Данечка сидит на крыльце подъезда и играет красной пожарной машинкой. Машинка грязная, замызганная, с большой трещиной на кабине. Одно из колёс машинки лежит возле ступенек. Оно то и дело отваливалось, и мальчик перестал его поправлять. Возможно, он приклеит его пластилином, когда вернётся домой. Может через час, а может через три. Он пока ещё не знает.
Периодически он прекращает играть, и тяжело вздыхая смотрит в подъезд. Его лицо усталое и слишком серьезное для пятилетнего ребёнка. Когда-то синяя футболка с улыбающимся паровозиком выцвела и приобрела непонятный, линялый оттенок. Трикотажные шортики с динозаврами едва прикрывали худые и грязные коленки. На левой красуется ссадина, обильно смазанная зелёнкой. Вчера мальчишка из соседнего двора толкнул его, и он упал прямо на асфальт.
Мама залила ранку зелёнкой и снова отправила его на улицу.
Дети всегда расшибают себе коленки, на то оно и детство. А жизнь такая штука, что и не так побьёт в своё время. Так что иди побегай, пока есть возможность, — говорила она, сидя за столом в маленькой кухоньке. Длинные волосы, небрежно собранные в низкий хвост, старый халат, не то с цветами, не то с замысловатым орнаментом, уже не разберёшь. И запах перегара.
Он так хотел, чтобы его мама вкусно пахла духами, носила красивые платья и каблуки, как это делают другие мамы. Но это другие мамы...
Стол, как правило, был пуст, как и холодильник. Одна банка солёных огурцов, да покрывшийся плесенью кусок батона.
Большую часть времени Данечка проводит на улице, хотя и рад был бы оставаться дома, но когда мама получает социальные выплаты и зовёт "друзей", это становится невозможным. Застолья, как правило, заканчиваются скандалами. Полиция спрашивала у Данечки, хочет ли он жить в другом месте, на что он отвечал, что нет.
Мамочка, не пей больше, ну пожалуйста, — просит он её жалобным голоском и гладит по засаленным волосам. — А-то меня у тебя заберут.
Не буду, сынок, клянусь, это последний раз, — обещает она. — Ради тебя не буду!
И сдерживает обещание... До следующей выплаты. Соседи всё знают, да вот что тут можно сделать?
Проходит час, а Даня всё сидит у подъезда и возит взад-вперед свою красную пожарную машинку.
— Данечка, а чего это ты тут сидишь? — спрашивает его Вера Ивановна, соседка с нижнего этажа. Он напоминает ей птенчика, который вывалился из гнезда и теперь обречён на неминуемую гибель от лап дворовой кошки.
— Играю, — отвечает он.
— А где мама?
— Мама спит, а я не хочу ей мешать — мальчик, вытирает сопливый нос и отводит взгляд в сторону.
— Ага, понятно, ну спит, так спит, — говорит она, будто верит мальчику. — Ты сегодня что-то кушал?
— Нет, — коротко отвечает Даня.
Вера Ивановна вздыхает.
— Ну что, пошли, покормлю тебя, — она протягивает ему руку. — У меня дома борщ и пирожки. И нечего тут на пороге сидеть.
Даня прижимает машинку к себе и весь съёживается, и Вере Ивановне кажется, что он стал ещё меньше.
— Пошли, пошли, — настаивает она, — потом пойдешь домой, когда мама проснётся.
Данечка встаёт, тяжело, как-то по-стариковски, и начинает подниматься по лестнице к квартире Вере Ивановны. Её квартира, точно такая же, как у них с мамой, но в то же время совсем другая. В ней уютно и пахнет едой. На стенах обои и висят картины. На полу ковёр. А в конце коридора аквариум с рыбками.
— Пойдём, умоемся и будем кушать, — Вера Ивановна подталкивает его к ванной. — Потом всё посмотришь.
Через десять минут он уже сидит на стуле перед тарелкой борща и болтает ножками. Большой чёрный кот по кличке Буцефал подходит и трётся своим пушистым боком. Даня отвлекается от еды и гладит кота по голове. Кот в ответ громко мурлычет. Даня просил у мамы котёнка, но она сказала, что денег нет, а котёнка нужно кормить. У них ни на что не было денег. Так говорила мама.
Вечереет. Данечка с волнением поглядывает на дверь.
— Я к маме пойду, — смущённо говорит он Вере Ивановне, и начинает сползать со стула, держа в ручках пирожок. Он соврал, что взял его для себя.
Вера Ивановна неохотно провожает его взглядом. Он поднимается по лестнице так тяжело и устало, что ей становится невыносимо жаль мальчика. Она продолжает стоять, пока не слышит, как наверху тихо щёлкает замок.
В коридоре полумрак, Даня тихо снимает ботиночки и на цыпочках идёт сперва на кухню и подходит к столу, на котором в хаотичном порядке стоят грязные тарелки, стаканы, кружки. Отодвигает их в сторону и кладёт пирожок на освободившееся место. Затем выливает остатки водки из бутылки, стоящей на полу. Он знает, что за это ему влетит, но как иначе он поможет маме бросить пить? Затем подходит к крану и наливает стакан воды и несёт его в спальню.
Путь его лежит через тёмный узкий коридор, на стенах которого нет ни светлых обоев, ни красивых картин. Ноги ступают не по мягкому ковру, а по линолеуму, с которого на его маленькие ступни налипают какие-то крошки.
Заходит в спальню. Тихонько подходит к кровати и присаживается на краешек. Стакан с водой ставит на прикроватную тумбочку. Маленькой худенькой ручкой убирает со лба спящей женщины волосы. Он смотрит на неё долго-долго, пока на улице не становится совсем темно.
Дома тихо, только где-то на кухне тикают часы.