку женщины, испуганной вековыми исполинами и надвигающейся бурей. Когтистые лапы корней, сторожевыми львами бдящими дорогу. Обломанное ветвище как боевой шрам древесного стража. Театральные кулисы. На грани с мультипликацией. Дубы это или нет? Не знаю, но вот что точно - это колдуны. Сказка. Гензель и Гретель, Мальчик-с-Пальчик? Великаны и их утробные дуплища...
Этот натюрморт Дерена готичен. Всё в нём скульптурно мрачно - как в соборах Шартра, Страсбурга, Руана.. Шторы - колонны. Мраморная рыба. Бронзовое полотенце. Полотенце- колонна. Почему нет? Перед нами вовсе не натюрморт, а концептуальная, неоклассическая инсталляция.
Тема "человек наедине со вселенной" хорошо считывается на, казалось бы, простом портрете "девочки". На этикетке в Главном штабе написано именно девочка. Кажется, это не корректно. И вообще - простота этой картины грозит метафизическим откровением. Пристегните ремни, мы покидаем области, где действует сила притяжения. Вместе с девушкой, или даже женщиной, на её летающем стуле. Голубизна вокруг фигуры - не голубизна фона, а синева атмосферы, неба - океана, в головокружительном витании. Но суровая "девочка" делает вид, что всё в порядке, и что она не парит над облаками вместе со стулом и ковриком, на котором он стоит, а восседает в лаконичном интерьере.
Дихотомия "человек-мир", контраст бытия и личности, только в более конфликтномй модальности, присущ следующему дереновскому "портрету" в нашей подборке.
Ещё одна способная отпугнуть охотника за сложным и изысканным простота человека с газетой - тоже имеет потенцию развернуться веером символических ассоциаций. Африканская Маска (историки искусства говорят, что он первым обратил внимание на их эстетическую актуальность, даже раньше, чем сделавший на этом "хайп" Пабло Пикассо!).
Одна моя знакомая называла эту работу "Дурак с газетой". Пока не присмотрелась к музейной этикетке, и не узнала год написания работы. Перед нами не дурак, а "выпавший в осадок" от чтения СМИ в эпоху мирового геополитического взрыва. Год написания картины совпадает с годом начала Первой Мировой Войны, которую я бы назвал Первой Страшной Войной. Коллапс цивилизации и массовый разлёт, разбиение розовых очков. Из осколков которых конструировали свои шедевры Пикассо и Брак.
Аллюзия на сезанновский портрет отца? Ватные ноги. Искусство, передающее нерв эпохи. Маска замирания, ступора, экзистенциального шока. Ноги как у марионетки. Кракелюр кресла. Со слов прозревшей, наконец, знакомой - это картина-гроб. Гробовитость картины - шкалящая. Дальше будет радостней, ведь Дерен - многолик.
Эскизоподобная, освобождённая от уз сделанности вещь. Сделанности свойственна парадигма мастерства и ремесла. Здесь же - плато раскованного разброса линий и красок. Цвет - и его отсутствие в непрокрашенных зонах - решают задачу явленности света. Речь идёт не о передаче натуральных световых эффектов в духе реализма и его сравнительно недавних изводов вроде импрессионизма. То есть не о попытке копирования реальных впечатлений художника. Дерен, как и Матисс с Ван Донгеном в те же годы, идёт "окружным" путём. Посмотрите на эти дивные ветви Ван Донгена, которым художник позволяет дышать, оставляя непрокрашенными берега этих рек, этих чернильных вен... Как он снижает линию горизонта, лишь бы рассмотрели миндаль в цвету, и, может быть, чуть не спутали цветы - с облаками....
Дерен изобретает свет. Фовисты - демиурги света. Цвет - их оружие, отравленный кинжал на пути достижения света. Прежде всего - света как такового. Но свет - это не вещь в себе! Он очерчивает грани, скосы, а значит - служит обещанием объёма и перспективы (при их очевидном сниженном присутствии в данном направлении искусства).
Живопись фовистов - явно не тот случай, когда стоит спешить верить своим глазам. Мы уже мельком касались этой темы в нашем "эзотерическом эссе" о живописи Матисса. Здесь мы дополняем его упоминанием прагматической ориентации: цвет ради света. Цвет вместо света. Тотальный Цвет как свет. Ковровая заливка как рождение освещенной поверхности, а не как её учтивая репрезентация. Кроме того: цвет как граница, калибратор освещенностей соседствующих зон живописного пространства.
Взгляните на клуазонизм (перегородчатость) этой работы Дерена. Лоскута, крупные шматы сплошного цвета ничего не передают, и с другой стороны, никого не провоцируют (такую задачу искусство будет ставить чуть позже), а вспышками лепят перед нашим воочием мерное пластование освещённостей жарких топосов.
Как мы имели возможность убедиться, Дерен ходил - конём кубизма, пешкой примитивизма, рассекающим доску слоном фовизма - в разных направлениях, никогда не заходя слишком далеко. Не ставя мат эпохе. Не сжигая мосты ни с цветописью, ни с предметностью. Ни с психологизмом. Оригинальный художник, шедший в ногу с Матиссом, но сменив подход, не угнавшийся за Пикассо. Как и двое упомянутых мэтров, он очень импонировал Сергею Щукину: талантливый коллекционер приобрел несколько десятков его работ. Более увлечённо он собирал только двух художников - тех же Пикассо и Матисса. Признанный гений, как будто не ставший достаточно великим, и достаточно раскрученным. У него ещё всё впереди?
Вы наверняка обратили внимание, что при анализе творчества Дерена мы, используя столь разные по стилю работы, возвращались к "ранее пройденному". Это было необходимо, чтобы понять Дерена. Он был художником метаний, которого не смущало идти в противоток трендам, если такой путь откликался в его творческой интуиции. Он начинал как революционер, а продолжал как умеренный консерватор, либеральный прагматик, не ретроград, а осторожный новатор, не рвущий уровень, и в достаточно малой степени идущий на конфликт с общественным вкусом. Дерен останется в искусстве как один из самых спокойных по своим творческому темпераменту художников. Увлечённый трендами, остроумный, но парадоксальным образом никуда не спешащий мастер. Гений, не успевший, а может и не хотевший стать звездой, но определённо ставший Легендой... Он не заблудился, но он блуждал. Гениальные метания странника в хаосе, гаме (с одним или двумя м -неважно) - и шуме радикальных стилей.
И всё-таки, существует ли хоть что-то общее, если не для всех, то по крайней мере для большинства его работ? Хотя бы на основе нашей подборки? То, что можно без затруднений и рефлексий воспринять визуально. Обратите внимание, что большинству из представленных работ свойствен маньеристичные деформации, вытянутость фигур... Да, этого у него не отнять, хотя и сложно позиционировать это как типично дереновскую, как ключевую для него особенность. И конечно, постоянный поиск почвы компромисса между фовизмом и кубизмом. Некая сухость настроения, не достигающая мрачности, и зависающая в раздумьях.
Надеюсь, что мои размышления, изложенные в данном эссе, смогут мотивировать вас задержаться в его залах при последующих посещениях Эрмитажа, или Пушкинского.
-------------
P.S. Если вам было интересно читать этот текст, подписывайтесь на канал, будут и новые!
При желании - заходите и на мой телеграм-канал.
Также жду вас в Петербурге на прогулках по Эрмитажу и не только. До новых встреч!